Айсина Р.М., Нестерова А.А. Киберсоциализация молодежи в информационно-коммуникационном пространстве современного мира: эффекты и риски

Введение

В совре­мен­ном мире соци­а­ли­за­ция чело­ве­ка про­ис­хо­дит в усло­ви­ях повсе­мест­ной циф­ро­ви­за­ции жиз­нен­но­го про­стран­ства. Так, по дан­ным ВЦИОМ, доля поль­зо­ва­те­лей интер­не­та в Рос­сий­ской Феде­ра­ции в 1 квар­та­ле 2018 г. соста­ви­ла 80%. Чис­ло еже­днев­ных интер­нет-сер­фе­ров вырос­ло с 28% в 2011 г. до 62% в 2018 г. (сре­ди моло­де­жи от 18 до 24 лет эта доля пре­вы­ша­ет 95%) [10].

Для опи­са­ния про­цес­сов соци­аль­но­го раз­ви­тия лич­но­сти в совре­мен­ном инфор­ма­ци­он­ном обще­стве сего­дня исполь­зу­ют­ся раз­лич­ные тер­ми­ны, сре­ди кото­рых наи­бо­лее часто встре­ча­ют­ся: «кибер­со­ци­а­ли­за­ция» [15], «циф­ро­вая соци­а­ли­за­ция» [19], «инфор­ма­ци­он­ная соци­а­ли­за­ция» [2].

Поня­тие «кибер­со­ци­а­ли­за­ция» в Рос­сии впер­вые было опре­де­ле­но В.А. Пле­ша­ко­вым, кото­рый пони­ма­ет дан­ное явле­ние как «про­цесс каче­ствен­ных изме­не­ний струк­ту­ры само­со­зна­ния лич­но­сти и моти­ва­ци­он­но-потреб­ност­ной сфе­ры» под вли­я­ни­ем инфо­ком­му­ни­ка­ци­он­ных тех­но­ло­гий [15, с. 5]. 

В зару­беж­ной пси­хо­ло­гии тер­мин «кибер­со­ци­а­ли­за­ция» пони­ма­ет­ся гораз­до шире: как сово­куп­ность фено­ме­нов, свя­зан­ных с при­об­ще­ни­ем чело­ве­ка к куль­ту­ре элек­трон­ной ком­му­ни­ка­ции, а так­же к цен­но­стям, нор­мам и пра­ви­лам, опре­де­ля­ю­щим спе­ци­фи­ку обще­ния в кибер­про­стран­стве [26; 28]. 

Похо­жее опре­де­ле­ние пред­ла­га­ет оте­че­ствен­ный иссле­до­ва­тель С.В. Бон­да­рен­ко. По его мне­нию, соци­а­ли­за­ци­ей в кибер­про­стран­стве мож­но обо­зна­чить про­цесс инте­гра­ции поль­зо­ва­те­ля в элек­трон­ную соци­о­куль­тур­ную сре­ду посред­ством осво­е­ния тех­но­ло­гий ком­му­ни­ка­ции, инфор­ма­ци­он­ной куль­ту­ры, соци­аль­ной нави­га­ции, элек­трон­ной гра­мот­но­сти, а так­же соци­аль­ных норм, цен­но­стей и роле­вых тре­бо­ва­ний [3].

Наше­му пони­ма­нию фено­ме­на соци­а­ли­за­ции лич­но­сти в кибер­про­стран­стве наи­бо­лее близ­ка пози­ция Г.У. Сол­да­то­вой, кото­рая исполь­зу­ет термин«цифровая соци­а­ли­за­ция» для опи­са­ния про­цес­са «овла­де­ния и при­сво­е­ния чело­ве­ком соци­аль­но­го опы­та, при­об­ре­та­е­мо­го в онлайн-кон­текстах, вос­про­из­вод­ства это­го опы­та в сме­шан­ной офлайн/ онлайн-реаль­но­сти и фор­ми­ру­ю­ще­го его циф­ро­вую лич­ность как часть реаль­ной лич­но­сти» [19, c. 76]. 

Вме­сте с тем тер­мин «кибер­со­ци­а­ли­за­ция» пред­став­ля­ет­ся нам более точ­но отра­жа­ю­щим суть дан­но­го про­цес­са, так как пре­фикс «кибер» объ­еди­ня­ет все, что свя­за­но с исполь­зо­ва­ни­ем ком­пью­те­ров и ком­пью­тер­ных сетей без под­спуд­но­го срав­не­ния элементов«цифровой» и «ана­ло­го­вой» культур.

В отли­чие от ука­зан­ных авто­ров мы акцен­ти­ру­ем вни­ма­ние не на посту­па­тель­ном пере­хо­де от «ана­ло­го­вой» к «циф­ро­вой» куль­ту­ре (и, соот­вет­ствен­но, допол­не­нии тра­ди­ци­он­ной соци­а­ли­за­ции ее циф­ро­вым вари­ан­том), а на появ­ле­нии прин­ци­пи­аль­но новой соци­аль­ной сре­ды — ком­пью­тер­ной — кибер­сре­ды, кото­рая дик­ту­ет соб­ствен­ные пра­ви­ла и нор­мы ком­му­ни­ка­ции, пред­ла­га­ет ресур­сы и воз­мож­но­сти, пол­но­стью отсут­ство­вав­шие в «ана­ло­го­вом» мире (напри­мер, созда­ния ава­та­ров, вопло­ща­ю­щих самые сме­лые меч­ты и фан­та­зии сво­е­го создателя). 

Дру­ги­ми сло­ва­ми, мы счи­та­ем, что про­цес­сы кибер­со­ци­а­ли­за­ции и тра­ди­ци­он­ной соци­а­ли­за­ции могут быть как вза­и­мо­до­пол­ня­ю­щи­ми, так и не согла­су­ю­щи­ми­ся друг с дру­гом: суще­ству­ет веро­ят­ность, что чело­век ока­жет­ся соци­а­ли­зи­ро­ван­ным в кибер­про­стран­стве: будет успеш­но общать­ся в соци­аль­ных сетях, на фору­мах, пони­мая и раз­де­ляя нор­ма­ти­вы элек­трон­ной ком­му­ни­ка­ции, цен­но­сти тех или иных сете­вых сооб­ществ, но при этом ему будут при­су­щи дез­адап­тив­ные пат­тер­ны за пре­де­ла­ми интер­нет-сре­ды, в реаль­ной действительности. 

Напри­мер, в ряде иссле­до­ва­ний при­во­дят­ся дан­ные о том, что совре­мен­ные актив­ные интер­нет-поль­зо­ва­те­ли, вир­ту­оз­но вла­де­ю­щие элек­трон­ной ком­му­ни­ка­ци­ей, могут про­яв­лять незре­лость и негиб­кость в меж­лич­ност­ном обще­нии в офлайн-реаль­но­сти, испы­ты­вать про­бле­мы в созда­нии и под­держ­ке дру­же­ских, интим­но-лич­ност­ных отно­ше­ний [14; 28; 31].

Для совре­мен­ной нау­ки, соци­аль­ной и педа­го­ги­че­ской прак­ти­ки боль­шое зна­че­ние име­ет иссле­до­ва­ние раз­лич­ных век­то­ров кибер­со­ци­а­ли­за­ции моло­до­го насе­ле­ния Рос­сии — поко­ле­ния, кото­рое роди­лось и раз­ви­ва­лось парал­лель­но с бур­ным раз­ви­ти­ем кибертехнологий. 

Совре­мен­ная моло­дежь актив­но исполь­зу­ет интер­нет как про­стран­ство, поз­во­ля­ю­щее выска­зы­вать­ся, фор­ми­ро­вать отно­ше­ния, обсуж­дать про­бле­мы, рабо­тать, учить­ся, осва­и­вать новые моде­ли пове­де­ния. При этом, в отли­чие от тра­ди­ци­он­ных аген­тов соци­а­ли­за­ции (семья, шко­ла и т.д.), кото­рые при­да­ют соци­аль­но­му раз­ви­тию чело­ве­ка целе­на­прав­лен­ный и регу­ли­ру­е­мый харак­тер, интер­нет вно­сит в про­цесс соци­а­ли­за­ции чер­ты сти­хий­но­сти и некон­тро­ли­ру­е­мо­сти. Обща­ясь в интер­нет-сре­де, моло­дые люди начи­на­ют усва­и­вать цен­но­сти и нор­мы, при­ня­тые в сете­вом сооб­ще­стве с его раз­мы­ты­ми пра­ви­ла­ми и гра­ни­ца­ми, не име­ю­щи­ми проч­ной соци­о­куль­тур­ной базы и тра­ди­ций [9].

Таким обра­зом, кибер­со­ци­а­ли­за­ция может иметь как поло­жи­тель­ные, так и отри­ца­тель­ные послед­ствия для лич­ност­но­го раз­ви­тия и соци­аль­но­го функ­ци­о­ни­ро­ва­ния моло­дых поль­зо­ва­те­лей интер­нет-ресур­сов. Целью дан­но­го тео­ре­ти­че­ско­го иссле­до­ва­ния явля­ют­ся ком­плекс­ный ана­лиз эффек­тов и рис­ков соци­а­ли­за­ции совре­мен­ной моло­де­жи в кибер­про­стран­стве и опре­де­ле­ние на его осно­ве типов и уров­ней киберсоциализации.

Интернет как пространство возможностей для позитивного развития молодежи

Кибер­про­стран­ство пол­но­цен­но и раз­но­об­раз­но акти­ви­зи­ру­ет все извест­ные нау­ке меха­низ­мы соци­а­ли­за­ции чело­ве­ка: иден­ти­фи­ка­цию, диф­фе­рен­ци­а­цию, аккуль­ту­ра­цию, адап­та­цию, ком­му­ни­ка­цию и т.п.

М. Чито­са опре­де­ля­ет интер­нет как «тре­тье место» (после дома — «пер­вое место» и рабо­ты — «вто­рое место») в про­цес­се соци­а­ли­за­ции чело­ве­ка. Эти места явля­ют­ся опло­том нашей соци­а­ли­за­ции и соци­аль­но­го раз­ви­тия. Так, интер­нет, или, точ­нее, кибер­про­стран­ство, о кото­ром он рас­суж­да­ет, ста­ло таким «тре­тьим» вир­ту­аль­ным местом, где люди встре­ча­ют­ся, что­бы полу­чать инфор­ма­цию, общать­ся, про­во­дить досуг, раз­вле­кать­ся, искать или пред­ла­гать под­держ­ку, а так­же при­ни­мать лич­ные и груп­по­вые реше­ния [26].

Рас­смот­рим основ­ные пози­тив­ные эффек­ты кибер­со­ци­а­ли­за­ции моло­де­жи, опре­де­ля­е­мые воз­мож­но­стя­ми мно­го­гран­но­го исполь­зо­ва­ния инфор­ма­ци­он­но-ком­му­ни­ка­ци­он­ных технологий.

В первую оче­редь, сто­ит отме­тить пре­иму­ще­ства онлайн-обра­зо­ва­ния для моло­де­жи. Обу­че­ние на осно­ве интер­нет-ресур­сов при­вле­ка­ет мно­же­ство моло­дых поль­зо­ва­те­лей и ста­но­вит­ся все более рас­про­стра­нен­ным явле­ни­ем по все­му миру. Стре­ми­тель­но раз­ви­ва­ет­ся и новое направ­ле­ние в педа­го­ги­ке — «онлайн-педа­го­ги­ка».

Мас­штаб­ное иссле­до­ва­ние, про­ве­ден­ное в США в 2014 году, пока­за­ло, что 33% всех сту­ден­тов выс­шей шко­лы охва­че­ны хотя бы одной из форм онлайн-обу­че­ния. Бук­валь­но спу­стя 3 года, в 2017 году, циф­ры стре­ми­тель­но вырос­ли и, по послед­ним дан­ным, состав­ля­ют око­ло 90% обу­ча­ю­щих­ся выс­шей шко­лы [23]. Онлайн-обра­зо­ва­ние ста­но­вит­ся осо­бен­но вос­тре­бо­ван­ным у лиц с ОВЗ, у моло­дых людей, гос­пи­та­ли­зи­ро­ван­ных по состо­я­нию здо­ро­вья, у моло­де­жи, стра­да­ю­щей соци­о­фо­би­ей и дру­ги­ми рас­строй­ства­ми, затруд­ня­ю­щи­ми непо­сред­ствен­ные кон­так­ты с дру­ги­ми людь­ми [25].

Как отме­ча­ет А.Б. Соро­ки­на, интер­нет-обра­зо­ва­ние явля­ет­ся очень пер­спек­тив­ной фор­мой обу­че­ния, так как ори­ен­ти­ру­ет обу­ча­ю­щих­ся на реше­ние кон­крет­ных про­блем, воз­ни­ка­ю­щих «здесь и сей­час», с воз­мож­но­стью обра­зо­ва­тель­ной под­держ­ки в ситу­а­ции быст­ро меня­ю­щей­ся реаль­но­сти. У обра­зо­ва­ния с при­ме­не­ни­ем интер­нет-тех­но­ло­гий есть мощ­ный ресурс пре­одо­ле­ния ото­рван­но­сти тео­рии от прак­ти­ки, акту­а­ли­за­ции новей­ших зна­ний и раз­ра­бо­ток [20].

Кро­ме того, циф­ро­вые тех­но­ло­ги предо­став­ля­ют моло­дым людям бес­пре­це­дент­ные воз­мож­но­сти для созда­ния и рас­про­стра­не­ния кре­а­тив­но­го кон­тен­та, реа­ли­за­ции твор­че­ских про­ек­тов (через неко­то­рые плат­фор­мы, такие как, напри­мер, youtube.com, flickr.com и мно­гие дру­гие) [24]. Моло­дежь более погру­же­на в эту сов­мест­но напол­ня­е­мую медиа­сре­ду, чем любая дру­гая воз­раст­ная группа. 

Иссле­до­ва­те­ли отме­ча­ют, что твор­че­ское сотруд­ни­че­ство в кибер­сре­де дарит моло­дым людям ряд пре­иму­ществ, напри­мер: содей­ству­ет раз­ви­тию медиа­гра­мот­но­сти и тех­ни­че­ских навы­ков [7]; поз­во­ля­ет созда­вать уни­каль­ные худо­же­ствен­ные обра­зы, жан­ры, мане­ры [17]; спо­соб­ству­ет фор­ми­ро­ва­нию клю­че­вых пре­дик­то­ров пси­хо­ло­ги­че­ско­го бла­го­по­лу­чия (ува­же­ние, при­зна­ние, чув­ство при­над­леж­но­сти) [27]; укреп­ля­ет такие аспек­ты иден­тич­но­сти, как этни­че­ская при­над­леж­ность или куль­тур­ное про­ис­хож­де­ние [32].

Иссле­до­ва­ние С.Б. Цым­ба­лен­ко и его кол­лег про­ил­лю­стри­ро­ва­ло целый ряд поло­жи­тель­ных эффек­тов вли­я­ния кибер­про­стран­ства на раз­ви­тие под­рост­ков и молодежи. 

Погру­жен­ные в кибер­про­стран­ство под­рост­ки и моло­дежь боль­ше чита­ют, мень­ше смот­рят теле­ви­зор, боль­ше обща­ют­ся со сверст­ни­ка­ми и близ­ки­ми людь­ми, актив­нее зани­ма­ют­ся спортом. 

Эти дан­ные опро­вер­га­ют устой­чи­вый миф о том, что погру­жен­ность в вир­ту­аль­ный мир пол­но­стью под­ме­ня­ет реаль­ный. При этом авто­ры дела­ют важ­ный вывод о том, что моло­дежь ста­но­вит­ся актив­ным участ­ни­ком в про­цес­се созда­ния и пере­да­чи информации. 

Кибер­тех­но­ло­гии поз­во­ля­ют моло­дым людям стать рав­но­прав­ны­ми субъ­ек­та­ми в меж­по­ко­лен­че­ской ком­му­ни­ка­ции, актив­ны­ми твор­ца­ми инфор­ма­ци­он­но­го про­стран­ства, выра­зить соб­ствен­ные мне­ния и заявить о сво­их инфор­ма­ци­он­ных инте­ре­сах [5].

В ста­тье иссле­до­ва­те­лей из Санкт-Петер­бур­га ана­ли­зи­ру­ют­ся раз­лич­ные пре­иму­ще­ства интер­нет-ком­му­ни­ка­ции для моло­де­жи и раз­вен­чи­ва­ют­ся мифы о «неми­ну­е­мых угро­зах» послед­ствий ее рас­про­стра­не­ния. Авто­ры рас­смат­ри­ва­ют интер­нет-ком­му­ни­ка­цию как воз­мож­ность нара­щи­ва­ния соци­аль­но­го капи­та­ла чело­ве­ка, как инстру­мент под­дер­жа­ния соци­аль­ных свя­зей и важ­ный ресурс само­раз­ви­тия [14].

Еще одна груп­па рос­сий­ских уче­ных в резуль­та­те про­ве­ден­ных иссле­до­ва­ний при­шла к выво­ду, что одним из совре­мен­ных спо­со­бов про­яв­ле­ния моло­де­жью соци­аль­ной ини­ци­а­ти­вы явля­ет­ся созда­ние бла­го­тво­ри­тель­ных сай­тов и групп в соци­аль­ных сетях. Авто­ры отме­ча­ют, что видео­хо­стин­ги (напри­мер, YouTube) и автор­ские бло­ги поз­во­ля­ют моло­дым людям про­дви­гать свои соци­аль­ные про­ек­ты, зани­мать­ся бла­го­тво­ри­тель­но­стью и быть актив­ны­ми участ­ни­ка­ми собы­тий, про­ис­хо­дя­щих в жиз­ни обще­ства [12].

Риски и угрозы, сопровождающие процесс киберсоциализации молодежи 

Кибер­со­ци­а­ли­за­ция, как было пока­за­но выше, дает моло­дым людям гран­ди­оз­ные пре­иму­ще­ства в плане ком­му­ни­ка­ции, обра­зо­ва­ния, само­раз­ви­тия, но в то же вре­мя несет в себе серьез­ные опас­но­сти для их пси­хо­ло­ги­че­ско­го благополучия.

Про­бле­ма­ти­ке онлайн-рис­ков, свя­зан­ных с осво­е­ни­ем кибер­про­стран­ства и исполь­зо­ва­ни­ем кибер-ресур­сов, посвя­ще­но на сего­дняш­ний день зна­чи­тель­ное коли­че­ство работ как оте­че­ствен­ных, так и зару­беж­ных авто­ров. При этом мно­гие авто­ры осо­бо при­сталь­ное вни­ма­ние уде­ля­ют ана­ли­зу рис­ков онлайн-ком­му­ни­ка­ции в под­рост­ко­вом и юно­ше­ском воз­расте. Это опре­де­ля­ет­ся, с одной сто­ро­ны, высо­кой сте­пе­нью вовле­чен­но­сти под­рост­ков и моло­де­жи в кибер­ком­му­ни­ка­цию и, с дру­гой сто­ро­ны, более низ­кой, по срав­не­нию со взрос­лы­ми, толе­рант­но­стью к мани­пу­ля­тив­ным и агрес­сив­ным воз­дей­стви­ям со сто­ро­ны интер­нет-сре­ды, лег­ко­стью неже­ла­тель­ных дефор­ма­ций «обра­за Я», иска­же­ний иден­тич­но­сти, след­стви­ем кото­рых могут стать раз­лич­ные пове­ден­че­ские деви­а­ции и эмо­ци­о­наль­ные рас­строй­ства [1; 18; 29; 30].

В част­но­сти, несмот­ря на то, что интер­нет откры­ва­ет моло­дым людям доступ к чрез­вы­чай­но полез­но­му кон­тен­ту (напри­мер, онлайн-биб­лио­те­ки, филь­мо­те­ки, вир­ту­аль­ные кон­церт­ные залы, гале­реи, тема­ти­че­ские пар­ки), его про­сто­ры изоби­лу­ют бес­по­лез­ной и/ или низ­ко­ка­че­ствен­ной инфор­ма­ци­ей, а так­же инфор­ма­ци­ей мани­пу­ля­тив­но­го и деструк­тив­но­го харак­те­ра [1; 13]. 

Часть ресур­сов, содер­жа­щих недо­пу­сти­мый кон­тент (с точ­ки зре­ния зако­но­да­тель­ства, без­опас­но­сти и прав чело­ве­ка), бло­ки­ру­ет­ся на уровне госу­дар­ствен­ных регу­ля­то­ров. Тем не менее поль­зо­ва­те­ли все рав­но могут полу­чить к ним доступ, исполь­зуя «тем­ную сеть» («darknet»).

Пояс­ним, что «darknet» — это часть «глу­бо­ко­го интер­не­та» («deepweb»), пред­став­ля­ю­ще­го собой раз­но­об­раз­ный кон­тент из мно­же­ства веб-стра­ниц, кото­рые не доступ­ны боль­шин­ству поис­ко­вых систем [11]. Изна­чаль­но «deepweb» созда­вал­ся как сете­вое про­стран­ство, сво­бод­ное от какой-либо цен­зу­ры, где каж­дый мог выска­зать свое мне­ние, не боясь послед­ствий. К сожа­ле­нию, прак­ти­че­ски с само­го нача­ла появ­ле­ния «deepweb» стал так­же и аре­ной пре­ступ­ной дея­тель­но­сти — рас­про­стра­не­ния дет­ской пор­но­гра­фии, тор­гов­ли ору­жи­ем, нар­ко­ти­ка­ми и дру­ги­ми зако­но­да­тель­но запре­щен­ны­ми това­ра­ми и кон­тен­том [11].

Таким обра­зом, про­цес­сы кибер­со­ци­а­ли­за­ции моло­де­жи на сего­дняш­ний день про­хо­дят не толь­ко в откры­том инфор­ма­ци­он­ном про­стран­стве, но и на про­сто­рах «глу­бо­ко­го» интер­не­та, что созда­ет допол­ни­тель­ные опас­но­сти вовле­че­ния моло­дых людей в опас­ные для физи­че­ско­го и пси­хи­че­ско­го здо­ро­вья экс­пе­ри­мен­ты, пре­ступ­ную деятельность. 

Осво­е­ние моло­де­жью «deepweb» иллю­стри­ру­ет уси­ли­ва­ю­щу­ю­ся в совре­мен­ном обще­стве тен­ден­цию рас­смат­ри­вать неко­то­рые фор­мы деви­ант­но­го, некон­вен­ци­о­наль­но­го или кри­ми­наль­но­го пове­де­ния как при­ем­ле­мые спо­со­бы само­предъ­яв­ле­ния и само­ре­а­ли­за­ции. В резуль­та­те часть пред­ста­ви­те­лей моло­до­го поко­ле­ния стре­мит­ся занять пози­цию рас­ши­ре­ния гра­ниц соци­аль­ной доз­во­лен­но­сти, явля­ю­щу­ю­ся по мень­шей мере неэтич­ной по отно­ше­нию к дру­гим людям и оправ­ды­ва­ю­щую агрес­сив­ное пове­де­ние в кибер­про­стран­стве [1].

К чис­лу серьез­ных угроз, свя­зан­ных с ком­му­ни­ка­ци­я­ми в кибер­про­стран­стве, сле­ду­ет отне­сти уча­стив­ши­е­ся в послед­ние годы попыт­ки вовле­че­ния моло­де­жи в суи­ци­даль­ные сете­вые сооб­ще­ства. При­чи­ны этой опас­ной ситу­а­ции, как и стра­те­гии ее пре­одо­ле­ния, актив­но обсуж­да­ют­ся сего­дня с пози­ций спе­ци­а­ли­стов раз­лич­но­го про­фи­ля [13; 21]. 

Напри­мер, Н.Д. Узлов пред­ла­га­ет осмыс­ле­ние дан­ной про­бле­мы через поня­тие «транс­грес­сии суи­ци­даль­но­сти», под­чер­ки­вая, что в пост­мо­дер­нист­ском обще­стве транс­грес­сив­ные (пере­хо­дя­щие ранее уста­нов­лен­ные и обще­при­ня­тые гра­ни­цы доз­во­лен­но­сти) прак­ти­ки посте­пен­но ста­но­вят­ся атри­бу­том повсе­днев­но­сти, след­стви­ем чего могут быть дра­ма­ти­че­ские и даже тра­ги­че­ские собы­тия, к чис­лу кото­рых автор отно­сит, в част­но­сти, «суи­ци­даль­ные трен­ды». Созна­ние моло­до­го чело­ве­ка, кото­рый ста­но­вит­ся участ­ни­ком «груп­пы смер­ти» и прак­ти­ку­ет рис­ко­ван­ные или суи­ци­даль­ные дей­ствия, под­чи­ня­ет­ся игро­во­му алго­рит­му и не в пол­ной мере нахо­дит­ся в мире реаль­но­сти, будучи частич­но транс­грес­си­ро­ван­ным в реаль­ность вир­ту­аль­ную. Автор под­чер­ки­ва­ет, что сред­ством реше­ния этой серьез­ной про­бле­мы долж­ны стать не толь­ко меры по уси­ле­нию кон­тро­ля над сете­вы­ми кон­тен­та­ми, но и внед­ре­ние в прак­ти­ку анти­су­и­ци­даль­ных кибер­тех­но­ло­гий игро­во­го харак­те­ра и фор­ма­та, поз­во­ля­ю­щих моло­дым людям испы­тать яркие пере­жи­ва­ния в про­цес­се игры, реа­ли­зо­вать потреб­но­сти в рис­ке, новизне и ост­рых ощу­ще­ни­ях, но при этом зада­ю­щих пози­тив­ный век­тор лич­ност­но­го раз­ви­тия, акту­а­ли­за­ции твор­че­ско­го потен­ци­а­ла [21].

В каче­стве еще одной серьез­ной угро­зы, свя­зан­ной с исполь­зо­ва­ни­ем ресур­сов и воз­мож­но­стей кибер­про­стран­ства, сто­ит ука­зать уве­ли­че­ние вре­ме­ни, затра­чи­ва­е­мо­го моло­ды­ми людь­ми на онлайн-ком­му­ни­ка­цию и сете­вые ком­пью­тер­ные игры, что в сво­их край­них фор­мах при­во­дит к воз­ник­но­ве­нию интер­нет-зави­си­мо­сти, нару­ше­ни­ям функ­ци­о­ни­ро­ва­ния в реаль­ной действительности. 

Напри­мер, иссле­до­ва­ния, про­ве­ден­ные в США, пока­за­ли, что при­мер­но 10% под­рост­ков от 10 до 19 лет и 16% моло­дых людей в воз­расте от 18 до 25 лет про­во­дят в интер­не­те более 15 часов в день и име­ют симп­то­мы интер­нет-зави­си­мо­сти [33].

В Рос­сии вре­мя, про­во­ди­мое моло­де­жью в кибер­про­стран­стве, так­же неуклон­но воз­рас­та­ет. Так, по дан­ным ВЦИОМ на сен­тябрь 2018 года, имен­но моло­дые люди в воз­расте от 18 до 24 лет явля­ют­ся самой мно­го­чис­лен­ной кате­го­ри­ей насе­ле­ния, про­во­дя­щей в интер­не­те более 4 часов еже­днев­но (71% опро­шен­ных про­тив 41% респон­ден­тов воз­рас­та 25—34 лет и 24% респон­ден­тов воз­рас­та 35—44 лет) [16].

Вме­сте с тем в совре­мен­ных иссле­до­ва­ни­ях отме­ча­ет­ся, что пре­бы­ва­ние в кибер­про­стран­стве само по себе не вызы­ва­ет каких-либо откло­не­ний в лич­ност­ном раз­ви­тии, но опре­де­лен­ные инди­ви­ду­аль­но-пси­хо­ло­ги­че­ские осо­бен­но­сти могут рас­смат­ри­вать­ся в каче­стве фак­то­ров рис­ка для фор­ми­ро­ва­ния сверх­зна­чи­мо­го отно­ше­ния к вир­ту­аль­ным ком­му­ни­ка­ци­ям и роле­вым ком­пью­тер­ным играм [4; 8; 31]. При этом мно­гие авто­ры отме­ча­ют, что про­цес­сы вза­и­мо­вли­я­ния лич­но­сти и вир­ту­аль­ной сре­ды весь­ма неод­но­знач­ны [2; 4; 6; 31]. 

Напри­мер, сре­ди лич­ност­ных осо­бен­но­стей выде­ля­ют ней­ро­тизм как фак­тор, детер­ми­ни­ру­ю­щий интер­нет-зави­си­мость, тогда как доб­ро­со­вест­ность, экс­тра­вер­сию и доб­ро­же­ла­тель­ность отно­сят к фак­то­рам, предо­хра­ня­ю­щим лич­ность поль­зо­ва­те­ля от фор­ми­ро­ва­ния аддик­тив­ных пат­тер­нов при исполь­зо­ва­нии кибер-ресур­сов [4].

Рос­сий­ские пси­хо­ло­ги Е.П. Белин­ская и Т.Д. Мар­цин­ков­ская, ана­ли­зи­руя резуль­та­ты эмпи­ри­че­ско­го иссле­до­ва­ния, кото­рое было про­ве­де­но на выбор­ке, вклю­ча­ю­щей 100 моло­дых (от 17 до 27 лет) респон­ден­тов, при­хо­дят к выво­ду о том, что в опре­де­лен­ных слу­ча­ях вир­ту­аль­ная сре­да спо­соб­ству­ет укреп­ле­нию лич­ност­ной иден­тич­но­сти: дан­ная тен­ден­ция харак­тер­на для моло­дых людей с инфор­ма­ци­он­ным сти­лем иден­тич­но­сти, то есть для тех, кто скло­нен при­ни­мать взве­шен­ные жиз­нен­ные реше­ния на осно­ве ана­ли­за всей доступ­ной инфор­ма­ции. Для них онлайн- и офлайн-кон­тек­сты допол­ня­ют друг дру­га, обра­зуя общее ком­му­ни­ка­тив­ное пространство. 

Вме­сте с тем поль­зо­ва­те­ли с нор­ма­тив­ным или диф­фуз­ным сти­лем иден­тич­но­сти в боль­шей сте­пе­ни под­вер­же­ны нега­тив­ным эффек­там онлайн-ком­му­ни­ка­ции: пер­вые испы­ты­ва­ют слож­но­сти само­иден­ти­фи­ка­ции в сете­вом про­стран­стве, так как вир­ту­аль­ный мир не предо­став­ля­ет столь чет­ких и одно­знач­ных соци­аль­ных ори­ен­ти­ров, как при­выч­ная офлайн-повсе­днев­ность; вто­рые стал­ки­ва­ют­ся в онлайн-кон­текстах с той же самой про­бле­мой, кото­рая пре­пят­ству­ет их успеш­ной адап­та­ции в реаль­ной дей­стви­тель­но­сти, а имен­но — с послед­стви­я­ми импуль­сив­ных, непро­ду­ман­ных реше­ний [2].

Таким обра­зом, как пока­зы­ва­ют резуль­та­ты при­ве­ден­ных иссле­до­ва­ний, наблю­да­е­мую в моло­деж­ной сре­де тен­ден­цию к уве­ли­че­нию вре­ме­ни пре­бы­ва­ния в кибер­про­стран­стве, вовле­чен­ность в вир­ту­аль­ные соци­аль­ные ком­му­ни­ка­ции нель­зя счи­тать одно­знач­но негативными. 

Угро­за соци­аль­ной дез­адап­та­ции моло­до­го чело­ве­ка воз­ни­ка­ет толь­ко в тех слу­ча­ях, когда он ока­зы­ва­ет­ся неспо­со­бен к адек­ват­ной само­ре­гу­ля­ции и само­кон­тро­лю при исполь­зо­ва­нии кибер­ре­сур­сов, а так­же не обла­да­ет доста­точ­ной рези­стент­но­стью в отно­ше­нии про­во­ка­ций со сто­ро­ны агрес­сив­но настро­ен­ных участ­ни­ков сете­вых сообществ.

Типы и уровни киберсоциализации молодежи

Как вид­но из при­ве­ден­но­го обзо­ра, пре­бы­ва­ние в кибер­про­стран­стве, так или ина­че, все­гда вли­я­ет на соци­а­ли­за­ци­он­ные процессы. 

Интер­нет создал новую куль­ту­ру соци­а­ли­за­ции, соци­аль­но­го науче­ния, поз­во­ля­ю­щую не толь­ко «впи­ты­вать» транс­ли­ру­е­мые моде­ли пове­де­ния, но и обме­ни­вать­ся эти­ми моде­ля­ми с дру­ги­ми посред­ством вир­ту­аль­ных тех­но­ло­гий и опо­сре­до­ван­ных средств коммуникации.

Одна­ко необ­хо­ди­мо учи­ты­вать тот факт, что сам по себе опыт вир­ту­аль­ной соци­аль­ной ком­му­ни­ка­ции не обес­пе­чи­ва­ет пол­но­цен­ной соци­а­ли­за­ции в широ­ком жиз­нен­ном контексте. 

Соци­а­ли­за­ция — резуль­тат пер­ма­нент­но­го дви­же­ния чело­ве­ка из мира акту­аль­но­го в миры вир­ту­аль­ные и обрат­но [22]. В свя­зи с этим мы счи­та­ем необ­хо­ди­мым вве­де­ние в науч­но-пси­хо­ло­ги­че­ский аппа­рат идеи о суще­ство­ва­нии раз­лич­ных типов и уров­ней киберсоциализации.

Мы выде­ля­ем два типа киберсоциализации:

• пози­тив­ная киберсоциализация;
• нега­тив­ная киберсоциализация. 

Мы пони­ма­ни­ем пози­тив­ную кибер­со­ци­а­ли­за­цию как сово­куп­ность про­цес­сов без­опас­но­го осво­е­ния поль­зо­ва­те­лем кибер­про­стран­ства, пол­но­цен­но­го исполь­зо­ва­ния его мно­го­чис­лен­ных пре­иму­ществ и пере­не­се­ния полез­но­го опы­та, полу­чен­но­го в вир­ту­аль­ной сре­де, на реше­ние жиз­нен­ных задач в реаль­ной действительности. 

В свою оче­редь, нега­тив­ная кибер­со­ци­а­ли­за­ция харак­те­ри­зу­ет­ся высо­кой сте­пе­нью вовле­чен­но­сти поль­зо­ва­те­ля в вир­ту­аль­ные ком­му­ни­ка­ции в соче­та­нии с низ­кой спо­соб­но­стью к само­ре­гу­ля­ции при исполь­зо­ва­нии сете­вых ресур­сов, нали­чи­ем деви­ант­ных пат­тер­нов при обще­нии в интер­нет-сре­де и/или высо­кой уяз­ви­мо­сти по отно­ше­нию к агрес­сив­ным сете­вым интервенциям. 

Основ­ные кри­те­рии пози­тив­ной и нега­тив­ной кибер­со­ци­а­ли­за­ции пред­став­ле­ны на рисунке.

В свою оче­редь, уро­вень кибер­со­ци­а­ли­за­ции будет опре­де­лять­ся сте­пе­нью овла­де­ния поль­зо­ва­те­лем систе­мой пра­вил, норм, зна­ний и навы­ков, поз­во­ля­ю­щих успеш­но функ­ци­о­ни­ро­вать в киберпространстве.

Сле­до­ва­тель­но, высо­кий уро­вень кибер­со­ци­а­ли­за­ции пред­по­ла­га­ет спо­соб­ность моло­до­го поль­зо­ва­те­ля уве­рен­но ори­ен­ти­ро­вать­ся в кибер­про­стран­стве, то есть исполь­зо­вать широ­кий спектр кибер-ресур­сов, вклю­чая раз­но­об­раз­ные поис­ко­вые систе­мы, сай­ты, фору­мы, биб­лио­те­ки, меди­а­те­ки и т.д., а так­же высо­кую актив­ность в несколь­ких соци­аль­ных сетях раз­лич­но­го типа. 

Сред­ний уро­вень кибер­со­ци­а­ли­за­ции харак­те­ри­зу­ет­ся нали­чи­ем у моло­до­го поль­зо­ва­те­ля зна­ний и навы­ков элек­трон­ной ком­му­ни­ка­ции, пони­ма­ни­ем основ­ных норм и пра­вил обще­ния в соци­аль­ных сетях; при этом у него могут воз­ни­кать труд­но­сти в поис­ке нуж­ной инфор­ма­ции в силу недо­ста­точ­но высо­кой ком­пе­тент­но­сти в обла­сти исполь­зо­ва­ния сете­вых ресурсов. 

Низ­кий уро­вень кибер­со­ци­а­ли­за­ции опре­де­ля­ет­ся поверх­ност­ны­ми пред­став­ле­ни­я­ми о воз­мож­но­стях элек­трон­ной ком­му­ни­ка­ции, нор­мах и пра­ви­лах обще­ния в соци­аль­ных сетях, низ­кой ком­пе­тент­но­стью в обла­сти исполь­зо­ва­ния поис­ко­вых систем, отсут­стви­ем актив­но­сти в сете­вых сообществах.

Как вид­но на рисун­ке, уро­вень кибер­со­ци­а­ли­за­ции не опре­де­ля­ет сам по себе ее пози­тив­ный или нега­тив­ный век­тор. Напри­мер, высо­кий уро­вень может быть харак­те­рен для моло­дых людей как с пози­тив­ным типом кибер­со­ци­а­ли­за­ции, так и с нега­тив­ным (рис). Для уточ­не­ния дан­но­го поло­же­ния, осно­вы­ва­ясь на резуль­та­тах тео­ре­ти­че­ско­го ана­ли­за, мы выде­ля­ем допол­ни­тель­ные типы кибер­со­ци­а­ли­за­ции моло­де­жи, кото­рые еще необ­хо­ди­мо будет вери­фи­ци­ро­вать в про­цес­се после­ду­ю­щих эмпи­ри­че­ских иссле­до­ва­ний: услов­но пози­тив­ная и услов­но негативная.

Мы пред­по­ла­га­ем, что услов­но пози­тив­ная кибер­со­ци­а­ли­за­ция будет харак­те­ри­зо­вать­ся успеш­но­стью соци­а­ли­за­ции в кибер­про­стран­стве, но при этом неэф­фек­тив­ным соци­аль­ным функ­ци­о­ни­ро­ва­ни­ем в реаль­ной жиз­ни. Услов­но нега­тив­ная кибер­со­ци­а­ли­за­ция, пред­по­ло­жи­тель­но, будет харак­те­ри­зо­вать­ся низ­ким уров­нем соци­а­ли­за­ции в кибер­про­стран­стве при доста­точ­но успеш­ном соци­аль­ном функ­ци­о­ни­ро­ва­нии за его пределами.

Пред­став­лен­ные в дан­ном иссле­до­ва­нии типы и уров­ни кибер­со­ци­а­ли­за­ции, без­услов­но, тре­бу­ют даль­ней­шей эмпи­ри­че­ской вали­ди­за­ции. Реше­ние этой зада­чи мы пред­по­ла­га­ем осу­ще­ствить с помо­щью раз­ра­бот­ки опрос­ни­ка, пред­на­зна­чен­но­го для выяв­ле­ния уров­ня и пре­об­ла­да­ю­ще­го типа кибер­со­ци­а­ли­за­ции лич­но­сти, и его апро­ба­ции на репре­зен­та­тив­ной выбор­ке испы­ту­е­мых моло­до­го возраста. 

Заключение

Кибер­про­стран­ство ока­зы­ва­ет несо­мнен­ное вли­я­ние на созна­ние и пове­де­ние совре­мен­но­го чело­ве­ка, осо­бен­но чело­ве­ка юно­го, взрос­ле­ю­ще­го и раз­ви­ва­ю­ще­го­ся парал­лель­но с инфор­ма­ци­он­ны­ми технологиями. 

Вопро­сы кибер­со­ци­а­ли­за­ции моло­де­жи сего­дня тре­бу­ют более деталь­но­го изу­че­ния, взве­ши­ва­ния всех пози­тив­ных и нега­тив­ных эффек­тов, кото­рые порож­да­ют­ся плот­ным еже­днев­ным вза­и­мо­дей­стви­ем чело­ве­ка и инфор­ма­ци­он­ной среды. 

На осно­ве тео­ре­ти­че­ско­го ана­ли­за совре­мен­ных оте­че­ствен­ных и зару­беж­ных иссле­до­ва­ний по про­бле­мам вовле­чен­но­сти моло­де­жи в вир­ту­аль­ную соци­аль­ную ком­му­ни­ка­цию, в про­цесс осво­е­ния и исполь­зо­ва­ния раз­но­об­раз­ных кибер­ре­сур­сов мы диф­фе­рен­ци­ро­ва­ли фено­ме­ны соци­а­ли­за­ции лич­но­сти в кибер­про­стран­стве, выде­ли­ли типы и уров­ни кибер­со­ци­а­ли­за­ции, пред­ста­ви­ли основ­ные кри­те­рии пози­тив­ной и нега­тив­ной кибер­со­ци­а­ли­за­ции молодежи. 

К чис­лу наи­бо­лее акту­аль­ных задач даль­ней­ших иссле­до­ва­ний мы отно­сим созда­ние и вали­ди­за­цию диа­гно­сти­че­ско­го инстру­мен­та, кото­рый поз­во­лит выяв­лять пре­об­ла­да­ю­щий тип кибер­со­ци­а­ли­за­ции, а так­же опре­де­лять ее уровень. 

После­ду­ю­щее соот­не­се­ние типа и уров­ня кибер­со­ци­а­ли­за­ции по резуль­та­там диа­гно­сти­ки поз­во­лит раз­ра­бо­тать тех­но­ло­гии раз­ви­тия ресурс­но­го потен­ци­а­ла моло­де­жи с раз­лич­ны­ми типа­ми и раз­лич­ным уров­нем кибер­со­ци­а­ли­за­ции, а так­же систе­му мето­дов по предот­вра­ще­нию и кор­рек­ции пат­тер­нов дез­адап­тив­но­го пове­де­ния моло­де­жи в киберпространстве.

ЛИТЕРАТУРА

1. Али­стра­то­ва Е.Ю. Про­ак­тив­ная агрес­сия в Интер­не­те: при­чи­ны, послед­ствия и воз­мож­ные пути про­фи­лак­ти­ки // Пси­хо­лог. 2014. № 1. С. 39—54.
2. Белин­ская Е.П., Мар­цин­ков­ская Т.Д. Иден­тич­ность в тран­зи­тив­ном обще­стве: вир­ту­аль­ность и реаль­ность // Циф­ро­вое обще­ство как куль­тур­но-исто­ри­че­ский кон­текст раз­ви­тия чело­ве­ка: сбор­ник науч­ных ста­тей / Под общ. ред. Р.В. Ершо­вой. Колом­на: Госу­дар­ствен­ный соци­аль­но-гума­ни­тар­ный уни­вер­си­тет, 2018. С. 43—48.
3. Бон­да­рен­ко С.В. Соци­аль­ная струк­ту­ра вир­ту­аль­ных сете­вых сооб­ществ. Ростов­на-Дону: Изда­тель­ство РГУ, 2004. 320 с.
4. Ван Ш.Л., Вой­скун­ский А.Е., Мити­на О.В., Кар­пу­хи­на А.И. Связь опы­та пото­ка с пси­хо­ло­ги­че­ской зави­си­мо­стью от ком­пью­тер­ных игр // Пси­хо­ло­гия. Жур­нал Выс­шей шко­лы эко­но­ми­ки. 2011. T. 18. № 4. C. 73—101.
5. Вли­я­ние интер­не­та на рос­сий­ских под­рост­ков и юно­ше­ство в кон­тек­сте раз­ви­тия рос­сий­ско­го инфор­ма­ци­он­но­го про­стран­ства. Резуль­та­ты социо­ло­ги­че­ско­го иссле­до­ва­ния / C.Б. Цым­ба­лен­ко [и др.]. М., 2012. 99 с.
6. Вой­скун­ский А.Е. Кон­цеп­ции зави­си­мо­сти и при­сут­ствия при­ме­ни­тель­но к пове­де­нию в Интер­не­те [Элек­трон­ный ресурс] // Меди­цин­ская пси­хо­ло­гия в Рос­сии: элек­трон­ный науч­ный жур­нал. 2015. № 4 (33). C. 6. 
7. Грин Н.В. Интер­нет как сред­ство обу­че­ния [Элек­трон­ный ресурс] // Успе­хи совре­мен­но­го есте­ство­зна­ния. 2013. № 5. С. 59—61.
8. Дмит­ри­ев К.Г. Вза­и­мо­связь меж­ду пока­за­те­лем ком­му­ни­ка­тив­ной толе­рант­но­сти и уров­нем интер­нет-зави­си­мо­сти // Вест­ник ПСТГУ. Серия 4. 2013. Вып. 1 (28). С. 99—102.
9. Ефи­мо­ва Т.В. Соци­а­ли­за­ция в усло­ви­ях пост­ин­ду­стри­аль­ной куль­ту­ры // Чело­век и обра­зо­ва­ние. 2011. № 4. С. 4—9.
10. Жизнь в интер­не­те и без него [Элек­трон­ный ресурс] // Все­рос­сий­ский центр изу­че­ния обще­ствен­но­го мне­ния. Офи­ци­аль­ный сайт. 
11. Зими­на Е.С. Пра­во­вое регу­ли­ро­ва­ние сети интер­нет: вопро­сы иден­ти­фи­ка­ции лич­но­сти // Энер­гия нау­ки: сбор­ник мате­ри­а­лов V меж­ду­на­род­ной науч­но-прак­ти­че­ской Интер­нет-кон­фе­рен­ции сту­ден­тов и аспи­ран­тов. Хан­ты-Ман­сийск: Изд-во Югор­ско­го госу­дар­ствен­но­го уни­вер­си­те­та, 2015. С. 582—584.
12. Интер­нет-тех­но­ло­гии как фак­тор раз­ви­тия соци­аль­ной актив­но­сти рос­сий­ской моло­де­жи [Элек­трон­ный ресурс] / Е.В. Ели­се­е­ва [и др.] // Орга­ни­за­ция рабо­ты с моло­де­жью. 2012. № 9. 
13. Кры­мов А.А. К вопро­су о направ­ле­ни­ях дея­тель­но­сти по про­фи­лак­ти­ке суи­ци­даль­но­го пове­де­ния в моло­деж­ной сре­де // Чело­век: пре­ступ­ле­ние и нака­за­ние. 2017. Т. 25. № 3. С. 474—478.
14. Мара­ри­ца Л.В., Анто­но­ва Н.А., Ери­цян К.Ю. Обще­ние в интер­не­те: потен­ци­аль­ная угро­за или ресурс для лич­но­сти [Элек­трон­ный ресурс] // Петер­бург­ский пси­хо­ло­ги­че­ский жур­нал. 2013. № 5. С. 1—15.
15. Пле­ша­ков В.А. Сло­во Глав­но­го редак­то­ра: о кибер­со­ци­а­ли­за­ции чело­ве­ка и ее орга­ни­за­ции на интер­нет-пор­та­ле «Homo Cyberus» [Элек­трон­ный ресурс] // Элек­трон­ный науч­но-пуб­ли­ци­сти­че­ский жур­нал «Homo Cyberus». 2016. № 1. С. 4—26.
16. Про­сто­ры интер­не­та: для рабо­ты или раз­вле­че­ний [Элек­трон­ный ресурс] // Все­рос­сий­ский центр изу­че­ния обще­ствен­но­го мне­ния. Офи­ци­аль­ный сайт. 
17. Руко­мой­ни­ко­ва В.П. «Вир­ту­аль­ный» фольк­лор в кон­тек­сте народ­ной сме­хо­вой куль­ту­ры: авто­реф. дис. … канд. филол. наук. Ижевск, 2004. 23 с.
18. Сол­да­то­ва Г.У., Шляп­ни­ков В.Н., Жури­на М.А. Эво­лю­ция онлайн-рис­ков: ито­ги пяти­лет­ней рабо­ты линии помо­щи «Дети онлайн» // Кон­суль­та­тив­ная пси­хо­ло­гия и пси­хо­те­ра­пия. 2015. Т. 23. № 3. С. 50—66.
19. Сол­да­то­ва Г.У. Циф­ро­вая соци­а­ли­за­ция в куль­тур­но-исто­ри­че­ской пара­диг­ме: изме­ня­ю­щий­ся ребе­нок в изме­ня­ю­щем­ся мире // Соци­аль­ная пси­хо­ло­гия и обще­ство. 2018. Том 9. № 3. С. 71—80.
20. Соро­ки­на А.Б. Интер­нет в жиз­ни совре­мен­ных под­рост­ков: про­бле­ма и ресурс // Совре­мен­ная зару­беж­ная пси­хо­ло­гия. 2015. Том 4. № 1. С. 45—64.
21. Узлов Н.Д. Транс­грес­сия суи­ци­даль­но­сти, вир­ту­аль­ная реаль­ность и иску­ше­ние смер­тью // Лич­ность в экс­тре­маль­ных усло­ви­ях и кри­зис­ных ситу­а­ци­ях жиз­не­де­я­тель­но­сти. 2017. № 7. С. 80—91.
22. Хази­е­ва Н.О. Вир­ту­аль­ная реаль­ность как про­стран­ство соци­а­ли­за­ции (соци­аль­но-фило­соф­ский ана­лиз про­бле­мы): авто­реф. дис. … канд. пси­хол. наук. Казань, 2014. 19 с.
23. Babson Study: Over 7.1 Million Higher Ed Students Learning Online. (n.d.). [Electronic resource]. 
24. Bruns A. Blogs, Wikipedia, Second Life, and Beyond: From Production to Produsage. New York: Peter Lang, 2008. 418 p.
25. Chaney E.G. Web-based instruction in a Rural High School: A Collaborative Inquiry into Its Effectiveness and Desirability // NASSP Bulletin. 2001. Vol. 85 (628). P. 20—35.
26. Chitosca M.I. The Internet as a socializing agent of the “M Generation” // Journal of Social Informatics. 2006. Vol. 5 (June). P. 3—21.
27. Coleman S., Rowe C. Remixing citizenship: Democracy and young people’s use of the Internet. London, England: Carnegie Young People Initiative, 2005. 16 p.
28. Delaney T., Madigan T. Friendship and Happiness: And the Connection Between the Two. Jefferson, North Carolina, USA: McFarland & Company, Inc., Publishers, 2017. 296 p.
29. Gable R., Snakenborg J., Van Acker R. Cyberbullying: Prevention and Intervention to Protect Our Children and Youth // Preventing School Failure. 2011. Vol. 55 (2). P. 88— 95. 
30. Heirman W., Walrave M. Cyberbullying: Predicting Victimisation and Perpetration // Children & Society. 2011. Vol. 25 (1). P. 59—72.
31. Integrating psychological and neurobiological considerations regarding the development and maintenance of specific internet-use disorders: An interaction of person-affect-cognition-execution (i-pace) model / Brand M. [et al.] // Neuroscience & Biobehavioral Reviews. 2016. Vol. 71. P. 252—266.
32. Rethinking the digital divide: Findings from a study of marginalised young people’s information communication technology (ICT) use / Blanchard M. [et al.] // Youth Studies Australia. 2008. Vol. 27 (4). Р. 35—42.
33. Steiner-Adair C. The Big Disconnect: Your Student in Class vs. Your Student Online [Electronic resource] // Independent School. 2015. Vol. 74 (2).

Об авторах

• Рим­ма Михай­лов­на Айси­на — кан­ди­дат пси­хо­ло­ги­че­ских наук, доцент кафед­ры воз­раст­ной пси­хо­ло­гии име­ни про­фес­со­ра Л.Ф. Обу­хо­вой факуль­те­та пси­хо­ло­гии обра­зо­ва­ния, ФГБОУ ВО МГППУ, Москва, Россия.
• Аль­би­на Алек­сан­дров­на Несте­ро­ва — док­тор пси­хо­ло­ги­че­ских наук, про­фес­сор кафед­ры соци­аль­ной пси­хо­ло­гии, Мос­ков­ский госу­дар­ствен­ный област­ной уни­вер­си­тет (ГОУ ВО МО МГОУ), про­фес­сор кафед­ры пси­хо­ло­гии, Рос­сий­ский эко­но­ми­че­ский уни­вер­си­тет име­ни Г.В. Пле­ха­но­ва (ФГБОУ РЭУ им. Г.В. Пле­ха­но­ва), Москва, Россия.

Смот­ри­те также:

• Белин­ская Е.П. Чело­век в инфор­ма­ци­он­ном мире
• Вой­скун­ский А.Е. Мета­фо­ры Интернета
• Бон­да­рен­ко С.В. Соци­аль­ная систе­ма кибер­про­стран­ства как новая соци­аль­ная общность
• Бон­да­рен­ко С.В. К вопро­су о так­со­но­мии киберпространства
• Дина­бург С.Р. Интер­нет: поиск взгляда