Введение
Конструкт невоплощенности пришел в психологический тезаурус из психиатрии – с точки зрения шотландского психиатра Р.Д. Лейнга, чтобы избежать субъективно угрожающих условий окружающего мира, человек с шизоидным расстройством личности развоплощает собственное тело, то есть «делит» Я на «внутреннее», которое отделено от деятельности, и на Я физическое, отвечающее за отыгрывание социальных ролей [Лэйнг, 2021].
Механизм невоплощенности можно найти в концепции отчуждения, разработанной К. Марксом, – в капиталистической формации труд принадлежит не самому человеку, а тому, на кого он работает, соответственно, человек будет отчуждаться от продуктов своего труда и, как следствие, сам от себя, что и приводит в итоге к развоплощению.
Еще одним механизмом может являться социальный эскапизм, который во фрейдизме рассматривается как имманентное свойство всех людей – невыносимость бытия, в котором много проблем, приводит к бегству от него, что проявляется в фантазиях или же любых других видах, в том числе и продуктивной деятельности.
Эти идеи получили свое продолжение в русле фрейдомарксизма – человек, проявляя конформизм, отказывается от своего Я, становясь членом какой-то группы [Фромм, 2023].
Красивой метафорой механизма невоплощенности является автотомия – отбрасывание частей собственного тела в случае опасности у животных [Коптева, 2016]. Однако развоплощение может происходить не только в случае опасности, а в случае деятельности, объект которой находится за пределами тела человека.
Так, например, если производить манипуляцию с предметом с помощью зонда, то ощущения будут сосредоточены не в области руки, а в области самого зонда [Леонтьев, 2020]. То же самое можно наблюдать в том случае, если деятельность производится в пространстве Глобальной Сети.
Проблематику невоплощенности в интернете разрабатывает отечественный психолог Н.В. Коптева – согласно ее работам совместно с коллегами, невоплощенность в интернете как операционализированный конструкт состоит из
- предпочтения технологического развоплощения;
- невоплощенности как виртуализации;
- воплощенного, целостного Я и витальности воплощенного Я [Коптева, 2023].
Таким образом, невоплощенность в интернете – это отсутствие единства Я и собственного тела вследствие предпочтения виртуального мира, связанное с негативными переживаниями.
Противоположным по значению будет являться онтологическая уверенность – экзистенциально-психологический феномен, который проявляется в свободе от сомнений в том, что ты существуешь в реальном мире.
Кибераддикции при этом можно рассматривать как способ развоплощенного бытия [Коптева, 2022], которое в конечном итоге приводит человека к потере смысла жизни [Коптева, 2020], к снижению социализированности.
Однако интернет – это еще и пространство, в котором может проходить «альтернативная» социализация, более того, расщепленное внетелесное Я в этом случае может не отстраняться от деятельности, а, наоборот, участвовать в ней и быть «суперменом» [Коптева, 2020].
Кроме этого, следует отметить следующий нюанс – современное развитие технологий позволяет не поляризировать дихотомию реального и виртуального мира. Их альтернативность сменилась дополненностью, что уже имеет под собой эмпирические доказательства [Белинская, 2018; Besmer, 2015; Buongiorno, 2019].
При этом ошибкой, на наш взгляд, является рассмотрение виртуальной реальности как однородного феномена – с ее помощью может удовлетворяться широкий круг потребностей [Собкин, 2019], а ее влияние можно назвать огромным – так, например, было показано, что обыденные домашние интернет-технологии на сегодняшний день влияют на когнитивное развитие детей больше, чем фактор социально-экономического статуса семьи [Johnson, 2010].
Отдельно можно отметить проблему, связанную с тезаурусом. В научном поле можно встретить понятия «киберсоциализация», «виртуальная социализация», «интернет-социализация», «цифровая социализация», «информационная социализация», «онлайн-социализация». В настоящей работе мы не будем анализировать различия между ними, используя данные конструкты как тождественные.
В настоящий момент можно говорить о том, что цифровизация приводит к различным типам изменений: формированию кибераддикций, изменению психологических границ и изменению структуры потребностей и деятельностей [Емелин, 2012]. Очевидно, что эти изменения затрагивают и социализацию личности.
Учитывая наличие в современном мире двух реальностей – офлайн и онлайн, следует говорить о том, что социализация идет и там, и там. Некоторые исследователи противопоставляют их [Полюшкевич, 2020], некоторые – говорят о дополнении или даже замещении. Происходят они вследствие «трансреальностных переходов», которые могут привести или к сосуществованию человека одновременно в двух мирах, или же к «переходу» в виртуальную реальность [Субботский, 2007].
При этом успешная социализация в цифровом мире не дает возможности успешной социализации в реальном мире [Айсина, 2019], однако без успешной киберсоциализации процесс развития личности будет затруднен [Солдатова, 2021].
Надо заметить, что работы по цифровой социализации носят в основном теоретический характер из-за широты самого понятия и сложности его операционализации. Большая часть ученых подходят к изучению социализации со стороны общения.
По существовавшему продолжительное время тренду влияние цифровизации на область реальной коммуникации оценивалось негативно, в некоторых случаях отмечалось, что вред приносит только «неправильное» использование интернета [Internet and Socialization]. В последние годы эта тенденция меняется – появляется все больше и больше исследований, говорящих о том, что цифровая революция не приведет к катастрофе.
Так, ряд исследователей утверждают, что для современной молодежи сохраняется ценность «живого» общения, несмотря на активное использование интернет-средств коммуникации [Поскакалова, 2022], психологическое благополучие не зависит от специфики коммуникации в соцсетях [Белинская, 2013], которые просто служат средством взаимодействия со знакомыми людьми [Собкин, 2019]. Под сомнение ставится даже ставший уже стереотипным факт того, что предпочтение виртуального мира является следствием социального эскапизма [Коптева, 2018].
Но, безусловно, говоря о социализации, невозможно игнорировать фактор возраста. Очевидно, что для детей-дошкольников влияние цифровизации будет несравнимо больше за счет динамичности развития психики на этом этапе онтогенеза. И если раньше взрослые были «проводниками» детей в мир реальности, то сейчас ситуация меняется – дети становятся «проводниками» взрослых в мир новой реальности – реальности виртуальной, которая формирует когнитивную сферу уже без помощи взрослого, а благодаря цифровым технологиям [Falikman, 2021]. При этом вычленить и оценить все изменения, происходящие у развивающейся личности под их влиянием, крайне сложно.
Есть предположения, что они затрагивают процессы восприятия и категоризации социальной информации; меняют коммуникативный опыт и динамику сферы самосознания [Белинская, 2013].
Ресурсным кажется подход, который делит киберсоциализацию на позитивную и негативную. Позитивная предполагает использование всего многообразия опыта из интернет-среды, способствующего социализации в реальной жизни, тогда как негативная характеризуется неизбирательным потреблением цифровых ресурсов, «высокой уязвимостью по отношению к агрессивным сетевым интервенциям» [Айсина, 2019, с. 49].
Вопрос о том, какие теоретически выделяемые составляющие киберсоциализации являются предикторами невоплощенности в Глобальной Сети, и стал исследовательской проблемой, решаемой в настоящей работе.
Учитывая то, что влияние интернет-среды на пользователя будет различно в зависимости от целого ряда факторов – индивидуально-психологических, социально-психологических, биологических, полные, надежные, достоверные результаты исследования невозможны без их контроля.
В исследованиях показывается большая роль социально-демографической группы переменных, среди которых чаще всего выделяют семейное положение [Кочетков, 2020] и статус трудовой занятости [Варламова, 2015], что связывают с наличием свободного времени и наличием «значимых других» в ближайшем окружении человека – тем, что влияет на форму проведения досуга.
Кроме этого, отмечаются факторы пола и уровня образования [Варламова, 2015], которые влияют на специфику использования интернет-пространства.
Изучая невоплощенность в интернете, мы взяли в качестве предикторов составляющие вовлеченности в киберсоциализацию, а также перечисленные выше социально-демографические показатели: пол, образование, статус трудовой занятости, семейное положение.
Метод
Описание процедуры исследования. Обзор отечественной и зарубежной литературы позволил дать определение невоплощенности в интернете и обозначить круг ее предикторов. Респонденты для эмпирического этапа набирались через интернет, использовался метод «снежного кома».
Испытуемым предлагалось заполнить опросные психодиагностические методики в Google Forms. Опрос проходил на добровольной основе, анонимно. Затем полученные данные были подвергнуты статистическому анализу.
Выборку исследования составили 106 респондентов (26,4% мужчин, 73,6% женщин) в возрасте от 18 до 25 лет (M = 22,14; SD = 1,6).
Методики исследования. У респондентов собирались данные по их полу, возрасту, уровню образования, трудовому и семейному статусу. Использовались опросник вовлеченности в киберсоциализацию [Леньков, 2019] и методика «Невоплощенность в интернете» [Коптева, 2021].
Для определения предикторов использован множественный регрессионный анализ, для проверки достоверности различий – t-критерий Стьюдента и однофакторный дисперсионный анализ, для оценки силы эффекта – d Коэна и Эта-квадрат.
Статистические расчеты выполнены с помощью пакета Jamovi 2.3.28.
Результаты
Результаты эмпирического исследования показали, что большая часть выборки имеет средние уровни невоплощенности в интернете, а также конструктивной и деструктивной вовлеченности в киберсоциализацию.
Низкий уровень невоплощенности в интернете и конструктивной вовлеченности имеют 15,1% и 17,0% респондентов соответственно, тогда как деструктивная вовлеченность характерна для 36,8% людей.
При этом высокие уровни невоплощенности имеют 31,1% человек, принявших участие в опросе, конструктивной вовлеченности – 37,7%, деструктивной – 18,9% респондентов (табл. 1).
Таблица 1. Распределение респондентов по уровням невоплощенности в интернете и вовлеченности в киберсоциализацию (в %)
Уровни | Невоплощенность в интернете | Вовлеченность в киберсоциализацию | |
Конструктивная вовлеченность | Деструктивная вовлеченность | ||
Низкий | 15,1 | 17,0 | 36,8 |
Средний | 53,8 | 45,3 | 44,3 |
Высокий | 31,1 | 37,7 | 18,9 |
Значения асимметрии и эксцесса распределений всех переменных (в пределах от –2 до +2) позволяют нам использовать параметрические статистические методы обработки данных.
Проверяя различия составляющих невоплощенности и вовлеченности в киберсоциализацию по контролируемым нам параметрам – пол, образование (среднее неполное, среднее общее образование, среднее специальное, неоконченное высшее, высшее), статус трудовой занятости (трудоустроенный(ая), безработный(ая)), семейное положение (женат/замужем – холост/не замужем), можно увидеть следующие закономерности (для проверки достоверности различий использовались t-критерий Стьюдента и однофакторный дисперсионный анализ, для оценки силы эффекта – d Коэна и Эта-квадрат) (см. табл. 2-5).
Таблица 2. Сравнения средних значений составляющих невоплощенности в интернете и вовлеченности в киберсоциализацию представителей мужского и женского пола
Шкалы | Пол | Среднее значение | t-критерий | p | d Коэна |
Виртуализация | Мужской | 13,46 | 4,46 | < 0,001 | 0,10 |
Женский | 9,22 | ||||
Предпочтение интернета | Мужской | 15,86 | 4,52 | < 0,001 | 0,10 |
Женский | 13,04 | ||||
Витальность | Мужской | 20,54 | –3,17 | 0,002 | 0,08 |
Женский | 22,85 | ||||
Невоплощенность | Мужской | 27,29 | 4,96 | < 0,001 | 0,11 |
Женский | 15,16 | ||||
Мотивация и опыт | Мужской | 16,89 | 2,35 | 0,021 | 0,05 |
Женский | 14,97 | ||||
Личностная позиция | Мужской | 20,68 | –4,10 | < 0,001 | 0,08 |
Женский | 23,94 | ||||
Компетентность | Мужской | 26,71 | 4,26 | < 0,001 | 0,10 |
Женский | 21,78 | ||||
Конструктивная вовлеченность | Мужской | 64,29 | 1,81 | 0,074 | 0,04 |
Женский | 60,69 | ||||
Деструктивная вовлеченность | Мужской | 11,64 | 7,66 | < 0,001 | 0,15 |
Женский | 4,44 |
Таблица 3. Сравнения средних значений составляющих невоплощенности в интернете и вовлеченности в киберсоциализацию представителей различной трудовой занятости
Шкалы | Трудовая занятость | Среднее значение | t-критерий | p | d Коэна |
Виртуализация | Безработный(ая) | 13,38 | 9,36 | < 0,001 | 0,18 |
Трудоустроенный(ая) | 7,06 | ||||
Предпочтение интернета | Безработный(ая) | 15,24 | 5,76 | < 0,001 | 0,11 |
Трудоустроенный(ая) | 12,22 | ||||
Витальность | Безработный(ая) | 20,40 | –6,81 | < 0,001 | 0,13 |
Трудоустроенный(ая) | 24,22 | ||||
Невоплощенность | Безработный(ая) | 26,71 | 10,24 | < 0,001 | 0,20 |
Трудоустроенный(ая) | 9,36 | ||||
Мотивация и опыт | Безработный(ая) | 16,07 | 1,68 | 0,095 | 0,03 |
Трудоустроенный(ая) | 14,84 | ||||
Личностная позиция | Безработный(ая) | 21,89 | –3,44 | < 0,001 | 0,07 |
Трудоустроенный(ая) | 24,35 | ||||
Компетентность | Безработный(ая) | 24,76 | 3,32 | < 0,001 | 0,06 |
Трудоустроенный(ая) | 21,27 | ||||
Конструктивная вовлеченность | Безработный(ая) | 62,73 | 1,28 | 0,205 | 0,03 |
Трудоустроенный(ая) | 60,47 | ||||
Деструктивная вовлеченность | Безработный(ая) | 9,04 | 6,36 | < 0,001 | 0,13 |
Трудоустроенный(ая) | 3,43 |
Таблица 4. Сравнения средних значений составляющих невоплощенности в интернете и вовлеченности в киберсоциализацию респондентов с различным семейным статусом
Шкалы | Семейный статус | Среднее значение | t-критерий | p | d Коэна |
Виртуализация | Холост/Не замужем | 11,61 | 3,784 | < 0,001 | 0,07 |
Женат/Замужем | 8,55 | ||||
Предпочтение интернета | Холост/Не замужем | 14,50 | 3,145 | 0,002 | 0,06 |
Женат/Замужем | 12,77 | ||||
Витальность | Холост/Не замужем | 21,42 | –3,056 | 0,003 | 0,06 |
Женат/Замужем | 23,39 | ||||
Невоплощенность | Холост/Не замужем | 21,97 | 4,102 | < 0,001 | 0,07 |
Женат/Замужем | 13,28 | ||||
Мотивация и опыт | Холост/Не замужем | 15,16 | –0,407 | 0,685 | 0,02 |
Женат/Замужем | 15,93 | ||||
Личностная позиция | Холост/Не замужем | 21,92 | –3,873 | < 0,001 | 0,08 |
Женат/Замужем | 24,70 | ||||
Компетентность | Холост/Не замужем | 23,73 | 1,718 | 0,089 | 0,03 |
Женат/Замужем | 22,18 | ||||
Конструктивная вовлеченность | Холост/Не замужем | 60,81 | –0,652 | 0,516 | 0,02 |
Женат/Замужем | 62,82 | ||||
Деструктивная вовлеченность | Холост/Не замужем | 7,40 | 3,037 | 0,003 | 0,05 |
Женат/Замужем | 4,84 |
Таблица 5. Сравнения средних значений составляющих невоплощенности в интернете и вовлеченности в киберсоциализацию респондентов с различным образованием
Шкалы | Образование | Среднее значение | F | p | Эта-квадрат |
Виртуализация | Среднее общее | 13,12 | 16,76 | < 0,001 | 0,33 |
Среднее специальное | 7,50 | ||||
Неоконченное высшее | 14,06 | ||||
Высшее | 8,19 | ||||
Предпочтение интернета | Среднее общее | 14,65 | 7,71 | < 0,001 | 0,18 |
Среднее специальное | 12,75 | ||||
Неоконченное высшее | 16,11 | ||||
Высшее | 12,74 | ||||
Витальность | Среднее общее | 20,69 | 11,80 | < 0,001 | 0,26 |
Среднее специальное | 25,38 | ||||
Неоконченное высшее | 19,72 | ||||
Высшее | 23,35 | ||||
Невоплощенность | Среднее общее | 25,54 | 19,73 | < 0,001 | 0,38 |
Среднее специальное | 9,98 | ||||
Неоконченное высшее | 29,17 | ||||
Высшее | 12,55 | ||||
Мотивация и опыт | Среднее общее | 15,23 | 2,14 | 0,10 | 0,06 |
Среднее специальное | 13,00 | ||||
Неоконченное высшее | 16,94 | ||||
Высшее | 15,48 | ||||
Личностная позиция | Среднее общее | 22,73 | 5,55 | < 0,001 | 0,14 |
Среднее специальное | 24,75 | ||||
Неоконченное высшее | 20,17 | ||||
Высшее | 23,96 | ||||
Компетентность | Среднее общее | 23,85 | 8,90 | < 0,001 | 0,21 |
Среднее специальное | 17,00 | ||||
Неоконченное высшее | 27,44 | ||||
Высшее | 22,17 | ||||
Конструктивная вовлеченность | Среднее общее | 61,81 | 2,21 | 0,09 | 0,06 |
Среднее специальное | 54,75 | ||||
Неоконченное высшее | 64,56 | ||||
Высшее | 61,61 | ||||
Деструктивная вовлеченность | Среднее общее | 7,31 | 12,26 | < 0,001 | 0,27 |
Среднее специальное | 2,63 | ||||
Неоконченное высшее | 11,61 | ||||
Высшее | 4,67 |
Можно увидеть, что несмотря на статистические значимые различия, размер эффекта крайне низкий, за исключением фактора «образование».
Для углубления представления о факторах невоплощенности в интернете и ее составляющих мы использовали прямой пошаговый регрессионный анализ (табл. 6-9), в котором в качестве предикторов выступали составляющие вовлеченности в киберсоциализацию и социально-демографические характеристики (пол, образование, статус трудовой занятости, семейное положение).
Таблица 6. Линейная регрессионная модель невоплощенности в интернете
Независимые переменные | VIF | В | β | SE | р |
Константа | 13,90 | 1,38 | ˂ 0,001 | ||
Пол: Мужской-Женский | 1,59 | –3,93 | –0,32 | 1,59 | 0,015 |
Занятость: Трудоустроенный(ая)-Безработный(ая) | 1,41 | –9,75 | –0,79 | 1,32 | ˂ 0,001 |
Деструктивная вовлеченность | 1,85 | 1,61 | 0,70 | 0,14 | ˂ 0,001 |
Общие показатели регрессии: R2 = 0,790; p ˂ 0,001 |
Невоплощенность в интернете оказалась связана с половой принадлежностью респондентов, их трудовым статусом и деструктивной вовлеченностью (см. табл. 6).
Если рассматривать составляющие невоплощенности – виртуализацию, предпочтение интернета и витальность, то можно увидеть, что модель виртуализации повторяет модель невоплощенности в интернете (см. табл. 7).
Таблица 7. Линейная регрессионная модель виртуализации
Независимые переменные | VIF | В | β | SE | р |
Константа | 8,59 | 1,38 | ˂ 0,001 | ||
Пол: Мужской-Женский | 1,59 | –1,82 | -0,39 | 0,67 | ˂ 0,001 |
Занятость: Трудоустроенный(ая)-Безработный(ая) | 1,41 | –3,51 | –0,75 | 0,56 | ˂ 0,001 |
Деструктивная вовлеченность | 1,85 | 0,62 | 0,06 | 0,14 | ˂ 0,001 |
Общие показатели регрессии: R2 = 0,742; p ˂ 0,001 |
Предпочтение интернета не связано с полом, но при этом отличается от предыдущих моделей наличием еще одного предиктора – конструктивной вовлеченности (см. табл. 8).
Таблица 8. Линейная регрессионная модель предпочтения интернета
Независимые переменные | VIF | В | β | SE | р |
Константа | 8,70 | 1,67 | ˂ 0,001 | ||
Занятость: Трудоустроенный(ая)-Безработный(ая) | 1,39 | –1,77 | –0,57 | 0,55 | ˂ 0,001 |
Конструктивная вовлеченность | 1,07 | 0,08 | 0,23 | 0,02 | ˂ 0,001 |
Деструктивная вовлеченность | 1,47 | 0,19 | 0,33 | 0,08 | ˂ 0,001 |
Общие показатели регрессии: R2 = 0,401; p ˂ 0,001 |
Модель витальности оказывается наиболее простой – в нее входят такие независимые переменные, как трудовой статус и деструктивная вовлеченность (см. табл. 9).
Таблица 9. Линейная регрессионная модель витальности
Независимые переменные | VIF | В | β | SE | р |
Константа | 23,04 | 0,61 | ˂ 0,001 | ||
Занятость: Трудоустроенный(ая)-Безработный(ая) | 1,39 | 2,18 | 0,63 | 0,59 | ˂ 0,001 |
Деструктивная вовлеченность | 1,39 | –0,29 | –0,45 | 0,06 | ˂ 0,001 |
Общие показатели регрессии: R2 = 0,450; p ˂ 0,001 |
Из представленных результатов видно, что наиболее часто предикторами невоплощенности в интернете и ее составляющих выступают пол, наличие трудовой занятости и деструктивная вовлеченность.
Обсуждение результатов
Невоплощенность в интернете – новый для отечественного психологического поля конструкт, изучение которого играет свою роль в психологической теории и практике.
В теоретическом плане это дает возможность сведения методологии философского, психологического и социологического знаний, что открывает широкие горизонты новых исследований.
В практическом – дает необходимую базу для консультирования людей с проблемным использованием интернета, которое может иметь своим следствием развоплощение, что, в свою очередь, негативно скажется на онтологической уверенности.
Результатом развоплощения являются потеря смысла жизни, деперсонализация, ухудшение психического и физического здоровья.
Полученные результаты эмпирического исследования свидетельствуют о том, что почти половина респондентов имеет средние уровни невоплощенности, а также вовлеченности в киберсоциализацию.
Высокий уровень деструктивной вовлеченности имеют 18,9% опрошенных, низкий уровень конструктивной вовлеченности – 17,0%, что говорит о том, что большинство респондентов находятся на пути нормативного личностного развития в Сети.
Вполне возможно, что это объясняется характеристикой выборки, средний возраст респондентов в которой – 22 года (Mо = 23), то есть это люди со сформированным самосознанием, мировоззрением, чувством взрослости. Можно предположить, что в группе детей подросткового возраста результат мог бы быть другим.
Также можно заметить, что невоплощенность в интернете и вовлеченность в деструктивную киберсоциализацию выше у представителей мужского пола, у респондентов, не состоящих в браке, у нетрудоустроенных, а также у респондентов с незаконченным высшим образованием.
Конструктивная вовлеченность в киберсоциализацию одинаково характерна для респондентов всех уровней образования, что говорит о том, что в настоящее время люди проводят много времени в интернет-пространстве, используя его для успешной социализации в реальной жизни.
Можно было бы предположить, что деструктивная вовлеченность в киберсоциализацию больше будет выражена у школьников – как у людей, активно познающих окружающий социальный мир, экспериментирующих с ним, в том числе и в негативном ключе.
К тому же подобного рода эксперименты разворачиваются на фоне того, что уровень знаний о законах интернет-пространства, способность к самостоятельному анализу информации, к критическому мышлению у этих респондентов ниже, чем у людей с более высоким социальным возрастом. Однако можно видеть, что больше всего этот тип вовлеченности выражен у людей с неоконченным высшим образованием, т.е. у студентов.
С нашей точки зрения, деструктивная киберсоциализация выше у студентов, чем у школьников, потому, что наши респонденты школьного возраста – это учащиеся выпускных классов, у которых интернет-активность направлена на успешную сдачу итоговых экзаменов, тогда как у студентов появляется ресурс для использования ее в непродуктивном русле.
При этом в современном обществе можно говорить о том, что именно такая форма социализации с присущими для нее состояниями риска является важным фактором формирования социальной идентичности молодежи [Иванов, 2012].
Самый низкий уровень деструктивной вовлеченности имеют люди, социализация которых происходит внутри реально существующих рабочих коллективов – это люди с законченным высшим и средним специальным образованием.
В построенных нами регрессионных моделях виртуализации и общей невоплощенности в интернете положительный вклад принадлежит женскому полу, отсутствию работы и деструктивной вовлеченности.
Можно предположить, что интернет-активность может выступать в роли квазидеятельности в отсутствие деятельности, значимой для человека. Причем если такая активность направлена на личностное развитие, то развоплощенность и, соответственно, виртуализация наблюдаться не будут.
Предпочтение интернета и витальность не зависят от пола, что говорит о том, что тенденция увеличения представленности женщин в социальных сетях [Белинская, 2013] выровняла в них пропорцию полов, и о том, что более важными предикторами рассматриваемых феноменов становятся трудовая занятость и вовлеченность в киберсоциализацию.
С предпочтением интернета отрицательно связано наличие работы и положительно – конструктивная и деструктивная вовлеченности, причем последняя является на порядок более сильным фактором. Это хорошо согласуется с теорией Р.Д. Лейнга – деструктивная вовлеченность предполагает наличие опасного мира, которое и приводит к «расколу» Я.
Витальность обратно связана с деструктивной вовлеченностью и больше выражена у трудоустроенных респондентов. Мы предполагаем, что эта составляющая невоплощенности также должна иметь предиктором пол – показано, что погружение представителей мужского пола в пространство интернета более глубокое, что вызывает как социальные проблемы, так и нарушение витальных функций [Шайдукова, 2020].
Это погружение может быть, в свою очередь, объяснено тем, что мужчины больше используют интернет для досуга и развлечений [Barber, 2013], например, для видеоигр, которые обладают высокой аддиктогенностью.
Отсутствие фактора пола в регрессионной модели, возможно, связано с небольшим количеством респондентов мужского пола или особенностями выборки.
Заключение
Большинство молодежи, принимавшей участие в исследовании, имеет средние уровни невоплощенности в интернете, а также конструктивной и деструктивной вовлеченности, что, видимо, можно считать нормативными показателями.
На сегодняшний день невоплощенность происходит в результате не всех видов интернет-активности, а в основном при девиантном поведении в Глобальной Сети, то есть при таком, которое не приводит к просоциальному развитию личности.
Во всех других случаях интернет не представляется людям опасной средой, следовательно, не нуждается в защитных механизмах в виде «раскола» Я и выступает в качестве ресурса, который позволяет сосуществовать в картине мира человека двум реальностям – офлайн и онлайн, причем такое сосуществование может приводить к успешной социализации в обеих.
Витальность воплощенного Я, конструктивная личностная позиция по отношению к процессам киберсоциализации и конструктивная вовлеченность в киберсоциализацию наблюдаются у респондентов, которых можно назвать социализированными в реальной жизни – тех, кто имеет работу и семью.
Можно предположить, что взрослый человек со сложившейся картиной мира, Я-концепцией, обладающий способностью к самостоятельному критическому анализу информации и ее систематизации, будет более склонен к использованию интернета в продуктивном русле, тогда как развивающаяся личность в условиях отсутствия дефицита времени и других ресурсов может использовать пространство Всемирной паутины для экспериментов, в том числе и асоциальной направленности.
У женщин интернет выступает средством для социализации в реальном мире – общение со знакомыми людьми, потребление культуры, совершение покупок – чему отдается приоритет по сравнению с социализацией в Сети, что показывают более высокие, чем у мужчин, средние значения витальности и конструктивной личностной позиции.
Мужчины же больше склонны к киберсоциализации в результате использования интернета для досуговой деятельности, в которой значимое место занимают, например, видеоигры. Это доказывается более высокими, чем у представителей женского пола, конструктивной и деструктивной вовлеченностями в онлайн-социализацию.
Тем не менее средние ранги невоплощенности в интернете у неработающих и трудоустроенных женщин оказываются более высокими, чем у мужчин, что подчеркивает необходимость в проведении дальнейших исследований киберсоциализации, в том числе ее гендерного аспекта.
Ограничения и перспективы исследования
Одним из ограничений и перспектив работы мы считаем использование второй, уточненной, версии опросника «Невоплощенность в интернете», которая появилась после проведения нами эмпирического исследования [Коптева, 2023].
Также представляется интересным разговор не просто о невоплощенности в интернете и ее связи с киберсоциализацией, а о невоплощенности в зависимости от различных видов деятельности, которая может быть осуществлена в интернет-пространстве.
Кроме того, для повышения репрезентативности выборки необходимо ее увеличить, выровнять по факторам пола и трудовой занятости.
Литература
- Айсина Р.М., Нестерова А.А. Киберсоциализация молодежи в информационно-коммуникационном пространстве современного мира: эффекты и риски // Социальная психология и общество. 2019. Т. 10. № 4. С. 42–57. DOI:10.17759/sps.2019100404
- Белинская Е.П. Информационная социализация подростков: опыт пользования социальными сетями и психологическое благополучие [Электронный ресурс] // Психологические исследования. 2013. Т. 6. № 30. С. 5. DOI:10.54359/ps.v6i30.679
- Белинская Е.П., Марцинковская Т.Д. Идентичность в транзитивном обществе: виртуальность и реальность // Цифровое общество как культурно-исторический контекст развития человека: сборник научных статей / Под общ. ред. Р.В. Ершовой. Коломна: Государственный социально-гуманитарный университет, 2018. С. 43–48.
- Варламова С.Н., Гончарова Е.Р., Соколова И.В. Интернет-зависимость молодежи мегаполисов: критерии и типология // Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены. 2015. Т. 125. № 2. С. 125–165. DOI:10.14515/monitoring.2015.2.11
- Емелин В.А., Рассказова Е.И., Тхостов А.Ш. Психологические последствия развития информационных технологий // Национальный психологический журнал. 2012. № 1(7). С. 81–87.
- Иванов А.В. Феномен деструктивной социализации: ценностно-аксиологические основания // Известия Саратовского университета. Новая серия. Сер.: Философия. Психология. Педагогика. 2012. № 2. С. 46–50.
- Коптева Н.В. Два способа «не быть собой» в концепциях К. Хорни и Р. Лэйнга // Вопросы психологии. 2016. № 3. С. 127–137.
- Коптева Н.В. Интернет-зависимость как способ развоплощенного бытия // Вестник Кемеровского государственного университета. 2022. Т. 24. № 6. С. 785–792. DOI:10.21603/2078-8975-2022-24-6-785-792
- Коптева Н.В. Невоплощенность в Интернете как предиктор смыслоутраты (на примере студенчества) [Электронный ресурс] // Мир науки. Педагогика и психология. 2020. № 4.
- Коптева Н.В. Переживание отчуждения при интернет-зависимости [Электронный ресурс] // Мир науки. 2018. № 5.
- Коптева Н.В., Калугин А.Ю., Дорфман Л.Я. Невоплощенность в Интернете. Сообщение 2. Психометрическая проверка инструментария // Клиническая и специальная психология. 2021. Т. 10. № 4. С. 205–233. DOI:10.17759/cpse.2021100410
- Коптева Н.В., Калугин А.Ю., Козлова Л.А. Психометрическая проверка уточненной версии опросника «Невоплощенность в Интернете» // Клиническая и специальная психология. 2023. Т. 12. № 3. C. 165–187. DOI:10.17759/cpse.2023120308
- Кочетков Н.В. Интернет-зависимость и зависимость от компьютерных игр в трудах отечественных психологов // Социальная психология и общество. 2020. Т. 11. № 1. С. 27– DOI:10.17759/sps.2020110103
- Леньков С.Л., Рубцова Н.Е., Ефремова Г.И. Опросник вовлеченности в киберсоциализацию // Ярославский педагогический вестник. 2019. № 6(111). С. 109–119. DOI:10.24411/1813-145X-2019-1-0567
- Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. М.: Смысл, 2020. 880 с.
- Лэйнг Р.Д. Расколотое «Я». М.: АСТ, 2021. 288 с.
- Полюшкевич О.А. Иррациональные основы формирования социальной идентичности под влиянием виртуальности // Социология. 2020. № 5. С. 163–176.
- Поскакалова Т.А., Сорокова М.Г. Цифровая социализация молодых взрослых: тренды и тенденции в коммуникации // Цифровая гуманитаристика и технологии в образовании (DHTE 2022): сб. статей III Всероссийской научно-практической конференции с международным участием. 17–18 ноября 2022 г. / Под ред. В.В. Рубцова, М.Г. Сороковой, Н.П. Радчиковой. М.: Издательство ФГБОУ ВО МГППУ, 2022. С. 331–343.
- Собкин В.С., Федотова А.В. Сеть как пространство социализации современного подростка // Консультативная психология и психотерапия. 2019. Т. 27. № 3. С. 119–137. DOI:10.17759/срр.2019270308
- Солдатова Г.У., Войскунский А.Е. Социально-когнитивная концепция цифровой социализации: новая экосистема и социальная эволюция психики // Психология. Журнал Высшей школы экономики. 2021. Т. 18. № 3. С. 431–450. DOI:10.17323/1813-8918-2021-3-431-450
- Субботский Е.В. Строящееся сознание. М.: Смысл, 2007. 422 с.
- Фромм Э. Бегство от свободы. М.: АСТ, 2023. 288 с.
- Шайдукова Л.К., Рашитова Э.Л. Клинические, гендерные и возрастные аспекты интернет-зависимости // Казанский медицинский журнал. 2020. Т. 101. № 2. С. 193–199. DOI:10.17816/KMJ2020-193
- Barber N.A. Investigating the Potential Influence of the Internet as a New Socialization Agent in Context with Other Traditional Socialization Agents // Journal of Marketing Theory and Practice. 2013. Vol. 21(2). P. 179– DOI:10.2753/MTP1069-6679210204
- Besmer K.M. What Robotic Re-embodiment Reveals about Virtual Re-embodiment // Postphenomenological Investigations: Essays on Human-Technology Relations / Rosenberger R., Verbeek P.-P. (Eds.). London/New York: Lexington Books, 2015. P. 55–71.
- Buongiorno F. Embodiment, Disembodiment and Re-embodiment in the Construction of the Digital Self // Humana.Mente Journal of Philosophical Studies. 2019. № 12(36). P. 310–330.
- Falikman M. There and Back Again: A (Reversed) Vygotskian Perspective on Digital Socialization // Frontiers in Psychology. 2021. Vol. 12. DOI:10.3389/fpsyg.2021.501233
- Internet and Socialization: How Internet use influences online and offline relationships // Anthropological Researches and Studies / I. Buonomo, I. Cipriani, S. Piperno, I. Saddi, C. Fiorilli (eds.). № 5. P. 3–10.
- Johnson G.M. Internet use and child development: Validation of the ecological techno-subsystem // Journal of Educational Technology & Society. 2010. Vol. 13. № 1. P. 176–185.
Об авторах
- Никита Владимирович Кочетков — кандидат психологических наук, доцент, доцент кафедры теоретических основ социальной психологии факультета социальной психологии, Московский государственный психолого-педагогический университет (ФГБОУ ВО МГППУ), Москва, Россия.
- Дмитрий Павлович Кудряшов — магистрант факультета социальной психологии, Московский государственный психолого-педагогический университет (ФГБОУ ВО МГППУ), Москва, Россия.
Смотрите также:
- Авдулова Т.П. Тенденции социализации подростков в контексте информационных предпочтений
- Иванова Д.И. Аутентичность личности интернет-пользователя в процессе интернет-социализации
- Комаров В.В. Современные тенденции цифровой социализации молодёжи: вызовы, риски и перспективы
- Лучинкина А.И. Модель интернет-социализации личности