Солдатова Г.У., Рассказова Е.И. Соблюдение правил общения онлайн и офлайн: межпоколенческий анализ

Циф­ро­вое про­стран­ство — не про­сто часть жиз­ни совре­мен­но­го чело­ве­ка, а посто­ян­но при­сут­ству­ю­щее изме­ре­ние его соци­а­ли­за­ции, в первую оче­редь для под­рост­ков, кото­рые треть жиз­ни тра­тят на сон, треть — живут в реаль­ном мире, а еще одну треть — в циф­ро­вом [5].

Иссле­до­ва­ния онлайн-рис­ков, кото­рые доми­ни­ру­ют в этой обла­сти, и спо­со­бов совла­да­ния с ними сви­де­тель­ству­ют в поль­зу того, что онлайн-опыт циф­ро­во­го поко­ле­ния каче­ствен­но отли­ча­ет­ся от их опы­та офлайн [5, 9]. 

В то же вре­мя есть иссле­до­ва­ния, в кото­рых пока­за­но, что сего­дня моло­дые люди не чув­ству­ют раз­ни­цы меж­ду лич­ным обще­ни­ем и обще­ни­ем по мобиль­но­му теле­фо­ну; при этом при обще­нии по теле­фо­ну эта воз­раст­ная груп­па отда­ет пред­по­чте­ние SMS, а не уст­но­му раз­го­во­ру — отча­сти пото­му, что их мож­но писать неза­мет­но и дер­жать в сек­ре­те, они облег­ча­ют обще­ние в затруд­ни­тель­ной ситу­а­ции, а так­же поз­во­ля­ют воз­вра­щать­ся к зна­чи­мым сооб­ще­ни­ям [12, 13]. 

Соче­та­ние циф­ро­вой и тра­ди­ци­он­ной соци­а­ли­за­ции, кото­рое сего­дня опре­де­ля­ет фор­ми­ро­ва­ние граж­да­ни­на обще­ства, в том чис­ле и как “циф­ро­во­го граж­да­ни­на”, зада­ет для всех живу­щих поко­ле­ний новый фор­мат меж­лич­ност­ной и меж­груп­по­вой ком­му­ни­ка­ции. Он пред­по­ла­га­ет спле­те­ние при­выч­ных и усто­яв­ших­ся норм и пра­вил офлайн-обще­ния и пове­де­ния с фор­ми­ру­ю­щи­ми на наших гла­зах в онлайн-кон­текстах новы­ми куль­тур­ны­ми прак­ти­ка­ми и спо­со­ба­ми поведения.

Как меня­ют­ся нор­мы обще­ния, обу­слов­лен­ные новы­ми век­то­ра­ми лич­ност­но­го раз­ви­тия, как фор­ми­ру­ют­ся иерар­хии моти­вов и мораль­ные цен­но­сти там, где зна­чи­мые взрос­лые часто не высту­па­ют источ­ни­ком субъ­ек­тив­ных норм и стрем­ле­ний [10], а дру­гие участ­ни­ки обще­ния неред­ко даны лишь через их циф­ро­вые проявления? 

Клас­си­че­ские иссле­до­ва­ния эффек­тов ано­ним­но­сти, авто­ри­те­та, диф­фу­зии ответ­ствен­но­сти, полу­чив­шие повсе­мест­ное при­зна­ние после работ С. Мил­гра­ма и Ф. Зим­бар­до, поз­во­ля­ют опа­сать­ся, что интер­нет, по мне­нию ряда иссле­до­ва­те­лей, неся в себе квинт­эс­сен­цию этих эффек­тов [1], ста­нет про­стран­ством порож­де­ния осо­бых форм “куль­тур­ной пато­ло­гии” [7], в кото­ром чело­век будет вос­при­ни­мать онлайн как часть себя, сво­их пси­хо­ло­ги­че­ских границ. 

Одна­ко сего­дня уже доста­точ­но опре­де­лен­но мож­но гово­рить о каче­ствен­ном изме­не­нии струк­ту­ры и содер­жа­ния дет­ства, его нор­ма­тив­ных моде­лей [5]. Исче­за­ет чет­кость про­ти­во­по­став­ле­ния дет­ства и взрос­ло­сти как “обра­за потреб­но­го буду­ще­го” [3], когда все уси­лия вос­пи­та­ния и обу­че­ния в насто­я­щем направ­ле­ны на дости­же­ние вполне опре­де­лен­но­го иде­а­ла адек­ват­но­го и успеш­но­го взрос­ло­го. Под вли­я­ни­ем тех­но­ло­ги­че­ских изме­не­ний этот иде­ал сего­дня раз­мы­ва­ет­ся, как и декла­ри­ро­ван­ные пси­хо­ло­ги­ей раз­ви­тия нор­мы “пра­виль­но­го” дет­ства [6].

На при­ме­ре иссле­до­ва­ния обще­ния в реаль­ной жиз­ни и в сети мож­но будет уви­деть раз­ли­чие и сход­ство, а воз­мож­но, и неко­то­рые осо­бен­но­сти вза­и­мо­дей­ствия меж­ду нор­ма­тив­ны­ми моде­ля­ми пове­де­ния в этих мирах. 

Дан­ные совре­мен­ных иссле­до­ва­ний в этой обла­сти поз­во­ля­ют пред­по­ло­жить, что в усло­ви­ях стре­ми­тель­ной кон­вер­ген­ции реаль­но­го и вир­ту­аль­но­го миров вопрос о нор­ма­тив­ных моде­лях не может иметь одно­знач­но­го доми­ни­ро­ва­ния “ста­ро­го” или “ново­го” вари­ан­та решения. 

Напри­мер, опи­ра­ясь на рабо­ты М. Мид [2], мно­гие пред­по­ла­га­ют, что циф­ро­вое поко­ле­ние — под­рост­ки и моло­дежь — высту­пят в каче­стве “зако­но­да­те­лей” соб­ствен­ных, уни­каль­ных для интер­не­та пра­вил, кото­рым обу­чат сво­их родителей. 

Тем не менее эмпи­ри­че­ские иссле­до­ва­ния сви­де­тель­ству­ют ско­рее об отсут­ствии еди­ной моде­ли меж­по­ко­лен­че­ско­го вза­и­мо­дей­ствия с доми­ни­ро­ва­ни­ем само­сто­я­тель­но­го осво­е­ния и посте­пен­ным одно­вре­мен­ным выхо­дом на пер­вый план тра­ди­ци­он­ной пост­фи­гу­ра­тив­ной (от роди­те­лей детям) и кофи­гу­ра­тив­ной (в рам­ках поко­ле­ния) моде­лей [4].

Одна из идей, заклю­чен­ных в поня­тии “циф­ро­во­го граж­дан­ства”, состо­ит в том, что по мере раз­ви­тия циф­ро­во­го обще­ства интер­нет зада­ет свои соци­аль­ные нор­ма­ти­вы, не свя­зан­ные напря­мую с навы­ка­ми и зна­ни­я­ми в реаль­ной жиз­ни, — что хоро­шо и что пло­хо делать онлайн, как себя вести в раз­лич­ных ситу­а­ци­ях и т.п. [14].

Пред­ста­ви­те­ли циф­ро­во­го поко­ле­ния в ходе циф­ро­вой соци­а­ли­за­ции ста­но­вят­ся и созда­те­ля­ми, и реци­пи­ен­та­ми фор­ми­ру­ю­щих­ся в онлайн-кон­текстах цен­но­стей, пра­вил и отно­ше­ний. Но и здесь наблю­да­ет­ся опре­де­лен­ная динамика. 

Иссле­до­ва­ния рос­сий­ских под­рост­ков 2010 и 2013 гг. [5] поз­во­ли­ли пред­по­ло­жить, что если для под­рост­ков, осва­и­вав­ших интер­нет в 1990-е — нача­ле 2000-х гг., он часто ста­но­вил­ся ано­ним­ным при­ста­ни­щем, про­стран­ством бес­кон­троль­ной и без­на­ка­зан­ной сво­бо­ды, кото­рое они тща­тель­но обе­ре­га­ли от глаз взрос­лых, то под­рост­ки погра­нич­но­го меж­ду Y и Z поко­ле­ния сде­ла­ли зна­чи­тель­ный шаг в сто­ро­ну взрос­лых. Они осва­и­ва­ют интер­нет вме­сте с ними, сооб­ща­ют об уча­стии шко­лы в этом про­цес­се, более гото­вы дове­рять роди­те­лям, учи­те­лям, а не толь­ко друзьям. 

По неко­то­рым дан­ным, про­со­ци­аль­ное пове­де­ние в онлайн-обще­нии совре­мен­ных под­рост­ков зна­чи­тель­но пре­вос­хо­дит анти­со­ци­аль­ное [8]. Воз­мож­но, это кос­вен­ное сви­де­тель­ство раз­ви­тия циф­ро­во­го граж­дан­ства как систе­мы пра­вил и соци­аль­ных регу­ля­то­ров, обес­пе­чи­ва­ю­щих их выпол­не­ние. Но обсуж­дать нор­ма­ти­вы и регу­ля­то­ры циф­ро­во­го граж­дан­ства воз­мож­но после отве­тов на мно­гие вопро­сы, сре­ди кото­рых оста­ет­ся пока откры­тым один из основ­ных — како­вы нор­мы и пра­ви­ла онлайн-обще­ния для раз­ных воз­раст­ных групп и чем они отли­ча­ют­ся от тра­ди­ци­он­ных норм пове­де­ния в офлайн.

Целью дан­ной рабо­ты явля­ет­ся срав­ни­тель­ный ана­лиз оцен­ки под­рост­ка­ми, моло­ды­ми людь­ми и роди­те­ля­ми под­рост­ков соблю­де­ния при­ня­тых в совре­мен­ном обще­стве пра­вил обще­ния как в реаль­ной жиз­ни (офлайн), так и онлайн, а так­же выяв­ле­ния свя­зи меж­ду оцен­ка­ми соблю­де­ния этих пра­вил и неко­то­ры­ми пред­став­ле­ни­я­ми всех групп респон­ден­тов о при­чи­нах более откры­то­го выра­же­ния мне­ний в интер­не­те и при­чи­нах трав­ли дру­го­го в сети. Выдви­га­лись сле­ду­ю­щие гипо­те­зы:

1. Во всех воз­раст­ных груп­пах респон­ден­ты менее склон­ны соблю­дать пра­ви­ла обще­ния в онлайн-кон­текстах по срав­не­нию с офлайн-кон­тек­ста­ми, в кото­рых эти пра­ви­ла фор­ми­ро­ва­лись. В силу недо­ста­точ­ной сфор­ми­ро­ван­но­сти куль­ту­ры повсе­днев­но­го обще­ния у под­рост­ков это рас­хож­де­ние у них будет более выра­же­но, чем у родителей.
2. Пра­ви­ла обще­ния, при­ня­тые в офлайн, в онлайн реже соблю­да­ют те, кто в каче­стве при­чин, объ­яс­ня­ю­щих и раци­о­на­ли­зи­ру­ю­щих пред­по­чте­ние откры­то­го выра­же­ния соб­ствен­но­го мне­ния и агрес­сии в сети, назы­ва­ют харак­те­ри­сти­ки и воз­мож­но­сти, кото­рые поз­во­ля­ют про­ще реа­ли­зо­вать эти наме­ре­ния в циф­ро­вом пространстве.

МЕТОДИКА

Сбор дан­ных про­во­дил­ся Фон­дом раз­ви­тия интер­не­та при под­держ­ке ком­па­ний РАЭК и Google. Опрос про­во­дил­ся мето­дом лич­но­го интер­вью по анке­там для каж­дой воз­раст­ной группы. 

Для отбо­ра интер­вью­е­ров, обла­да­ю­щих соот­вет­ству­ю­щим про­фес­си­о­наль­ным уров­нем, была исполь­зо­ва­на уни­вер­си­тет­ская сеть: Мос­ков­ский госу­дар­ствен­ный уни­вер­си­тет им. М.В. Ломо­но­со­ва, Санкт-Петер­бург­ский госу­дар­ствен­ный уни­вер­си­тет, Вол­го­град­ский госу­дар­ствен­ный соци­аль­но­пе­да­го­ги­че­ский уни­вер­си­тет, Даге­стан­ский госу­дар­ствен­ный педа­го­ги­че­ский уни­вер­си­тет, Севе­ро-Осе­тин­ский госу­дар­ствен­ный уни­вер­си­тет им. К.Л. Хета­гу­ро­ва, Казан­ский феде­раль­ный уни­вер­си­тет, Вят­ский госу­дар­ствен­ный уни­вер­си­тет, Ураль­ский госу­дар­ствен­ный педа­го­ги­че­ский уни­вер­си­тет, Тюмен­ский госу­дар­ствен­ный уни­вер­си­тет, Наци­о­наль­ный иссле­до­ва­тель­ский Том­ский госу­дар­ствен­ный уни­вер­си­тет, Ново­си­бир­ский госу­дар­ствен­ный уни­вер­си­тет, Тихо­оке­ан­ский госу­дар­ствен­ный уни­вер­си­тет, Кам­чат­ский госу­дар­ствен­ный уни­вер­си­тет им. Виту­са Беринга.

Для про­ве­де­ния опро­са было ото­бра­но 68 опыт­ных интер­вью­е­ров-пси­хо­ло­гов. Рабо­та интер­вью­е­ров кон­тро­ли­ро­ва­лась сотруд­ни­ка­ми Фон­да раз­ви­тия интер­не­та и факуль­те­та пси­хо­ло­гии МГУ им. М.В. Ломоносова.

Под­рост­ки и моло­дые люди вклю­ча­лись в иссле­до­ва­ние, толь­ко если поль­зо­ва­лись интернетом.

Роди­те­ли вклю­ча­лись в иссле­до­ва­ние, если у них были поль­зу­ю­щи­е­ся интер­не­том дети 12–17 лет.

Участ­ни­ки иссле­до­ва­ния. 1029 под­рост­ков в воз­расте от 14 до 17 лет (из них 47% юно­шей), 525 под­рост­ков в воз­расте от 12 до 13 лет (из них 45.7% юно­шей), 736 моло­дых людей в воз­расте от 17 до 30 лет (из них 40.8% муж­чин, сред­ний воз­раст – ± 3.9 года) и 1105 роди­те­лей (из них 19.4% муж­чин) под­рост­ков 12–17 лет. Воз­раст роди­те­лей варьи­ро­вал от 28 до 65 лет (сред­ний воз­раст 41.21 ± 5.63 года). 

Респон­ден­ты пред­став­ля­ли 17 горо­дов из вось­ми феде­раль­ных окру­гов: Южно­го (Ростов­на-Дону, Вол­го­град), При­волж­ско­го (Казань, Киров), Сибир­ско­го (Кеме­ро­во, Ново­си­бирск), Даль­не­во­сточ­но­го (Мага­дан, Пет­ро­пав­ловск-Кам­чат­ский, Хаба­ровск), Севе­ро-Кав­каз­ско­го (Махач­ка­ла, Вла­ди­кав­каз), Севе­ро-Запад­но­го (Санкт-Петер­бург, Волог­да), Цен­траль­но­го (Москва, Мос­ков­ская область), Ураль­ско­го (Тюмень, Екатеринбург).

В дан­ной ста­тье пред­став­ле­на часть резуль­та­тов, полу­чен­ных при помо­щи сле­ду­ю­щих мето­дик.

1. Оцен­ка соблю­де­ния пра­вил обще­ния онлайн и офлайн была субъ­ек­тив­ной. Экс­пер­та­ми-пси­хо­ло­га­ми было сфор­му­ли­ро­ва­но девять общих пра­вил меж­лич­ност­но­го обще­ния, опи­сы­ва­ю­щих нор­мы соблю­де­ния веж­ли­во­сти, ответ­ствен­но­сти, вни­ма­тель­но­сти и вза­им­но­сти: “Будь­те веж­ли­вы со сво­и­ми собе­сед­ни­ка­ми”, “Веди­те себя в соот­вет­ствии с пра­ви­ла­ми того места, в кото­ром нахо­ди­тесь”, “Куль­тур­но и гра­мот­но выра­жай­те свои мыс­ли”, “Дели­тесь толь­ко про­ве­рен­ной инфор­ма­ци­ей”, “Дели­тесь сво­и­ми зна­ни­я­ми, ува­жай­те вклад дру­гих в обмен зна­ни­я­ми”, “Регу­ли­руй­те выра­же­ние сво­их эмо­ций, ваши сло­ва и дей­ствия могут задеть дру­гих”, “Ува­жай­те част­ную жизнь и лич­ные гра­ни­цы дру­гих людей”, “Исполь­зуй­те свой авто­ри­тет и воз­мож­но­сти не во вред дру­гим”, “Будь­те тер­пи­мы к недо­стат­кам окру­жа­ю­щих вас людей”. 

Респон­ден­тов про­си­ли оце­нить, насколь­ко часто они соблю­да­ют каж­дое пра­ви­ло “В реаль­ной жиз­ни” и “В интер­не­те” по шка­ле Лай­кер­та от 1 (“Нико­гда”) до 5 (“Посто­ян­но”).

Пунк­ты, оце­ни­ва­ю­щие соблю­де­ние пра­вил обще­ния, фак­то­ри­зо­ва­лись отдель­но для дея­тель­но­сти онлайн и офлайн. Во всех груп­пах резуль­та­ты сви­де­тель­ству­ют в поль­зу одно­фак­тор­но­го реше­ния, объ­яс­ня­ю­ще­го 39.58–41.81% дис­пер­сии дан­ных для обще­ния офлайн и 44.41–53.12% дис­пер­сии дан­ных для обще­ния онлайн. 

Учи­ты­вая высо­кую надеж­ность-согла­со­ван­ность (табл. 1), на осно­ве усред­не­ния отве­тов рас­счи­ты­ва­лись пока­за­те­ли соблю­де­ния пра­вил онлайн и офлайн.

Таблица 1. Согласованность шкал соблюдения правил общения онлайн и офлайн в разных группах (коэффициент альфа Кронбаха)

2. Для оцен­ки субъ­ек­тив­ных при­чин пред­по­чте­ния онлайн-обще­ния офлай­ну при выра­же­нии сво­е­го мне­ния и агрес­сии зада­ва­лись два кос­вен­ных вопро­са. “Неко­то­рые люди пред­по­чи­та­ют выра­жать свое мне­ние о дру­гом чело­ве­ке толь­ко онлайн, но не лич­но. Как вы дума­е­те, поче­му? Выбе­ри­те не более трех вари­ан­тов ответа”. 

Вари­ан­ты отве­тов оце­ни­ва­лись по бинар­ной шка­ле (выбра­но или нет) и были сле­ду­ю­щи­ми: “Про­ще и быст­рее”, “Более болез­нен­но”, “Менее болез­нен­но”, “Боят­ся уви­деть реак­цию дру­го­го”, “Боль­ше людей узна­ют об этом”, “Мож­но остать­ся ано­ним­ным”, “Мож­но остать­ся без­на­ка­зан­ным”, “Не так стыд­но”, “Затруд­ня­юсь отве­тить”. Вто­рой вопрос: “Как Вам кажет­ся, для чего чело­век тра­вит дру­го­го в интер­не­те? Выбе­ри­те все под­хо­дя­щие вари­ан­ты ответа”. 

Вари­ан­ты отве­тов так­же оце­ни­ва­лись бинар­но и были сле­ду­ю­щи­ми: “Поэкс­пе­ри­мен­ти­ро­вать и посмот­реть на реак­цию дру­гих людей”, “Про­сто раз­влечь­ся”, “За ком­па­нию с дру­зья­ми”, “Выра­зить свое отно­ше­ние”, “Выплес­нуть нако­пив­ший­ся нега­тив”, “Пока­зать свою силу и пре­вос­ход­ство”, “Добить­ся какой-то сво­ей цели, полу­чить выго­ду”, “Под­дер­жать свою репу­та­цию”, “Ото­мстить”, “При­чи­нить вред дру­го­му”. На эти вопро­сы не отве­ча­ли под­рост­ки 12–13 лет, поэто­му они исклю­че­ны из соот­вет­ству­ю­ще­го анализа.

Обра­бот­ка дан­ных про­во­ди­лась в про­грам­ме SPSS23.0.

РЕЗУЛЬТАТЫ

Правила общения онлайн и офлайн: сравнение поколений

Про­во­дил­ся дис­пер­си­он­ный ана­лиз с повтор­ны­ми изме­ре­ни­я­ми 2 спо­со­ба обще­ния (офлайн, онлайн) × 9 (пра­ви­ла) × 4 (роди­те­ли, моло­дежь, под­рост­ки 11–13 лет и под­рост­ки 14–17 лет). 

Как пока­за­но на рис. 1, в сред­нем во всех усло­ви­ях люди отве­ча­ют, что ско­рее соблю­да­ют пра­ви­ла: их сред­ние бал­лы выше 3.9 бал­ла по шка­ле от 1 до 5.

Мак­си­маль­ные раз­ли­чия, хотя и со сред­ним ста­ти­сти­че­ским эффек­том, отме­ча­ют­ся меж­ду соблю­де­ни­ем пра­вил онлайн и офлайн (F = 353.75, p < 0.01, η2 = 0.10). Все участ­ни­ки иссле­до­ва­ния чаще соблю­да­ют пра­ви­ла офлайн (“в реаль­ной жиз­ни”), чем онлайн (рис. 1). 

Это зако­но­мер­ный резуль­тат, исхо­дя из того, что куль­ту­ра повсе­днев­но­го меж­лич­ност­но­го вза­и­мо­дей­ствия фор­ми­ро­ва­лась века­ми, а куль­ту­ра циф­ро­во­го обще­ния в исто­ри­че­ском кон­тек­сте нахо­дит­ся лишь в началь­ной ста­дии сво­е­го развития. 

В то же вре­мя раз­ни­ца меж­ду эти­ми сфе­ра­ми ком­му­ни­ка­ции не так вели­ка, как мож­но было бы пред­по­ло­жить. Отме­тим, что мень­ше все­го эта раз­ни­ца выра­же­на у роди­те­лей, выше она у моло­дых людей и мак­си­маль­на — у под­рост­ков (F = 15.84, p < 0.01, η2 = 0.02).

Соблю­де­ние пра­вил как онлайн, так и офлайн зави­сит так­же от того, о каких пра­ви­лах в целом идет речь (F = 249.79, p < 0.01, η2 = 0.07).

При обще­нии и офлайн, и онлайн люди ста­ра­ют­ся быть веж­ли­вы­ми, ува­жать част­ную жизнь и лич­ные гра­ни­цы дру­гих людей и соблю­дать пра­ви­ла того места, где находятся. 

Менее важ­но для них куль­тур­но выра­жать свои мыс­ли, делить­ся толь­ко про­ве­рен­ной инфор­ма­ци­ей и участ­во­вать во вза­им­ном обмене зна­ни­я­ми, регу­ли­ро­вать выра­же­ние сво­их эмо­ций, быть тер­пи­мы­ми и не исполь­зо­вать свой авто­ри­тет во вред дру­гим. Эффект этот опо­сред­ству­ет­ся (хотя и в сла­бой сте­пе­ни) тем, кем явля­ют­ся респон­ден­ты: под­рост­ка­ми, роди­те­ля­ми или моло­ды­ми людь­ми (F = 4.96, p < 0.01, η2 = 0.01).

В част­но­сти, для моло­де­жи и под­рост­ков важ­ность обме­на зна­ни­я­ми, исполь­зо­ва­ния про­ве­рен­ной инфор­ма­ции и регу­ли­ро­ва­ния выра­же­ния сво­их эмо­ций неоче­вид­на. Эффект опо­сред­ству­ет­ся так­же тем, идет ли речь о пра­ви­лах онлайн или офлайн (F = 8.79, p < 0.01, η2 = 0.003), одна­ко это опо­сред­ство­ва­ние настоль­ко неяр­ко выра­же­но, что не дости­га­ет даже услов­ной гра­ни­цы сла­бых эффектов.

Как вид­но на рис. 2, роди­те­ли в целом более склон­ны соблю­дать пра­ви­ла обще­ния как офлайн, так и онлайн, по срав­не­нию с под­рост­ка­ми и моло­де­жью (F = 91.98, p < 0.01, η2 = 0.08, по резуль­та­там post hoc срав­не­ния по кри­те­рию Шеф­фе раз­ли­чия со все­ми тре­мя груп­па­ми на уровне p < 0.01).

Отме­тим, что в наи­мень­шей сте­пе­ни соблю­да­ют пра­ви­ла обще­ния и онлайн, и офлайн не млад­шие под­рост­ки, а под­рост­ки 14–17 лет, что может отра­жать осо­бен­но­сти воз­рас­та (по кри­те­рию Шеф­фе их пока­за­те­ли ниже, чем у моло­де­жи, p < 0.01).

По-види­мо­му, стрем­ле­ние стар­ших под­рост­ков к “про­вер­ке” пра­вил на соб­ствен­ном опы­те, кри­ти­че­ское отно­ше­ние к авто­ри­те­там и нор­мам, отста­и­ва­ние сво­е­го пра­ва отли­чать­ся и вести себя осо­бым обра­зом про­яв­ля­ют­ся у них как онлайн, так и офлайн.

Нако­нец отме­ча­ет­ся и эффект вза­и­мо­дей­ствия всех трех фак­то­ров (F = 5.58, p < 0.01, η2=0.01). Одна­ко, как и в отно­ше­нии преды­ду­щих эффек­тов вза­и­мо­дей­ствия, он крайне сла­бый. Если в отно­ше­нии пра­вил веж­ли­во­сти, уче­та места, где нахо­дишь­ся, тер­пи­мо­сти мак­си­маль­ный раз­рыв меж­ду обще­ни­ем онлайн и офлайн, наблю­дав­ший­ся у под­рост­ков, умень­ша­ет­ся у моло­де­жи и прак­ти­че­ски исче­за­ет у взрос­лых, то в отно­ше­нии досто­вер­но­сти инфор­ма­ции, обме­на зна­ни­я­ми и неис­поль­зо­ва­ния авто­ри­те­та во вред раз­рыв мак­си­ма­лен в груп­пе млад­ших под­рост­ков, а моло­дежь и стар­шие под­рост­ки прак­ти­че­ски не раз­ли­ча­ют­ся по соблю­де­нию этих пра­вил. Наобо­рот, когда речь идет об ува­же­нии част­ной жиз­ни и регу­ля­ции эмо­ций, раз­ли­чие онлайн- и офлайн-обще­ния наи­бо­лее оче­вид­но у молодежи.

В отли­чие от основ­ных эффек­тов, эффек­ты вза­и­мо­дей­ствия крайне сла­бые и дости­га­ют при­ня­то­го уров­ня зна­чи­мо­сти лишь за счет боль­шой выбор­ки, при этом отве­ты в отно­ше­нии раз­ных пра­вил обще­ния хоро­шо согла­су­ют­ся меж­ду собой. 

Общую кар­ти­ну удоб­но пред­ста­вить рисун­ком (рис. 2): с воз­рас­том люди боль­ше склон­ны соблю­дать пра­ви­ла обще­ния как онлайн, так и офлайн (F = 101.24, p < 0.01, η2 = 0.08), хотя во всех слу­ча­ях в онлайн-обще­нии дела­ют это не так усерд­но, как офлайн (F = 369.40, p < 0.01, η2 = 0.10). При этом у роди­те­лей раз­ли­чие меж­ду онлайн- и офлайн-обще­ни­ем мень­ше, чем у моло­де­жи и под­рост­ков, а в 11–13 лет оно мак­си­маль­но (F = 17.78, p < 0.01, η2 = 0.02).

Добав­ле­ние в модель пола респон­ден­тов мало меня­ло общую кар­ти­ну: в целом девуш­ки-под­рост­ки и жен­щи­ны более склон­ны к соблю­де­нию пра­вил обще­ния, по срав­не­нию с юно­ша­ми и муж­чи­на­ми (F = 45.23, p < 0.01, η2 = 0.01), а все эффек­ты вза­и­мо­дей­ствия пола с типом обще­ния (онлайн/офлайн) и груп­пой (родители/подростки/молодежь), хотя и дости­га­ют при­ня­то­го уров­ня зна­чи­мо­сти в наших выбор­ках, настоль­ко сла­бы по вели­чине, что, по-види­мо­му, ими мож­но пре­не­бречь (F = 2.27–19.18, p < 0.01, η2 = 0.002–0.006). Эффект вза­и­мо­дей­ствия всех трех фак­то­ров не был выявлен.

Субъективные причины предпочтения онлайн-общения офлайн-общению при выражении своего мнения и агрессии

Для оцен­ки того, каким обра­зом респон­ден­ты объ­яс­ня­ют и раци­о­на­ли­зи­ру­ют пред­по­чте­ния людей откры­то выра­жать свои мне­ния онлайн и како­вы при­чи­ны агрес­сии в сети, в дан­ном иссле­до­ва­нии зада­ва­лись два кос­вен­ных вопро­са: поче­му, с точ­ки зре­ния респон­ден­та, неко­то­рые люди пред­по­чи­та­ют выра­жать свое мне­ние о дру­гих онлайн, а не офлайн, а так­же по каким при­чи­нам люди чаще пред­по­чи­та­ют под­вер­гать дру­гих трав­ле онлайн.

Таблица 2. Причины выражения своего мнения о других онлайн, но не лично: глазами подростков, молодежи и родителей

Было выяв­ле­но, что пред­ста­ви­те­ли всех трех поко­ле­ний в каче­стве основ­ных при­чин боль­шей сво­бо­ды в выра­же­нии лич­но­го мне­ния в сети в первую оче­редь назы­ва­ют “ано­ним­ность”, “без­на­ка­зан­ность”, “про­сто­ту” и мень­ший страх “уви­деть реак­цию другого”. 

С точ­ки зре­ния под­рост­ков, паль­ма пер­вен­ства здесь при­над­ле­жит ано­ним­но­сти, моло­де­жи — без­на­ка­зан­но­сти, а поко­ле­ние роди­те­лей отда­ет ее про­сто­те и ско­ро­сти, с кото­рой это мож­но сде­лать. Под­рост­ки и моло­дежь счи­та­ют, что это лег­че сде­лать так­же и пото­му, что не вид­но реак­ции жертвы. 

Каж­дый тре­тий под­ро­сток счи­та­ет, что в сети быть гру­бым и агрес­сив­ным “не так стыд­но”, а каж­дый чет­вер­тый уве­рен, что онлайн-агрес­сия менее болез­нен­на. Кро­ме того, каж­дый деся­тый опро­шен­ный отме­ча­ет, что онлайн-агрес­сия име­ет “тай­ное ору­жие” за счет мас­штаб­но­сти: боль­ше людей узна­ют об этом мнении. 

Хотя раз­ли­чия в отве­тах о при­чи­нах меж­ду под­рост­ка­ми, моло­ды­ми людь­ми и роди­те­ля­ми дости­га­ют при­ня­то­го в гума­ни­тар­ных нау­ках уров­ня зна­чи­мо­сти p < 0.05, они невелики. 

Таким обра­зом, роди­те­ли чаще гово­рят, что онлайн — про­ще и быст­рее или что не пони­ма­ют при­чин склон­но­сти детей и под­рост­ков выска­зы­вать­ся онлайн, а не офлайн. Под­рост­ки чаще гово­рят о том, что онлайн — не так стыд­но, менее болез­нен­но и ано­ним­но. Моло­де­жи более важ­на безнаказанность.

При отве­те на вто­рой вопрос: для чего чело­век тра­вит дру­го­го в интер­не­те — более поло­ви­ны пред­ста­ви­те­лей всех поко­ле­ний выде­ли­ли два общих моти­ва: власть и развлечения. 

Так, агрес­сор может демон­стри­ро­вать свою силу и пре­вос­ход­ство, само­утвер­ждать­ся за счет жерт­вы трав­ли. С дру­гой сто­ро­ны, еще чаще моти­вом ста­но­вит­ся раз­вле­че­ние: в таком слу­чае агрес­сор может не вос­при­ни­мать тот урон, кото­рый нано­сит­ся жерт­ве. Харак­те­ри­сти­ки онлайн-про­стран­ства спо­соб­ству­ют это­му: ано­ним­ность само­го агрес­со­ра, неви­ди­мость эмо­ци­о­наль­ной реак­ции жерт­вы, обес­це­ни­ва­ние нано­си­мо­го уро­на со сто­ро­ны агрес­со­ра при­во­дят к тому, что боль­шин­ство респон­ден­тов еди­но­глас­но выде­ля­ют этот мотив. 

Для каж­до­го вто­ро­го моло­до­го чело­ве­ка и под­рост­ка харак­те­рен еще один мотив — осво­бож­де­ние от нако­пив­ше­го­ся нега­ти­ва. Интер­нет-про­стран­ство ста­но­вит­ся местом сли­ва для нега­тив­ных пере­жи­ва­ний и эмо­ций, зача­стую за счет пере­ад­ре­са­ции этих эмо­ций дру­гим более сла­бым и уяз­ви­мым (фено­мен коз­ла отпу­ще­ния). Под­рост­ки так­же часто выби­ра­ют жела­ние ото­мстить (42%) и при­чи­нить вред (41%) дру­го­му, т. е. наме­рен­ную агрессию. 

Груп­по­вой харак­тер кибер­бул­лин­га выяв­ля­ет­ся и часто­той выбо­ра моти­ва “за ком­па­нию с дру­зья­ми” — 41% моло­де­жи и 39% под­рост­ков. Треть под­рост­ков и моло­дых людей счи­та­ют, что трав­ля в сети воз­ни­ка­ет из-за жела­ния под­дер­жать свою репу­та­цию и добить­ся опре­де­лен­ной цели или выгоды. 

Чет­верть под­рост­ков и моло­де­жи ука­зы­ва­ет на жела­ние поэкс­пе­ри­мен­ти­ро­вать и посмот­реть на реак­цию дру­гих людей. Здесь зву­чит мотив трикс­те­ра, про­ве­ря­ю­ще­го гра­ни­цы сво­их воз­мож­но­стей и огра­ни­че­ний со сто­ро­ны социума. 

Треть под­рост­ков и чет­верть моло­де­жи пред­по­ла­га­ют, что трав­ля может исполь­зо­вать­ся для выра­же­ния свое отно­ше­ния или соб­ствен­но­го мнения.

Это сви­де­тель­ству­ет о низ­ком уровне кон­фликт­ной ком­пе­тент­но­сти сре­ди моло­до­го поко­ле­ния, когда пред­по­чи­та­ют­ся деструк­тив­ные стра­те­гии пове­де­ния в кон­флик­те, направ­лен­ные на уни­же­ние досто­ин­ства дру­го­го, а не исполь­зу­ют­ся эффек­тив­ные спо­со­бы уре­гу­ли­ро­ва­ния раз­но­гла­сий и про­яс­не­ния ситу­а­ции в лич­ном общении.

Каж­дый из вари­ан­тов отве­тов добав­лял­ся в ANOVA с повтор­ны­ми изме­ре­ни­я­ми, опи­сан­ны­ми выше. Оста­но­вим­ся на ана­ли­зе основ­ных эффек­тов и эффек­тов вза­и­мо­дей­ствия, дости­га­ю­щих уров­ня зна­чи­мо­сти p < 0.05.

Вопре­ки ожи­да­ни­ям, было пока­за­но, что те, кто счи­та­ет, что интер­нет помо­га­ет людям остать­ся ано­ним­ным, были боль­ше гото­вы соблю­дать пра­ви­ла обще­ния как онлайн, так и офлайн (рис. 3). Этот эффект был неве­лик по раз­ме­ру и не зави­сел от груп­пы респон­ден­тов и фор­мы обще­ния (F = 9.86, p < 0.01, η2 = 0.004).

Еще два сла­бых эффек­та вза­и­мо­дей­ствия уста­нов­ле­ны в отно­ше­нии ощу­ще­ния без­на­ка­зан­но­сти онлайн и того, что онлайн выра­жать свое мне­ние “не так стыд­но”. С одной сто­ро­ны, у тех, кто не счи­та­ет, что интер­нет поз­во­ля­ет людям остать­ся без­на­ка­зан­ны­ми, рас­хож­де­ние меж­ду соблю­де­ни­ем пра­вил онлайн и офлайн мень­ше, чем у тех, кто так счи­та­ет (F = 6.08, p < 0.05, η2 = 0.002).

Инте­рес­но, что пред­став­ле­ния о без­на­ка­зан­но­сти онлайн ни в одной из групп не свя­за­ны с соблю­де­ни­ем пра­вил обще­ния онлайн: эффект опре­де­лят­ся имен­но рас­хож­де­ни­ем меж­ду онлайн и офлайн. 

Серия отдель­ных ана­ли­зов пока­зы­ва­ет, что у роди­те­лей, не счи­та­ю­щих без­на­ка­зан­ность осно­ва­ни­ем выра­жать мне­ние онлайн, мень­ше рас­хож­де­ние меж­ду соблю­де­ни­ем пра­вил обще­ния онлайн и офлайн (F = 3,97, p < 0.05), у моло­де­жи это эффект дости­га­ет уров­ня тен­ден­ции (F = 2.71, p < 0.10). При отдель­ном же ана­ли­зе в груп­пе под­рост­ков этот эффект незна­чим, хотя в общем ана­ли­зе он выяв­ля­ет­ся как основ­ной эффект для всех трех групп. 

С дру­гой сто­ро­ны, у роди­те­лей, кото­рые счи­та­ют, что выра­жать свое мне­ние онлайн “не так стыд­но”, как офлайн, рас­хож­де­ние меж­ду онлайн и офлайн мень­ше, чем у тех, кто так не счи­та­ет, а у моло­де­жи и под­рост­ков пред­став­ле­ния о сты­де не свя­за­ны с соблю­де­ни­ем пра­вил онлайн (F = 3.36, p < 0.05, η2 = 0.002, при отдель­ном срав­не­нии в груп­пе роди­те­лей F = 5.54, p < 0.05, рис. 5). В дру­гих груп­пах таких раз­ли­чий нет.

Люди, кото­рые счи­та­ют, что при­чи­на трав­ли — выплес­ки­ва­ние нако­пив­ше­го­ся нега­ти­ва, менее склон­ны соблю­дать пра­ви­ла обще­ния, неваж­но, онлайн или офлайн (F = 6,95, p < 0.01, η2 = 0.003). Напро­тив, те, кто гово­рит о том, что люди хотят пока­зать свое пре­вос­ход­ство, чаще соблю­да­ют пра­ви­ла (F = 8,61, p < 0.01, η2 = 0.003); осо­бен­но выра­жен этот эффект у роди­те­лей (F = 3.63, p < 0.05, η2 = 0.003). Те, кто гово­рит, что такие люди хотят при­чи­нить дру­гим вред, тоже чаще соблю­да­ют пра­ви­ла сами (F = 7.92, p < 0.01, η2 = 0.003), осо­бен­но это каса­ет­ся онлайн (F = 8.08, p < 0.01, η2 = 0.003, рис. 6).

ОБСУЖДЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ

Регу­ля­то­ры обще­ния онлайн и офлайн: срав­не­ние поко­ле­ний. В целом циф­ро­вое про­стран­ство боль­ше не вос­при­ни­ма­ет­ся пред­ста­ви­те­ля­ми всех поко­ле­ний [6] как про­стран­ство бес­кон­троль­ной сво­бо­ды: в нем есть регу­ля­то­ры, соци­аль­но под­дер­жи­ва­е­мые и одоб­ря­е­мые пра­ви­ла обще­ния. В первую оче­редь, это тра­ди­ци­он­ные нор­мы пове­де­ния, кото­рые ста­но­вят­ся и онлайн-пра­ви­ла­ми: быть веж­ли­вы­ми, не нару­шать пра­вил груп­пы, в кото­рой нахо­дишь­ся, не нару­шать лич­ные гра­ни­цы людей. 

В онлайн-обще­нии мень­ше соблю­да­ют­ся по срав­не­нию с офлайн-обще­ни­ем такие важ­ные пра­ви­ла пози­тив­ной ком­му­ни­ка­ции, как необ­хо­ди­мость осто­рож­но­го отно­ше­ния к инфор­ма­ции, вза­им­ность в обмене зна­ни­я­ми, регу­ля­ция сво­их эмо­ций и терпимость.

Одна­ко пра­ви­ла циф­ро­во­го обще­ния по-преж­не­му не столь регла­мен­ти­ро­ва­ны, как пра­ви­ла офлайн-обще­ния: во всех слу­ча­ях ответ­ствен­ность в циф­ро­вом обще­нии “отста­ет” от ответ­ствен­но­сти в непо­сред­ствен­ном меж­лич­ност­ном обще­нии. Раз­ли­чия ста­но­вят­ся осо­бен­но замет­ны­ми, когда срав­ни­ва­ют­ся раз­ные воз­раст­ные группы. 

Роди­те­ли лег­ко про­еци­ру­ют усво­ен­ные и регла­мен­ти­ро­ван­ные систе­мы тра­ди­ци­он­ных пра­вил обще­ния в интер­нет и прак­ти­че­ски не видят раз­ни­цы в ком­му­ни­ка­ци­ях онлайн и офлайн. Таким обра­зом, роди­те­ли отно­сят­ся к обще­нию онлайн и офлайн ско­рее оди­на­ко­во, а для под­рост­ков 11–13 лет раз­ни­ца меж­ду ком­му­ни­ка­ци­я­ми в этих реаль­но­стях — максимальна. 

Воз­мож­но, это отра­же­ние лич­ност­ной зре­ло­сти взрос­лых, напри­мер более ответ­ствен­но­го отно­ше­ния ко все­му, кото­рое фор­ми­ру­ет­ся с воз­рас­том, в том чис­ле и к онлайн-миру. При­чи­на может быть так­же в осо­бен­но­стях осво­е­ния и исполь­зо­ва­ния интер­не­та, кото­рые ока­за­лись раз­лич­ны­ми для поко­ле­ний наше­го исследования. 

“Погру­жа­ясь” в циф­ро­вой мир в ран­нем дет­стве, млад­шем и сред­нем школь­ном воз­расте, дети не стал­ки­ва­ют­ся в нем с таким регла­мен­ти­ро­ван­ным соци­аль­ным поряд­ком, кото­рый им при­хо­дит­ся соблю­дать под посто­ян­ной опе­кой род­ствен­ни­ков и педа­го­гов в семье, шко­ле, на ули­цах города. 

Выры­ва­ясь из жест­кой систе­мы реаль­но­сти с дав­но усто­яв­ши­ми куль­тур­ны­ми нор­ма­ми пове­де­ния, дети циф­ро­во­го поко­ле­ния попа­да­ют в мир, кото­рый ими вос­при­ни­ма­ет­ся как ано­ним­ный, “без­на­ка­зан­ный”, сво­бод­ный и не тре­бу­ю­щий обя­за­тель­но­го соблю­де­ния при­ня­тых норм общения. 

Несмот­ря на то что раз­ни­цы меж­ду непо­сред­ствен­ным меж­лич­ност­ных обще­ни­ем и обще­ни­ем, опо­сред­ство­ван­ным интер­не­том, они часто не заме­ча­ют [12], дру­гой чело­век по ту сто­ро­ну экра­на ком­пью­те­ра для них неред­ко пред­став­ля­ет­ся не таким “живым” и пере­жи­ва­ю­щим, как в реаль­ной жиз­ни. Это поз­во­ля­ет отне­стись к нему с мень­шей ответ­ствен­но­стью и при обмене инфор­ма­ци­ей, и при соблю­де­нии тра­ди­ци­он­ных пра­вил обще­ния в сети. 

По мере взрос­ле­ния пред­ста­ви­те­лей циф­ро­во­го поко­ле­ния эта ситу­а­ция, похо­же, меня­ет­ся мед­лен­но: раз­ли­чия меж­ду моло­де­жью и стар­ши­ми под­рост­ка­ми есть, но не столь вели­ки, как мож­но было бы ожи­дать. В отли­чие от это­го роди­те­ли, види­мо, сра­зу вос­при­ни­ма­ют в интер­не­те Дру­го­го в соот­вет­ствии с теми пра­ви­ла­ми, кото­рые уже сфор­ми­ро­ва­ны их преды­ду­щи­ми усло­ви­я­ми соци­а­ли­за­ции, и гораз­до чаще ведут себя по отно­ше­нию к нему не менее ответ­ствен­но, чем по отно­ше­нию к людям в реаль­ном мире.

С точ­ки зре­ния раз­ви­тия таких важ­ных состав­ля­ю­щих лич­ност­ной зре­ло­сти, как ответ­ствен­ность, вни­ма­тель­ность и вза­им­ность в обще­нии, “взрос­ле­ние” под­рост­ков офлайн опе­ре­жа­ет онлайн. 

Хотя под­рост­ки живут в сме­шан­ной реаль­но­сти и гра­ни­цы, раз­де­ля­ю­щие онлайн и офлайн, для них раз­мы­ты, они чаще руко­вод­ству­ют­ся в онлайн-обще­нии дру­ги­ми по срав­не­нию с реаль­ным миром правилами. 

С прак­ти­че­ской точ­ки зре­ния это ука­зы­ва­ет на важ­ность помо­щи под­рост­кам с уче­том осо­бен­но­стей циф­ро­во­го обще­ния в фор­ми­ро­ва­нии эмпа­тии по отно­ше­нию к дру­гим людям не толь­ко офлайн, но и онлайн.

Заме­тим, что ген­дер­ные осо­бен­но­сти, хотя и вли­я­ют на соблю­де­ние пра­вил обще­ния (девоч­ки и жен­щи­ны более склон­ны соблю­дать пра­ви­ла обще­ния по срав­не­нию с муж­чи­на­ми и маль­чи­ка­ми), это вли­я­ние не спе­ци­фич­но ни для интер­не­та, ни для циф­ро­во­го поко­ле­ния, и не опо­сред­ству­ет­ся тем, о каких пра­ви­лах идет речь. 

С прак­ти­че­ской точ­ки зре­ния это озна­ча­ет, что хотя наи­бо­лее “нуж­да­ю­щей­ся” ауди­то­ри­ей для фор­ми­ро­ва­ния ком­му­ни­ка­тив­ных навы­ков онлайн-обще­ния высту­па­ют юно­ши, для деву­шек тако­го рода под­держ­ка не менее важна.

На пути к пони­ма­нию и раз­ви­тию ком­му­ни­ка­тив­ной онлайн-ответ­ствен­но­сти: роль циф­ро­вой соци­а­ли­за­ции. Про­цесс ста­нов­ле­ния лич­но­сти, ее адап­та­ции и инте­гра­ции в соци­аль­ную систе­му инфор­ма­ци­он­но­го обще­ства сего­дня затруд­нен без циф­ро­вой соци­а­ли­за­ции — опо­сре­до­ван­но­го все­ми доступ­ны­ми субъ­ек­ту циф­ро­вы­ми тех­но­ло­ги­я­ми про­цес­са овла­де­ния и при­сво­е­ния чело­ве­ком соци­аль­но­го опы­та, при­об­ре­та­е­мо­го в онлайн-контекстах. 

В слож­ном пере­пле­те­нии тра­ди­ци­он­ной и циф­ро­вой соци­а­ли­за­ции сего­дня рож­да­ют­ся новые куль­тур­ные прак­ти­ки, новые фено­ме­ны, спе­ци­фи­че­ские систе­мы меж­лич­ност­ных отно­ше­ний и ком­му­ни­ка­ций. Иссле­до­ва­те­ли скло­ня­ют­ся к тому, что это резуль­тат вза­и­мо­дей­ствия соци­у­ма, куль­ту­ры, тех­но­ло­гии [11], а так­же про­цес­сов раз­ви­тия лич­но­сти. Обще­ство боль­ше все­го вол­ну­ют нега­тив­ные ито­ги тако­го взаимодействия. 

Напри­мер, в соот­вет­ствии с клас­си­че­ски­ми соци­аль­но-пси­хо­ло­ги­че­ски­ми экс­пе­ри­мен­та­ми, демон­стри­ру­ю­щи­ми диф­фу­зию ответ­ствен­но­сти, кажет­ся оче­вид­ным, что интер­нет, откры­ва­ю­щий без­гра­нич­ные воз­мож­но­сти для без­на­ка­зан­но­сти и ано­ним­но­сти, посто­ян­но­го нали­чия зна­чи­тель­но­го коли­че­ства более или менее мол­ча­ли­вых сви­де­те­лей, более или менее авто­ри­тет­ных участ­ни­ков [1], дол­жен про­во­ци­ро­вать отчуж­де­ние, обес­це­ни­ва­ние, агрес­сию и безответственность.

Одна­ко в насто­я­щее вре­мя эти эффек­ты выгля­дят не столь суще­ствен­ны­ми: по край­ней мере, на субъ­ек­тив­ном уровне циф­ро­вой мир сего­дня вполне струк­ту­ри­ро­ван и стро­ит­ся в опре­де­лен­ном смыс­ле “по обра­зу и подо­бию” мира офлайн. 

Но если тра­ди­ци­он­ные пра­ви­ла обще­ния ста­но­вят­ся для стар­ше­го поко­ле­ния в боль­шин­стве слу­ча­ев так­же и пра­ви­ла­ми пове­де­ния в сети, то у пред­ста­ви­те­лей циф­ро­во­го поко­ле­ния (и осо­бен­но у под­рост­ков), кото­рые нахо­дят­ся в про­цес­се кон­тро­ли­ру­е­мой тра­ди­ци­он­ной и сла­бо кон­тро­ли­ру­е­мой циф­ро­вой соци­а­ли­за­ции, выра­же­на мень­шая готов­ность по срав­не­нию с дру­ги­ми поко­ле­ни­я­ми пере­но­сить в пол­ной мере навы­ки “пра­виль­но­го” пове­де­ния в сеть. 

При­чем у респон­ден­тов всех поко­ле­ний вос­при­я­тие циф­ро­во­го мира свя­за­но с пред­став­ле­ни­ем о том, что это про­стран­ство, где мож­но выплес­нуть нега­тив и остать­ся без­на­ка­зан­ным, а у под­рост­ков — еще и с тем, что в интер­не­те мож­но избе­жать сты­да при выра­же­нии сво­е­го мнения. 

Наобо­рот, кри­тич­ность, луч­шее пони­ма­ние того, что про­ис­хо­дит меж­ду собе­сед­ни­ка­ми онлайн, могут помочь чело­ве­ку в обре­те­нии ответ­ствен­ной пози­ции как онлайн, так и офлайн. Имен­но этим, с нашей точ­ки зре­ния, объ­яс­ня­ет­ся боль­шая готов­ность к соблю­де­нию пра­вил онлайн у тех, кто заме­ча­ет, что в кибер­т­рав­ле один чело­век стре­мит­ся при­чи­нить вред дру­го­му, может дока­зы­вать свое пре­вос­ход­ство и при этом остать­ся анонимным. 

В отли­чие от утвер­жде­ний о нака­за­нии и сты­де, утвер­жде­ния об ано­ним­но­сти и моти­ва­ции трав­ли тре­бу­ют от чело­ве­ка рефлек­сии того, как про­ис­хо­дит онлайн-обще­ние и что испы­ты­ва­ют его участ­ни­ки. Воз­мож­но, такая рефлек­сия — шаг к боль­шей ответственности.

Эти дан­ные поз­во­ля­ют пред­по­ла­гать, что раз­ви­тие ответ­ствен­но­сти по отно­ше­нию к дру­гим людям в интер­не­те воз­мож­но в резуль­та­те обсуж­де­ния сход­ства и раз­ли­чий побуж­де­ний, ролей и вли­я­ния онлайн-ком­му­ни­ка­ции на собе­сед­ни­ков с тем, как это про­ис­хо­дит в реаль­ной жизни. 

У под­рост­ков допол­ни­тель­ное вни­ма­ние долж­но уде­лять­ся пере­жи­ва­нию сты­да и воз­мож­но­сти выра­зить свои чув­ства напря­мую: по-види­мо­му, имен­но пота­ен­ные чув­ства, кото­рые под­ро­сток сты­дит­ся пока­зы­вать дру­гим напря­мую, могут побу­дить его обра­тить­ся к интер­не­ту как к месту, где пра­вил мож­но не соблю­дать. Образ­но гово­ря, там, где не вид­но эмо­ций и глаз дру­го­го чело­ве­ка, лег­че гово­рить то, что не реша­ешь­ся ска­зать в глаза.

Несмот­ря на сбли­же­ние онлайн и офлайн, по кри­те­ри­ям, кото­рые мы рас­смат­ри­ва­ем в дан­ной ста­тье, выяв­ле­ны зна­чи­мые раз­ли­чия, опре­де­ля­е­мые осо­бен­но­стя­ми циф­ро­вой среды. 

Во всех трех груп­пах несо­блю­де­ние пра­вил обще­ния свя­за­но с пред­став­ле­ни­ем, что интер­нет дает воз­мож­ность выплес­нуть нега­тив и остать­ся без­на­ка­зан­ным. На наш взгляд, это резуль­тат недо­ста­точ­но­го при­сут­ствия эмо­ци­о­наль­ной обрат­ной свя­зи в онлайн [10; 12]. 

Более того, опи­ра­ясь на клас­си­че­ские соци­аль­но-пси­хо­ло­ги­че­ские рабо­ты о про­яв­ле­ни­ях агрес­сии в боль­ших груп­пах, мож­но вслед за рядом иссле­до­ва­те­лей [10] пред­ва­ри­тель­но пред­по­ла­гать, что интер­нет может про­во­ци­ро­вать сни­же­ние чув­стви­тель­но­сти к осо­зна­нию при­чи­ня­е­мо­го вре­да, а так­же сни­же­ние уров­ня стра­ха перед угро­зой выяв­ле­ния и нака­за­ния за агрес­сив­ное поведение.

Соблю­дать пра­ви­ла онлайн ско­рее склон­ны те роди­те­ли, моло­дые люди и под­рост­ки, кото­рые, гово­ря о при­чи­нах пред­по­чте­ния онлайн в выра­же­нии сво­е­го мне­ния и при трав­ле, апел­ли­ру­ют к соци­аль­ным ролям и само­пре­зен­та­ции (остать­ся ано­ним­ным, дока­зать пре­вос­ход­ство), а так­же послед­стви­ям для дру­го­го (при­чи­не­ние вреда). 

Пред­по­ла­га­ет­ся, что посколь­ку циф­ро­вая соци­а­ли­за­ция по срав­не­нию с тра­ди­ци­он­ной про­ис­хо­дит не в столь тес­ном кон­так­те со взрос­лы­ми и часто без непо­сред­ствен­ной обрат­ной свя­зи с ними, лич­ност­ное взрос­ле­ние под­рост­ков офлайн опе­ре­жа­ет онлайн. 

У взрос­лых же выра­бо­та­ны еди­ные регу­ля­то­ры в отно­ше­нии обще­ния, и раз­ни­ца офлайн и онлайн почти незаметна. 

С прак­ти­че­ской точ­ки зре­ния полу­чен­ные резуль­та­ты сви­де­тель­ству­ют о важ­но­сти обсуж­де­ния с под­рост­ка­ми осо­бен­но­стей онлайн-ком­му­ни­ка­ции, повы­ше­ния кри­тич­но­сти в отно­ше­нии моти­ва­ции, ролей, пере­жи­ва­ний дру­гих людей онлайн.

Таким обра­зом, резуль­та­ты иссле­до­ва­ния поз­во­ля­ют в соот­вет­ствии с выска­зан­ны­ми пред­по­ло­же­ни­я­ми сде­лать сле­ду­ю­щие выводы. 

Во-пер­вых, пред­ста­ви­те­ли всех воз­раст­ных групп реже соблю­да­ют обще­при­ня­тые пра­ви­ла обще­ния в онлайн, по срав­не­нию с офлайн, при этом чем млад­ше респон­ден­ты, тем ниже не толь­ко их склон­ность соблю­дать такие пра­ви­ла, но и готов­ность их соблю­дать (в первую оче­редь это каса­ет­ся мальчиков-подростков). 

При­чем чаще нару­ша­ют пра­ви­ла обще­ния те под­рост­ки, кото­рые вхо­дят в груп­пу “гипер­под­клю­чен­ных” и склон­ны к про­блем­но­му исполь­зо­ва­нию интер­не­та. Доба­вим, что одна из оче­вид­ных при­чин здесь в том, что под­рост­ки вооб­ще мень­ше соблю­да­ют при­ня­тые в обще­стве пра­ви­ла поведения. 

Во-вто­рых, спе­ци­фи­ка интер­нет-ком­му­ни­ка­ции, в част­но­сти отсут­ствие непо­сред­ствен­но­го кон­так­та, опре­де­ля­ю­ще­го в том чис­ле сни­же­ние ответ­ствен­но­сти за резуль­та­ты вза­и­мо­дей­ствия, про­во­ци­ру­ет у под­рост­ков более частое несо­блю­де­ние тра­ди­ци­он­ных пра­вил общения.

Тем не менее в онлайн-про­стран­ствах уже отчет­ли­во обо­зна­че­ны регу­ля­то­ры ком­му­ни­ка­ции, пред­став­ля­ю­щие раз­де­ля­е­мые боль­шин­ством пра­ви­ла и нор­мы офлайн-обще­ния, и респон­ден­ты, при­над­ле­жа­щие раз­ным поко­ле­ни­ям, в целом лишь не намно­го чаще оце­ни­ва­ют офлайн-обще­ние по срав­не­нию с онлайн-обще­ни­ем как более вни­ма­тель­ное, вза­им­но веж­ли­вое, реци­прок­ное и ответ­ствен­ное, осо­бен­но с точ­ки зре­ния соблю­де­ния лич­ных гра­ниц. Это одно из дока­за­тельств неуклон­но про­ис­хо­дя­щей кон­вер­ген­ции реаль­но­го и вир­ту­аль­но­го миров и фор­ми­ро­ва­ния общих пра­вил коммуникации. 

Но несмот­ря на то, что каж­дый вто­рой ребе­нок живет в такой кон­вер­ги­ру­ю­щей­ся “сме­шан­ной” реаль­но­сти и гра­ни­цы меж­ду реаль­ным и вир­ту­аль­ным мира­ми все более раз­мы­ва­ют­ся, менее кон­тро­ли­ру­е­мая взрос­лы­ми циф­ро­вая соци­а­ли­за­ция при­во­дит к тому, что в онлайн-про­стран­ствах и в сме­шан­ной реаль­но­сти пере­клю­че­ния от онлайн к офлай­ну те под­рост­ки, кото­рые наи­бо­лее актив­но поль­зу­ют­ся интер­не­том, суще­ству­ют в ситу­а­ции “двой­ных стан­дар­тов” обще­ния и поз­же дости­га­ют того уров­ня ком­му­ни­ка­тив­ной ком­пе­тент­но­сти, кото­рый соот­вет­ству­ет при­ня­тым нор­мам реаль­но­го мира.

Финан­си­ро­ва­ние. Иссле­до­ва­ние выпол­не­но за счет гран­та Рос­сий­ско­го науч­но­го фон­да (про­ект № 18-18-00365, “Циф­ро­вая соци­а­ли­за­ция в куль­тур­но-исто­ри­че­ской пер­спек­ти­ве: внут­ри­по­ко­лен­че­ский и меж­по­ко­лен­че­ский анализ”).

Бла­го­дар­но­сти. Авто­ры бла­го­да­рят за помощь всех спе­ци­а­ли­стов из раз­ных горо­дов, участ­во­вав­ших в сбо­ре и оциф­ров­ке данных.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Еме­лин В.А., Тхо­стов А.Ш. Вави­лон­ская сеть: эро­зия истин­но­сти и диф­фу­зия иден­тич­но­сти в про­стран­стве интер­не­та // Вопро­сы фило­со­фии. 2013. № 1. С. 74–84.
2. Мид М. Куль­ту­ра и пре­ем­ствен­ность: иссле­до­ва­ние кон­флик­та меж­ду поко­ле­ни­я­ми // Мид М. Куль­ту­ра и мир дет­ства. М.: Нау­ка, 1988. С. 322–361.
3. Поли­ва­но­ва К.Н. Дет­ство в меня­ю­щем­ся мире // Совре­мен­ная зару­беж­ная пси­хо­ло­гия. 2016. Т. 5. № 2. С. 5–10.
4. Сол­да­то­ва Г.У., Рас­ска­зо­ва Е.И. Циф­ро­вая ситу­а­ция раз­ви­тия меж­по­ко­лен­че­ских отно­ше­ний: раз­рыв и вза­и­мо­дей­ствие меж­ду под­рост­ка­ми и роди­те­ля­ми в Интер­не­те // Мир пси­хо­ло­гии. 2017. № 1 (89). С. 134–143.
5. Сол­да­то­ва Г.У., Рас­ска­зо­ва Е.И., Нестик Т.А. Циф­ро­вое поко­ле­ние Рос­сии: ком­пе­тент­ность и без­опас­ность. М.: Смысл, 2017.
6. Сол­да­то­ва Г.У. Циф­ро­вая соци­а­ли­за­ция в куль­тур­но-исто­ри­че­ской пара­диг­ме: изме­ня­ю­щий­ся ребе­нок в изме­ня­ю­щем­ся мире // Соци­аль­ная пси­хо­ло­гия и обще­ство. 2018. Т. 9. № 3. С. 71–80.
7. Тхо­стов А.Ш. Пси­хо­ло­гия телес­но­сти. М.: Смысл, 2002.
8. Erreygers S., Vandebosch H., Vranjes I., Baillien E., De Witte H. Nice or Naughty? The Role of Emotions and Digital Media Use in Explaining Adolescents’ Online Prosocial and Antisocial Behavior // Media Psychology. 2017. V. 20 (3). P. 374–400.
9. Goerzig A. Adolescents’ experience of offline and online risks: Separate and joint propensities // Computers in Human Behavior. 2016. V. 56. P. 9–13.
10. How technology changes everything (and nothing) in psychology: 2008 annual report of the APA Policy and Planning Board // American Psychologist. 2009. V. 64. Is. 5. P. 454–463.
11. Larkin M., Wood R.T., Griffiths M.D. Toward addiction as relationship // Addiction Research and Theory. 2006. V. 14. Is. 3. P. 207–215.
12. Madell D., Muncher S. Back from the beach but hanging on telephone? English adolescents’ attitudes and experiences of mobile phone and the Internet // Cyberpsychology and Behavior. 2004. V. 7 (3). P. 359–367.
13. Madell D., Muncher S. Control over social interactions: An important reason for young people’s use of the Internet and mobile phones for communication? // Cyberpsychology and Behavior. 2007. V. 10 (1). P. 137–140.
14. Mossberger K., Tolbert C.J., McNeal R.S. Digital citizenship: the Internet, society and participation. Cambridge, MA: MIT Press, 2008.
15. Underwood M.K., Ehrenreich S.E. The power and the pain of adolescents’ digital communication: Cyber victimization and the perils of lurking // Americal Psychologist. 2017. V. 72 (2). P. 144–158.

Об авторах

• Гали­на Уртан­бе­ков­на Сол­да­то­ва — член-кор­ре­спон­дент РАО, док­тор пси­хо­ло­ги­че­ских наук, про­фес­сор, про­фес­сор кафед­ры пси­хо­ло­гии лич­но­сти факуль­те­та пси­хо­ло­гии, Мос­ков­ский госу­дар­ствен­ный уни­вер­си­тет име­ни М.В. Ломо­но­со­ва (ФГБОУ ВО МГУ им. М.В. Ломо­но­со­ва), заве­ду­ю­щая кафед­рой соци­аль­ной пси­хо­ло­гии, Мос­ков­ский инсти­тут пси­хо­ана­ли­за (НОЧУ ВО «МИП»), Москва, Россия.
• Еле­на Иго­рев­на Рас­ска­зо­ва — кан­ди­дат пси­хо­ло­ги­че­ских наук, доцент кафед­ры ней­ро- и пато­пси­хо­ло­гии факуль­те­та пси­хо­ло­гии, Мос­ков­ский госу­дар­ствен­ный уни­вер­си­тет име­ни М.В. Ломо­но­со­ва (ФГБОУ ВО МГУ им. М.В. Ломо­но­со­ва), стар­ший науч­ный сотруд­ник отде­ла меди­цин­ской пси­хо­ло­гии, Науч­ный центр пси­хи­че­ско­го здо­ро­вья, веду­щий науч­ный сотруд­ник меж­ду­на­род­ной лабо­ра­то­рии пози­тив­ной пси­хо­ло­гии лич­но­сти и моти­ва­ции, НИУ Выс­шая шко­ла эко­но­ми­ки (ФГАОУ ВО «НИУ ВШЭ»), Москва, Россия.

Смот­ри­те также:

• Авду­ло­ва Т.П. Тен­ден­ции соци­а­ли­за­ции под­рост­ков в кон­тек­сте инфор­ма­ци­он­ных предпочтений
• Вои­но­ва О.И., Пле­ша­ков В.А. Лич­ность и кибер­со­ци­ум: ста­нов­ле­ние кибер­со­ци­аль­но­сти и клас­си­фи­ка­ция людей по сте­пе­ни инте­гри­ро­ван­но­сти в киберсоциум
• Кома­ров В.В. Совре­мен­ные тен­ден­ции циф­ро­вой соци­а­ли­за­ции моло­дё­жи: вызо­вы, рис­ки и перспективы
• Поска­ка­ло­ва Т.А., Соро­ко­ва М.Г. Циф­ро­вая соци­а­ли­за­ция моло­дых взрос­лых: трен­ды и тен­ден­ции в коммуникации