Актуальность
Кибербуллинг, или виртуальная агрессия детей и подростков в сети Интернет, привлекает все большее внимание исследователей за рубежом. Само понятие буллинга возникло в 1990-е гг. применительно к агрессии в школьных коллективах. Под буллингом понимается преднамеренное систематически повторяющееся агрессивное поведение, включающее неравенство социальной власти или физической силы [19]. Однако в последние годы сфера буллинга значительно расширилась.
Возникновение и развитие сети Интернет, социальных сетей способствовали тому, что виртуальное пространство стало важной частью жизни современных подростков, включая как ее позитивные, так и негативные стороны, в том числе агрессию и травлю в сети, или кибербуллинг.
Специфика и повышенная опасность кибербуллинга состоят в том, что благодаря анонимности агрессор может оставаться безнаказанным и не испытывать вину за свои действия, в то время как жертва чувствует тревогу и страх.
Часто встречающимися формами интернет-травли являются
- издевательство, или систематические оскорбительные сообщения, которые направлены против другого;
- раскрытие чужой личной информации без согласия человека;
- диссинг (травля), или публикация унизительной для другого пользователя информации с целью испортить его репутацию;
- кибер-преследование, выражающееся в постоянном нежелательном контакте, который зачастую сопровождается угрозами, направленными против другого пользователя;
- троллинг, или провокация к диалогу при помощи высмеивания, оскорблений, использования нецензурной лексики [30].
Недавние исследования в ряде стран показали, что распространенность агрессивного поведения, в частности кибербуллинга, среди подростков увеличилась. Так, по данным международного исследования сетевой компанией Vodafone Plc., 60% детей и подростков из Ирландии и 35% из Великобритании считают, что столкновение с интернет-травлей намного опаснее, чем обычный буллинг [11].
Проведенный опрос также показал, что 41% школьников чувствуют себя подавленными после того, как стали жертвами кибератак, 26% испытывают чувство одиночества и беспомощности, 18% сообщили о суицидальных мыслях, 21% стали реже посещать школу и 25% закрыли свои учетные записи в социальных сетях в результате кибер-преследования.
Среди основных последствий кибербуллинга называют суицидальное поведение, развитие депрессивных и тревожных состояний, самоповреждающее поведение (self-harm), использование психоактивных веществ, психосоматическую симптоматику [1; 27; 29].
Э. Стаксруд (E. Staksrud) обращает внимание на то, что для самих преследователей опасность состоит в том, что они в два раза чаще предпочитают проводить время в виртуальной реальности. Следует учитывать, что в большинстве случаев подростки, чье поведение носит агрессивный характер, нуждаются в помощи не меньше, чем пострадавшие от кибератак [4].
Российские исследователи выделяют различные типы подростков, в разной степени подверженных риску кибербуллинга, и приходят к заключению, что для большинства из них обращение за внешней помощью не свойственно, а способность к активному самостоятельному совладанию с возникающими рисками связана с интенсивным пользованием виртуальным миром и расширением видов интернет-деятельности [3].
Систематический обзор распространенности онлайн-травли среди американских подростков, выполненный Е.М. Селки (E.M. Selkie) и др. на основании 32 исследований [28], выявил, что уровень распространения кибербуллинга в США варьирует от 1 до 41%. При этом риск стать жертвой может доходить до 72%, а занять позицию агрессора — до 16,7%.
В России в 2019 г. было отмечено, что около 70% молодых пользователей страдают от интернет-травли, а 44,3% используют кибербуллинг против других людей. Основным местом осуществления виртуальных атак у подростков являются преимущественно социальные сети [5].
Социальные сети как пространство кибербуллинга
Социальная сеть, как правило, представляет собой веб-сайт, предназначенный для построения, отражения и организации социальных взаимоотношений в Интернете [1]. В последнее время к социальным сетям относят также мессенджеры (например, WhatsApp, Viber), позволяющие осуществлять быструю коммуникацию, как в индивидуальном, так и в групповом общении. Однако с распространением социальных сетей расширилось и пространство для реализации виртуальной агрессии.
Исследование, проведенное Д. Айзенкотом (D. Aizenkot), было направлено на изучение распространения кибербуллинга в мессенджере WhatsApp, который становится все популярнее в молодежной среде [6].
Для системы WhatsApp, по мнению Д. Айзенкота, специфичен особый ряд вариантов виртуальной агрессии. К ним, в частности, относится «словесное насилие», или насмешки, оскорбления, угрозы в отношении другого пользователя.
«Групповое насилие» выражается в непринятии человека группой людей по переписке, отвержении и нежелании вступать с ним в диалог. Его подвидом является «групповая селективность», или принудительное удаление участника из общего чата, несмотря на его желание быть включенным в диалог вместе с остальными.
Использование чужих фото- и видеоматериалов без разрешения с целью их размещения в открытом доступе и распространения получило в рассматриваемой работе название «визуальное насилие». Вследствие того, что WhatsApp имеет доступный и открытый характер пользования, жертвы кибербуллинга могут постоянно страдать от агрессоров [21].
Одной из современных широко известных социальных сетей является Twitter, имеющий всемирное распространение. Его особенность состоит в возможности обмена короткими сообщениями («твитами»), отображающимися на аккаунте пользователя. Они мгновенно могут быть доставлены каждому человеку, подписанному на их получение.
Д. Чатзаку (D. Chatzakou) с соавторами [17] проанализировали киберагрессию и кибертравлю подростков в этой социальной сети. Ими был сделан вывод о том, что «агрессоров» сложнее охарактеризовать и идентифицировать, так как они могут вести себя как «обычные» пользователи, не привлекая внимания, но при этом они также способны применять кибербуллинг, становясь на одну ступень с «хулиганами» и «спамерами».
В данном случае агрессия отличается от интернет-травли тем, что не имеет систематического характера, поэтому зачастую ее не рассматривают как серьезное причинение ущерба. Тем не менее, она негативно сказывается на психологическом состоянии пострадавшего и может иметь точно такие же последствия, как и постоянно повторяющееся онлайн-преследование.
Факторы риска кибербуллинга и защиты от него
Важный вопрос, интересующий исследователей, а также учителей и родителей: что побуждает подростков к тому, чтобы участвовать в кибербуллинге в качестве преследователей. Э. Пиблз (E. Peebles) [23], Г. Штеффген (G. Steffgen) с соавторами [7], К. Варьяс (K. Varjas) с соавторами [13] представили и проанализировали причины и мотивы агрессивного онлайн-поведения школьников, выделив их основные виды.
Одним из распространенных мотивов является «мотивация мести» в случаях, когда в прошлом школьник сам подвергался издевательствам и ищет способы отомстить вместо того, чтобы справиться с ситуацией более конструктивным образом.
Мотивация по типу «заслуженное отношение» выражается в преследовании тех пользователей, которые, по мнению кибербуллеров, имеют плохую репутацию.
Некоторые агрессоры действуют, исходя из желания разнообразить свое свободное время в отсутствие хобби и интересов, их мотивом являются «скука и поиск развлечения».
Такая причина, как «давление сверстников», может побуждать школьников к использованию онлайн-травли, потому что они стремятся соответствовать мнению группы друзей, выступающих для них в качестве авторитета.
Мотивация, основанная на представлении подростков о том, что все хотя бы раз применяли издевательства по отношению к другим («участие каждого»), и «чувство безопасности» формируют у кибербуллеров уверенность, что их действия допустимы и останутся безнаказанными.
Отсутствие возможности увидеть боль, причиняемую жертве, приводит к равнодушию к чужим чувствам; эта причина получила название «отсутствие мотивации».
«Жажда власти» выражается в использовании интернет-травли против тех, кто в реальной жизни проявляет слабость, не имеет поддержки и ведет себя обособленно.
Оценивая факторы включения в кибербуллинг в роли агрессора, исследователи говорят о гендерной принадлежности, о степени интенсивности использования виртуальных ресурсов, о склонности к рискованному поведению в Сети, участии в традиционной школьной травле [10], о низкой родительской вовлеченности в использование Интернета ребенком [4], а также о негативной субъективной оценке школьного климата образовательной организации, в которой учится ребенок.
Вероятность стать жертвой кибербуллинга, согласно данным некоторых исследований, выше у лиц женского пола [22; 26], которые много времени проводят в Интернете и вовлечены в рискованное поведение в Сети, а также являются жертвами традиционной школьной травли [25].
Действительно, в большинстве случаев позицию агрессора занимают мальчики, но исследование, проведенное К. Барлетт (C. Barlett) и С. Койн (S. Coyne), показало, что подростки мужского пола также чаще сами подвержены интернет-травле [9]. В отличие от девочек, они подвергаются агрессивным нападкам в более позднем подростковом возрасте и реже сообщают об этом родителям или учителям.
Таким образом, важным фактором при анализе гендерных различий является не только пол, но и возраст, от которого зависит уязвимость детей и подростков по отношению к онлайн-травле. Это же влияет и на позицию подростка в кибербуллинге в качестве жертвы или агрессора.
Несмотря на то, что кибербуллинг серьезно влияет на психологическое благополучие детей и подростков, есть ряд факторов, которые могут снизить это влияние.
Общая удовлетворенность жизнью, в первую очередь отношениями в семье, снижает вероятность возникновения у пострадавших от кибербуллинга суицидальных мыслей и намерений [29].
Фактором, снижающим риск возникновения суицидального поведения у жертв кибербуллинга, является переживание принадлежности к школе [16].
Соотношение распространенности кибербуллинга и традиционных, «очных» форм агрессии среди детей и подростков может варьировать в зависимости от контекста. По результатам исследования, проведенного D. Olweus, травля в Интернете не является самостоятельным феноменом, она выступает как продолжение школьного буллинга: среди учащихся, подвергшихся кибер-атакам, 88% вовлечены в традиционные издевательства со стороны своих сверстников и одноклассников [20].
Таким образом, можно с достаточной уверенностью утверждать, что традиционная травля все еще встречается чаще, а кибербуллинг выступает как виртуальная, но более вредоносная ее форма, благодаря своим специфическим особенностям.
В настоящее время основными направлениями профилактики кибербуллинга являются повышение уровня безопасности интернет-платформ и обучение детей и их родителей адекватному поведению в Сети.
В некоторых социальных сетях (Facebook, Вконтакте) появилась возможность регулировать на своих аккаунтах настройки приватности, что позволяет пользователям избавиться от негативных комментариев, блокировать обидчиков. Также можно написать администраторам или в службу поддержки и сообщить о случаях травли.
Для предупреждения агрессивного поведения подростков в школах разрабатываются специальные программы, целью которых являются повышение уровня психологической компетентности педагогических работников и профилактика психологических проблем во взаимоотношениях несовершеннолетних со сверстниками.
С уже пострадавшими от издевательств «онлайн» используются индивидуальные и групповые методы психотерапии [2]. Однако проведение этих мероприятий требует тщательной подготовки специалистов, которые должны обращать внимание на личностные особенности учеников.
Заключение
Таким образом, дальнейшее изучение кибербуллинга должно строиться с учетом своеобразия его форм и проявлений.
Отдельно необходимо исследовать интернет-коммуникацию подростков на различных сайтах и в недавно созданных социальных сетях, которая имеет свои особенности.
Актуальной является проблема соотношения и сочетания кибербуллинга и традиционного школьного буллинга. Определение того, какова типичная последовательность и развитие этих видов травли, какие формы коммуникации при этом используются, каким образом они воспринимаются участниками процесса буллинга, поможет выявить структуру и динамику виртуальной и реальной агрессии.
Продолжение поиска в области факторов, способствующих возникновению кибербуллинга и препятствующих ему, позволит лучше ориентироваться в психологических и социально-психологических характеристиках этого феномена и порождающей его среды.
Одновременно такие исследования могут содействовать созданию антибуллинговых программ и совершенствованию уже существующих методов по борьбе с кибербуллингом для повышения условий безопасности школьников в цифровом и образовательном пространстве.
ЛИТЕРАТУРА
- Ефимов Е.Г. Социальные Интернет-сети (методология и практика исследования). Волгоград: Волгоградское научное издательство, 2015. 168 с.
- Профилактика кибермоббинга и кибербуллинга в среде несовершеннолетних: методическое пособие / Т.А. Дегтева и др. Ставрополь: Параграф, 2017. 81 с.
- Солдатова Г.У., Рассказова Е.И., Нестик Т.А. Цифровое поколение России: компетентность и безопасность. М.: Смысл, 2017. 375 c.
- Стаксрюд Э. Кибербуллинг среди детей и подростков. Участники, распространение, формы, причины — что взрослые могут ему противопоставить? [Электронный ресурс] // Агрессия в цифре. 2014. № 16. С. 24—35.
- Хломов К.Д., Давыдов Д.Г., Бочавер А.А. Кибербуллинг в опыте российских подростков [Электронный ресурс] // Психология и право. 2019 Т. 9. № 2. С. 276—295.
- Aizenkot D. Cyberbullying in WhatsApp Classroom Groups among Children and Adolescents: Exposure and Victimization // The Eurasia Proceedings of Educational & Social Sciences (EPESS). 2018. Vol. 10. P. 1—10.
- Are cyberbullies less empathic? Adolescents’ cyberbullying behavior and empathic responsiveness / G. Steffgen [et al.] // Cyberpsychol Behav Soc Netw. 2011. Vol. 14. № 11. P. 643—648.
- Badgrlz Exploring Sex Differences in Cyberbullying Behaviors / Connell, N.M. [et al.] // Youth Violence and Juvenile Justice. 2014. Vo1. 2. № 3. P. 209—228.
- Barlett, C., Coyne S.M. A meta-analysis of sex differences in cyber-bullying behavior: The moderating role of age // Aggressive Behavior. 2014. Vol. 40. № 5. P. 474—488.
- Cyberbullying: e discriminant factors among cyberbullies, cybervictims, and cyberbully-victims in a Czech adolescent sample / Bayraktar F. [et al.] // Journal of Interpersonal Violence. 2014. Vol. 30. № 18. P. 1—25.
- Gaffney H., Farrington D.P. Cyberbullying in the United Kingdom and Ireland // International Perspectives on Cyberbullying: Prevalence, Risk Factors and Interventions / Eds. A.C. Baldry, C. Blaya; D.P. Farrington. Cham: Palgrave Macmillan, 2018. P. 101—143.
- Gini G., Pozzoli T. Association between Bullying and Psychosomatic Problems: A Meta-analysis // Pediatrics. 2019. Vol. 123. № 3. P. 1059—1065.
- High school students’ perceptions of motivations for cyberbullying: an exploratory study / K. Varjas [et al.] // Western Journal of Emergency Medicine. 2010. Vol. 11. № 3. P. 269—273.
- Hinduja S., Patchin W.J. Bullying, Cyberbullying and Suicide // Article in Archives of Suicide Research. 2010. Vol. 14.№. 3. P. 206—221.
- Hooft Graafland J.H. New technologies and 21st century children: Recent trends and outcomes: OECD Education Working Papers. № 179. Paris: OECD Publishing, 2018. 61 p.
- Kim Y.S., Koh Y.J., Leventhal B. School bullying and suicidal risk in Korean middle school students // Pediatrics. 2019. Vol. 115. № 2. P. 357—363.
- Mean Birds: Detecting Aggression and Bullying on Twitter / D. Chatzakou [et al.] // Proceedings of the 2017 ACM on web science conference. New York: ACM, 2017. P. 13—22.
- Mesch G. Parental Mediation, Online Activities, and Cyberbullying // Cyberpsychology & Behavior. 2009. Vol. 12. № 4. P. 387—393.
- Olweus D. Bullying at school: What we know and what we can do? Oxford, UK; Malden, Mass.: Blackwell, 1993. 140 p.
- Olweus D. Cyberbullying: An overrated phenomenon? // European Journal of Developmental Psychology. 2012. Vol. 9.№ 5. P. 1—19.
- Outcome evaluation results of school-based cybersafety promotion and cyberbullying prevention intervention for middle school students / A. Roberto [et al.] // Health Communication. 2014.
- Payne A.A., Hutzell K.L. Old wine, new bottle? Comparing inter-personal bullying and cyberbullying victimization // Youth & Society. 2017. Vol. 49. № 8. P. 1149—1178.
- Peebles E. Cyberbullying: Hiding behind the screen // Paediatr Child Health. 2014. Vol. 19. № 10. P. 527—528.
- Protecting Children against Bullying and Its Consequences / I. Zych et al. Cham: Springer, 2017. 92 p. (Springer Briefs in Behavioral Criminology).
- Risk factors associated with cybervictimization in adolescence / D. Alvarez-Garcia [et al.] // International Journal of Clinical and Health Psychology. 2015. Vol. 15. № 3. P. 226—235.
- Sampasa-Kanyinga H., Hamilton H.A. Use of social networking sites and risk of cyberbullying victimization: A population-level study of adolescents // Cyberpsychology, Behavior, and Social Networking. 2015. Vol. 18. № 12. P. 704— 710.
- Self-Harm, Suicidal Behaviours, and Cyberbullying in Children and Young People: Systematic Review / A. John [et al.] // Journal of Medical Internet Research. 2018. Vol. 20. № 4. e129.
- Selkie E.M., Fales J.L., Moreno M.A. Cyberbullying Prevalence among US Middle and High School—Aged Adolescents: A Systematic Review and Quality Assessment // Journal of Adolescent Health. 2016. Vol. 58. № 2. P. 125—133.
- The mixed effects of online diversity training / E. Chang [et al.] // PNAS. 2019. Vol. 116. № 16. P. 778—783.
- Willard N. Cyber bullying and cyber threats: Responding to a challenge of online social cruelty, threats and distress. Champaign: Research Press, 2007. 311 p.
- Wright M.F., Li Y. The association between cyber victimization and subsequent cyber aggression: the moderating effect of peer rejection // Journal of Youth and Adolescence. 2013. Vol. 42. № 5. P. 662—674.
- Zhou Z., Tian Y., Wei H. Cyberbullying and its risk factors among Chinese high school students // School Psychology International. 2013. Vol. 34. № 6. P. 630—647.
Об авторе
Кирюхина Д.В. - студентка кафедры юридической психологии и права факультета юридической психологии, ФГБОУ ВПО МГППУ, Москва, Россия.