Корниенко Д.С., Руднова Н.А., Гордеева Т.О., Сычев О.А., Егоров В.А., Веракса А.Н. Одиночество и социальная поддержка как характеристики социального здоровья и факторы зависимости от социальных сетей у подростков

Введение

Циф­ро­вая транс­фор­ма­ция обще­ства, кото­рая толь­ко уско­ри­лась из-за поли­ти­ки изо­ля­ции насе­ле­ния во вре­мя пан­де­мии коро­на­ви­ру­са SARS-CoV-2, при­ве­ла к росту исполь­зо­ва­ния инфор­ма­ци­он­ных тех­но­ло­гий для реа­ли­за­ции раз­лич­ных соци­аль­ных про­цес­сов [5]. Инфор­ма­ци­он­ные тех­но­ло­гии ста­ли атри­бу­том повсе­днев­ной жиз­ни совре­мен­но­го чело­ве­ка и име­ют как поло­жи­тель­ное, так и отри­ца­тель­ное вли­я­ние на раз­лич­ные аспек­ты физи­че­ско­го и пси­хо­ло­ги­че­ско­го здо­ро­вья, а ряд авто­ров под­ни­ма­ют вопрос о нега­тив­ном вли­я­нии циф­ро­ви­за­ции на соци­аль­ное здо­ро­вье (напри­мер, [4; 15]).

Соци­аль­ное здо­ро­вье чело­ве­ка мож­но опре­де­лить как «устой­чи­вое состо­я­ние соци­аль­но­го бла­го­по­лу­чия, обес­пе­чи­ва­ю­щее успеш­ность функ­ци­о­ни­ро­ва­ния, соци­а­ли­за­ции и само­ре­а­ли­за­ции лич­но­сти в усло­ви­ях совре­мен­но­го инфор­ма­ци­он­но­го обще­ства» [2]. Одним из важ­ней­ших его пока­за­те­лей ряд авто­ров назы­ва­ет спо­соб­ность чело­ве­ка кон­так­ти­ро­вать с соци­у­мом, что осо­бен­но важ­но для под­рост­ков и юно­шей, так как дан­ная спо­соб­ность явля­ет­ся зна­чи­мым фак­то­ром даль­ней­шей адап­та­ции чело­ве­ка в обще­стве (напри­мер, [3]). Циф­ро­ви­за­ция пред­ла­га­ет для реа­ли­за­ции этой спо­соб­но­сти отдель­ный инстру­мент – соци­аль­ные сети – интер­ак­тив­ные сай­ты, кото­рые созда­ют авто­ма­ти­зи­ро­ван­ную соци­аль­ную сре­ду [7].

Соци­аль­ные сети явля­ют­ся неотъ­ем­ле­мым кон­тек­стом соци­а­ли­за­ции, что под­твер­жда­ет­ся рядом работ [5]. Боль­шин­ство авто­ров, одна­ко, обра­ща­ет вни­ма­ние либо на лич­ност­ные пре­дик­то­ры зави­си­мо­го пове­де­ния [13], либо, напри­мер, на нор­ма­ти­вы пове­де­ния в соци­аль­ных сетях [9]. При этом вопро­сы соци­аль­но­го здо­ро­вья, осо­бен­но у лиц под­рост­ко­во­го и юно­ше­ско­го воз­рас­тов, оста­ют­ся вне поля внимания.

Зависимость от социальных сетей

Зна­чи­мость сетей для соци­аль­но­го здо­ро­вья свя­за­на с их функ­ци­я­ми, кото­рые могут исполь­зо­вать­ся для рас­ши­ре­ния кру­га кон­так­тов, под­дер­жа­ния свя­зей, полу­че­ния под­держ­ки. Одна­ко увле­чен­ность соци­аль­ны­ми сетя­ми при­во­дит к тому, что поль­зо­ва­те­ли не могут отка­зать­ся от них даже на корот­кое вре­мя, испы­ты­ва­ют нега­тив­ные эмо­ци­о­наль­ные пере­жи­ва­ния при огра­ни­че­нии или пре­ры­ва­нии кон­так­та и стре­мят­ся посто­ян­но быть онлайн [11].

В рам­ках пси­хо­ло­гии циф­ро­ви­за­ции пред­ло­же­ны поня­тия, опи­сы­ва­ю­щие зави­си­мое пове­де­ние в отно­ше­нии соци­аль­ных сетей, а имен­но – интен­сив­ность исполь­зо­ва­ния [28], навяз­чи­вость исполь­зо­ва­ния [29] и инте­гра­ция в еже­днев­ную актив­ность [11]. Ука­зан­ные поня­тия содер­жа­тель­но близ­ки, отра­жа­ют часто­ту и пси­хо­ло­ги­че­ские осо­бен­но­сти исполь­зо­ва­ния соци­аль­ных сетей. 

Одна­ко про­бле­ма зави­си­мо­сти от соци­аль­ных сетей име­ет свое соб­ствен­ное содер­жа­ние: если для интер­нет-зави­си­мо­сти уже пред­ло­же­но несколь­ко тео­ре­ти­че­ских моде­лей [17], то для фено­ме­на зави­си­мо­сти от соци­аль­ных сетей они еще разрабатываются.

Наи­бо­лее пер­спек­тив­ным для рас­смот­ре­ния содер­жа­ния фено­ме­на зави­си­мо­сти от соци­аль­ных сетей явля­ет­ся сопо­став­ле­ние с харак­те­ри­сти­ка­ми аддик­тив­но­го пове­де­ния: погло­щен­но­стью, управ­ле­ни­ем эмо­ци­я­ми, толе­рант­но­стью к воз­дей­ствию, син­дро­мом отме­ны, кон­фликт­но­стью и сни­же­ни­ем кон­тро­ля [31].

Погло­щен­ность про­яв­ля­ет­ся как то, что актив­ность в соци­аль­ных сетях ста­но­вит­ся наи­бо­лее зна­чи­мой в жиз­ни чело­ве­ка, зани­мая все пере­жи­ва­ния, мыс­ли и вре­мя [33]. Зави­си­мый поль­зо­ва­тель испы­ты­ва­ет поло­жи­тель­ные пере­жи­ва­ния, когда захо­дит на свою стра­ни­цу или в новост­ную лен­ту, пере­ста­ет думать о сво­их про­бле­мах и не чув­ству­ет оди­но­че­ства [44].

С тече­ни­ем вре­ме­ни рас­тет потреб­ность в интен­сив­но­сти исполь­зо­ва­ния (повы­ша­ет­ся толе­рант­ность), что про­яв­ля­ет­ся в уве­ли­че­нии вре­ме­ни, про­во­ди­мо­го в сети [23]. Син­дром отме­ны про­яв­ля­ет­ся как иска­жен­ное вос­при­я­тие вре­ме­ни вне соци­аль­ных сетей, кото­рое кажет­ся более дли­тель­ным и достав­ля­ет мень­ше удо­воль­ствия [43].

Неспо­соб­ность кон­тро­ли­ро­вать пове­де­ние как про­яв­ле­ние зави­си­мо­сти от соци­аль­ных сетей свя­за­на с неэф­фек­тив­ны­ми попыт­ка­ми сни­же­ния часто­ты исполь­зо­ва­ния соци­аль­ных сетей [47].

Еще одна харак­те­ри­сти­ка зави­си­мо­сти – кон­фликт­ность. Она про­яв­ля­ет­ся в игно­ри­ро­ва­нии иных видов актив­но­сти и может вызы­вать про­бле­мы меж­лич­ност­ных отно­ше­ний, что осо­бен­но важ­но для про­гно­зи­ро­ва­ния соци­аль­но­го здо­ро­вья, посколь­ку зави­си­мость от соци­аль­ных сетей зача­стую при­во­дит к меж­лич­ност­ным кон­флик­там и сни­жа­ет соци­аль­ное бла­го­по­лу­чие [21].

Использование социальных сетей и социальное здоровье

В насто­я­щее вре­мя про­бле­ма бла­го­по­лу­чия и здо­ро­вья в пси­хо­ло­гии нахо­дит свое рас­смот­ре­ние в раз­лич­ных отрас­лях и с исполь­зо­ва­ни­ем раз­лич­ных тер­ми­нов: пси­хо­ло­ги­че­ское бла­го­по­лу­чие и здо­ро­вье, соци­аль­ное бла­го­по­лу­чие и здо­ро­вье, пси­хо­ло­ги­че­ское и соци­аль­ное само­чув­ствие. Подоб­ное раз­но­об­ра­зие поз­во­ля­ет иссле­до­ва­те­лям обра­щать­ся к раз­лич­ным состав­ля­ю­щим бла­го­по­лу­чия и здо­ро­вья, одна­ко и созда­ет слож­но­сти для поис­ка общих мето­до­ло­ги­че­ских основ.

Поня­тие соци­аль­но­го здо­ро­вья рас­смат­ри­ва­ет­ся с пози­ции пси­хо­ло­гии здо­ро­вья пре­иму­ще­ствен­но в иссле­до­ва­ни­ях, ори­ен­ти­ро­ван­ных на соци­аль­ные и пси­хо­ло­ги­че­ские ком­по­нен­ты сре­ды паци­ен­тов кли­ник [32]. При этом соци­аль­ное здо­ро­вье не нахо­дит­ся в фоку­се иссле­до­ва­ний, хотя име­ет при­клад­ное зна­че­ние для соци­аль­ной инте­гра­ции людей с раз­лич­ны­ми забо­ле­ва­ни­я­ми [32].

В таком кон­тек­сте соци­аль­ное здо­ро­вье рас­смат­ри­ва­ет­ся как вклю­ча­ю­щее соци­аль­ное функ­ци­о­ни­ро­ва­ние, как спо­соб­ность участ­во­вать в соци­аль­ных вза­и­мо­дей­стви­ях и соци­аль­ные отно­ше­ния, как стрем­ле­ние к под­дер­жа­нию друж­бы, эмо­ци­о­наль­ной, инфор­ма­ци­он­ной, инстру­мен­таль­ной под­держ­ки или соци­аль­ной изо­ля­ции [41].

В социо­ло­гии и соци­аль­ной пси­хо­ло­гии подроб­но рас­смат­ри­ва­ет­ся поня­тие «соци­аль­ное само­чув­ствие», кото­рое опре­де­ля­ет­ся как эмо­ци­о­наль­но-оце­ноч­ная реак­ция на соци­аль­ные изме­не­ния и соб­ствен­ное поло­же­ние в меня­ю­щем­ся обще­стве [6].

Соци­аль­ное само­чув­ствие может рас­смат­ри­вать­ся как мера соци­аль­ной адап­ти­ро­ван­но­сти чело­ве­ка к окру­жа­ю­щей дей­стви­тель­но­сти и вхо­дит в струк­ту­ру соци­аль­ных настро­е­ний. Отли­ча­ют пси­хо­ло­ги­че­ское и соци­аль­ное само­чув­ствие: в пер­вом выде­ля­ют эмо­ци­о­наль­ные и рефлек­сив­ные харак­те­ри­сти­ки, тогда как во вто­ром боль­ше уде­ля­ет­ся вни­ма­ния когни­тив­ным и объ­ек­тив­ным пара­мет­рам соци­аль­но­го окру­же­ния чело­ве­ка [14].

Неко­то­рые авто­ры акцен­ти­ру­ют вни­ма­ние на то, что соци­аль­ное само­чув­ствие выра­жа­ет отно­ше­ние к окру­жа­ю­щей дей­стви­тель­но­сти [10] и вклю­ча­ет пси­хо­ло­ги­че­ское само­чув­ствие как лич­ност­ную харак­те­ри­сти­ку [16].

Тре­тьим поня­ти­ем, актив­но исполь­зу­е­мым в кон­тек­сте соци­аль­но­го и пси­хо­ло­ги­че­ско­го здо­ро­вья, явля­ет­ся бла­го­по­лу­чие (well-being). На сего­дняш­ний день суще­ству­ет мно­же­ство работ, рас­смат­ри­ва­ю­щих бла­го­по­лу­чие и его состав­ля­ю­щие как на тео­ре­ти­че­ском, так и на эмпи­ри­че­ском уров­нях (напри­мер, [38]).

Вме­сте с тем обра­ще­ние имен­но к соци­аль­но­му бла­го­по­лу­чию как отдель­но­му фено­ме­ну не явля­ет­ся частым. Соци­аль­ное бла­го­по­лу­чие рас­смат­ри­ва­ет­ся преж­де все­го как соци­аль­ная под­держ­ка – под­держ­ка чле­нов семьи или дру­зей [22] и может вхо­дить в пред­став­ле­ние о мен­таль­ном здо­ро­вье [45].

В целом соци­аль­ное здо­ро­вье явля­ет­ся широ­ким тер­ми­ном, объ­еди­ня­ю­щим раз­лич­ные соци­аль­но-пси­хо­ло­ги­че­ские каче­ствен­ные и коли­че­ствен­ные харак­те­ри­сти­ки, опи­сы­ва­ю­щие осо­бен­но­сти вза­и­мо­дей­ствия и его результаты.

Иссле­до­ва­ния пси­хо­ло­ги­че­ско­го и соци­аль­но­го бла­го­по­лу­чия и исполь­зо­ва­ния соци­аль­ных сетей обра­ща­ют­ся к рас­смот­ре­нию раз­ных харак­те­ри­стик соци­аль­ных вза­и­мо­дей­ствий – соци­аль­ной под­держ­ки, коли­че­ства дру­зей онлайн и офлайн, про­яв­ле­ния кибер­бул­лин­га, уча­стия роди­те­лей в онлайн-актив­но­сти детей, а так­же фор­маль­ных харак­те­ри­стик исполь­зо­ва­ния соци­аль­ных сетей (вре­мя, про­во­ди­мое в соци­аль­ных сетях, их количество).

В свя­зи с этим пред­став­ля­ет­ся целе­со­об­раз­ным при харак­те­ри­сти­ке соци­аль­но­го здо­ро­вья выде­лить две состав­ля­ю­щие: внеш­нюю, свя­зан­ную с фор­маль­ной вклю­чен­но­стью в соци­аль­ные груп­пы, нали­чи­ем под­держ­ки от дру­гих, и внут­рен­нюю, свя­зан­ную с субъ­ек­тив­ной оцен­кой вклю­чен­но­сти в соци­ум, пере­жи­ва­ни­ем связ­но­сти с дру­ги­ми или, наобо­рот, поки­ну­то­сти и в целом одиночества.

Иссле­до­ва­ния свя­зи актив­но­сти в соци­аль­ных сетях и соци­аль­ных харак­те­ри­стик опи­ра­ют­ся на две гипо­те­зы: гипо­те­зу обо­га­ще­ния, утвер­жда­ю­щую, что исполь­зо­ва­ние соци­аль­ных сетей ока­зы­ва­ет поло­жи­тель­ный эффект для тех, кто уже име­ет широ­кие соци­аль­ные свя­зи, и гипо­те­зу ком­пен­са­ции, кото­рая пред­ла­га­ет про­ти­во­по­лож­ное объ­яс­не­ние – поло­жи­тель­ный эффект исполь­зо­ва­ния соци­аль­ных сетей про­яв­ля­ет­ся для тех, кто испы­ты­ва­ет труд­но­сти с реаль­ным вза­и­мо­дей­стви­ем [26].

В каче­стве соци­аль­ных харак­те­ри­стик пси­хо­ло­ги­че­ско­го бла­го­по­лу­чия рас­смат­ри­ва­ют­ся: лич­ност­ные чер­ты, опи­сы­ва­ю­щие осо­бен­но­сти соци­аль­ных отно­ше­ний, напри­мер, экс­тра­вер­сия-интро­вер­сия; нали­чие про­блем в отно­ше­ни­ях с дру­ги­ми – оди­но­че­ство или соци­аль­ная тре­вож­ность; соци­аль­ная под­держ­ка [35].

Одним из дис­кус­си­он­ных вопро­сов при обсуж­де­нии резуль­та­тов иссле­до­ва­ний вклю­че­ния соци­аль­ных медиа в жизнь под­рост­ков явля­ет­ся вопрос о зави­си­мо­сти от соци­аль­ных сетей, а не про­сто об актив­ном их исполь­зо­ва­нии [12].

Суще­ству­ют дан­ные, что люди, склон­ные к зави­си­мо­сти от соци­аль­ных сетей, ощу­ща­ют реаль­ные отно­ше­ния небез­опас­ны­ми для себя и менее вовле­че­ны в сооб­ще­ства в реаль­ной жиз­ни [37].

Под­рост­ки, име­ю­щие нега­тив­ный опыт отно­ше­ний со сверст­ни­ка­ми в реаль­но­сти, стре­мят­ся ком­пен­си­ро­вать это исполь­зо­ва­ни­ем соци­аль­ных сетей [46], что под­твер­жда­ет­ся дан­ны­ми о пре­об­ла­да­нии соци­аль­ных моти­вов у лиц, зави­си­мых от соци­аль­ных сетей [18]. При этом вви­ду эффек­та онлайн-рас­тор­ма­жи­ва­ния [1] под­рост­ки, обра­ща­ю­щи­е­ся в соци­аль­ные сети за под­держ­кой, могут полу­чить лишь нега­тив­ный отклик.

Иссле­до­ва­ния свя­зи соци­аль­но­го здо­ро­вья и исполь­зо­ва­ния соци­аль­ных сетей под­чер­ки­ва­ют важ­ность раз­де­ле­ния актив­но­го и про­блем­но­го исполь­зо­ва­ния соци­аль­ных сетей, так как воз­ни­ка­ю­щие эффек­ты про­ти­во­по­лож­ны [39].

В кон­тек­сте про­бле­мы соци­аль­но­го здо­ро­вья ста­но­вит­ся акту­аль­ным вопрос о том, насколь­ко пере­жи­ва­ние оди­но­че­ства и соци­аль­ной под­держ­ки ска­зы­ва­ет­ся на про­яв­ле­нии зави­си­мо­го от соци­аль­ных сетей пове­де­ния. Пере­жи­ва­ние оди­но­че­ства рас­смат­ри­ва­ет­ся как состав­ля­ю­щая пси­хо­ло­ги­че­ско­го бла­го­по­лу­чия и опи­сы­ва­ет сте­пень изо­ли­ро­ван­но­сти под­рост­ка от дру­гих, а соци­аль­ная под­держ­ка, несмот­ря на субъ­ек­тив­ную оцен­ку, харак­те­ри­зу­ет широ­ту кру­га кон­так­тов, к кото­рым может обра­тить­ся под­ро­сток за помощью.

Цель иссле­до­ва­ния – ана­лиз раз­ли­чий в про­яв­ле­нии зави­си­мо­сти от соци­аль­ных сетей в свя­зи с раз­лич­ной выра­жен­но­стью харак­те­ри­стик соци­аль­но­го здо­ро­вья (оди­но­че­ство и соци­аль­ная под­держ­ка). Част­ной зада­чей дан­но­го иссле­до­ва­ния ста­ло уста­нов­ле­ние пси­хо­мет­ри­че­ских харак­те­ри­стик рус­ской адап­та­ции Бер­ген­ской шка­лы зави­си­мо­сти от соци­аль­ных сетей (C. Андер­сен и др.) (Bergen Social Media Addiction Scale, BSMAS) [27], кото­рые, несмот­ря на име­ю­щи­е­ся обзо­ры дан­ной мето­ди­ки [8], ранее пред­став­ле­ны не были.

Метод

Выбор­ка иссле­до­ва­ния. Для ана­ли­за пси­хо­мет­ри­че­ских пока­за­те­лей исполь­зо­ва­лись резуль­та­ты, полу­чен­ные от 6405 респон­ден­тов в воз­расте от 13 до 18 лет (M = 15, SD = 1,46), 42,2% – юно­ши. Респон­ден­ты явля­ют­ся уча­щи­ми­ся сред­них и сред­них про­фес­си­о­наль­ных обра­зо­ва­тель­ных учре­жде­ний г. Якут­ска (Рес­пуб­ли­ка Саха (Яку­тия)). Опрос про­во­дил­ся в инди­ви­ду­аль­ном поряд­ке, на доб­ро­воль­ной осно­ве. Про­це­ду­ра сбо­ра дан­ных соот­вет­ству­ет эти­че­ским стан­дар­там Рос­сий­ско­го пси­хо­ло­ги­че­ско­го общества.

Мето­ди­ки исследования

Трех­пунк­то­вая шка­ла оди­но­че­ства [42]. Шка­ла вклю­ча­ет три утвер­жде­ния отно­си­тель­но отсут­ствия дру­же­ских отно­ше­ний, ощу­ще­ния поки­ну­то­сти и изо­ля­ции, с кото­ры­ми респон­дент выра­жа­ет согла­сие или несо­гла­сие, исполь­зуя шка­лу от 1 («нико­гда») до 5 («посто­ян­но»). Аль­фа Крон­ба­ха – 0,86.

Сте­пень соци­аль­ной под­держ­ки под­рост­ка пред­по­ла­га­ла оцен­ку веро­ят­но­сти обра­ще­ния к раз­лич­ным сверст­ни­кам и взрос­лым при отве­те на вопрос «Если у меня воз­ни­ка­ют про­бле­мы, то я обра­ща­юсь за помо­щью к…» по шка­ле от 1 («нико­гда) до 5 («очень часто») [25]. Аль­фа Крон­ба­ха – 0,64.

Бер­ген­ская шка­ла зави­си­мо­сти от соци­аль­ных сетей, раз­ра­бо­тан­ная C. Андер­сен с кол­ле­га­ми [20], вклю­ча­ет шесть пунк­тов, опи­сы­ва­ю­щих основ­ные харак­те­ри­сти­ки зави­си­мо­сти: зацик­лен­ность, рост устой­чи­во­сти к воз­дей­ствию, исполь­зо­ва­ние соци­аль­ных сетей для изме­не­ния настро­е­ния, пере­жи­ва­ние дис­ком­фор­та при попыт­ках сокра­тить их исполь­зо­ва­ние, поте­ря кон­тро­ля и кон­фликт с дру­ги­ми сфе­ра­ми жиз­ни [31]. Респон­дент оце­ни­ва­ет свой опыт исполь­зо­ва­ния соци­аль­ных сетей в тече­ние послед­не­го года, исполь­зуя 5-балль­ную шка­лу Лай­кер­та: от 1 («очень ред­ко») до 5 («очень часто»). Шка­ла адап­ти­ро­ва­на для исполь­зо­ва­ния на раз­лич­ных язы­ках и демон­стри­ру­ет одно­фак­тор­ную струк­ту­ру и высо­кие пси­хо­мет­ри­че­ские пока­за­те­ли валид­но­сти и надеж­но­сти. Пунк­ты были пере­ве­де­ны на рус­ский язык в соот­вет­ствии с реко­мен­да­ци­я­ми по адап­та­ции пси­хо­ди­а­гно­сти­че­ских инстру­мен­тов, исполь­зу­е­мых в кросс-куль­тур­ных иссле­до­ва­ни­ях (см. при­ло­же­ние) [24].

В каче­стве фор­маль­ных харак­те­ри­стик исполь­зо­ва­ния соци­аль­ных сетей были исполь­зо­ва­ны сле­ду­ю­щие пока­за­те­ли: коли­че­ство соци­аль­ных сетей, кото­ры­ми поль­зу­ет­ся респон­дент, субъ­ек­тив­ная оцен­ка вре­ме­ни, про­во­ди­мо­го в сетях, коли­че­ство дру­зей, так­же респон­ден­там были зада­ны вопро­сы о моти­вах исполь­зо­ва­ния соци­аль­ных сетей (быть на свя­зи со зна­ко­мы­ми людь­ми, узна­вать новых людей, играть в игры, пуб­ли­ко­вать соб­ствен­ную инфор­ма­цию) [25].

Обра­бот­ка дан­ных осу­ществ­ля­лась в про­грам­ме Jamovi, исполь­зо­ва­лись кла­стер­ный, кор­ре­ля­ци­он­ный, регрес­си­он­ный и дис­пер­си­он­ный анализы.

Результаты

Психометрические характеристики русскоязычной версии Бергенской шкалы зависимости от социальных сетей

Пунк­ты рус­ско­языч­ной вер­сии Бер­ген­ской шка­лы зави­си­мо­сти от соци­аль­ных сетей (С. Андер­сен и др.) были исполь­зо­ва­ны для выяв­ле­ния струк­ту­ры мето­ди­ки. Пред­ва­ри­тель­ный ана­лиз пока­зал воз­мож­ность про­ве­де­ния фак­тор­но­го ана­ли­за – тест Барт­лет­та: χ² = 7958, df = 15, p < 0,001; коэф­фи­ци­ент адек­ват­но­сти фак­тор­ной струк­ту­ры KMO = 0,83. Резуль­та­ты фак­тор­но­го ана­ли­за с вра­ще­ни­ем вари­макс пока­за­ли, что все пунк­ты вхо­дят в один фак­тор, кото­рый объ­яс­ня­ет 45,6% дис­пер­сии. Зна­че­ния фак­тор­ных нагру­зок варьи­ру­ют от 0,544 до 0,743. Кон­фир­ма­тор­ный ана­лиз пока­зал сле­ду­ю­щие зна­че­ния коэф­фи­ци­ен­тов при­год­но­сти моде­ли: CFI = 0,976; RMSEA = 0,056 [CI 90% 0,049:0,063], TLI = 0,96.

Шка­ла про­де­мон­стри­ро­ва­ла высо­кие пока­за­те­ли надеж­но­сти (аль­фа Крон­ба­ха – 0,759; оме­га Мак­до­наль­да – 0,761), при уда­ле­нии пунк­тов надеж­ность не возрастала.

Были под­счи­та­ны кор­ре­ля­ции сум­мар­но­го бал­ла по шка­ле зави­си­мо­сти от соци­аль­ных сетей с фор­маль­ны­ми харак­те­ри­сти­ка­ми исполь­зо­ва­ния соци­аль­ных сетей. Кор­ре­ля­ци­он­ный ана­лиз пока­зал, что зави­си­мость от соци­аль­ных сетей поло­жи­тель­но свя­за­на с коли­че­ством соци­аль­ных сетей (r = 0,114; p < 0,001), дру­зей в соци­аль­ных сетях (r = 0,060; p < 0,001) и вре­ме­нем, про­во­ди­мым в соци­аль­ных сетях (r = 0,252; p < 0,001).

Зави­си­мость от соци­аль­ных сетей кор­ре­ли­ру­ет с моти­ва­ми «быть на свя­зи» со зна­ко­мы­ми людь­ми (r = 0,085; p < 0,001), «узна­вать новых людей» (r = 0,224; p < 0,001), «играть в игры» (r = 0,139; p < 0,001) и с пуб­ли­ка­ци­ей соб­ствен­ной инфор­ма­ции (r = 0,276; p < 0,001).

Пока­за­те­ли оди­но­че­ства (r = 0,397; p < 0,001) и соци­аль­ной под­держ­ки (r = 0,081; p < 0,001) поло­жи­тель­но свя­за­ны с зави­си­мо­стью от соци­аль­ных сетей. Связь меж­ду соци­аль­ной под­держ­кой и оди­но­че­ством отри­ца­тель­ная (r = –0,199; p < 0,001). Так­же была сде­ла­на регрес­си­он­ная модель, вклю­чав­шая соци­аль­ную под­держ­ку как пре­дик­тор зави­си­мо­сти от соци­аль­ных сетей при кон­тро­ле оди­но­че­ства (R2 = 0,18, delta R2 = 0,027; F (1 6402) = 208, p < 0,001). В резуль­та­те обна­ру­жен сла­бый поло­жи­тель­ный вклад соци­аль­ной под­держ­ки (beta = 0,17; t = 14,4; p < 0,001) в срав­не­нии с оди­но­че­ством (beta = 0,43; t = 37,4; p < 0,001).

Одиночество и социальная поддержка как факторы различий в использовании социальных сетей              

Для выде­ле­ния групп под­рост­ков, отли­ча­ю­щих­ся по выра­жен­но­сти пока­за­те­лей оди­но­че­ства и соци­аль­ной под­держ­ки, был про­ве­ден кла­стер­ный ана­лиз по мето­ду k-сред­них. В резуль­та­те было выде­ле­но четы­ре груп­пы, опи­са­тель­ная ста­ти­сти­ка изу­ча­е­мых пока­за­те­лей для них при­ве­де­на в таблице.

Таблица. Средние и стандартные отклонения показателей в группах с различным соотношением одиночества и социальной поддержки

Пер­вая груп­па высо­ко оце­ни­ва­ет соб­ствен­ную ото­рван­ность от дру­гих, но при этом вклю­че­на в широ­кий круг контактов.

Вто­рая груп­па име­ет наи­мень­ший круг соци­аль­ных вза­и­мо­дей­ствий и испы­ты­ва­ет нега­тив­ные пере­жи­ва­ния от отсут­ствия общения.

Пред­ста­ви­те­ли тре­тьей груп­пы не чув­ству­ют себя изо­ли­ро­ван­ны­ми и поки­ну­ты­ми, несмот­ря на огра­ни­чен­ный круг соци­аль­ных взаимодействий.

Нако­нец, чет­вер­тая груп­па счи­та­ет себя вклю­чен­ной в соци­аль­ные вза­и­мо­дей­ствия и не испы­ты­ва­ет нега­тив­ных пере­жи­ва­ний в свя­зи с соци­аль­ны­ми вза­и­мо­дей­стви­я­ми (рис. 1).

Ана­лиз раз­ли­чий в пока­за­те­ле зави­си­мо­сти от соци­аль­ных сетей в четы­рех груп­пах пока­зал, что суще­ству­ют раз­ли­чия в свя­зи с при­над­леж­но­стью к груп­пе (F (3 3488) = 271; p < 0,001). Зна­чи­мых раз­ли­чий меж­ду груп­па­ми 1 и 2 нет, при этом дан­ные груп­пы обла­да­ют наи­боль­шей выра­жен­но­стью пока­за­те­ля зави­си­мо­сти в срав­не­нии с дру­ги­ми. При срав­не­нии групп 3 и 4 обна­ру­жи­ва­ют­ся зна­чи­мые раз­ли­чия (t = –3,54:23,1; p < 0,001) в пока­за­те­ле зави­си­мо­сти от соци­аль­ных сетей. Веро­ят­но, имен­но оди­но­че­ство явля­ет­ся пока­за­те­лем соци­аль­но­го здо­ро­вья, спо­соб­ству­ю­щим зави­си­мо­сти от соци­аль­ных сетей. Такой резуль­тат поз­во­ля­ет пред­по­ло­жить, что неза­ви­си­мо от того, как выра­же­на соци­аль­ная под­держ­ка, высо­кий пока­за­тель оди­но­че­ства будет при­во­дить к более высо­ким пока­за­те­лям зависимости.

Формальные характеристики активности в социальных сетях, мотивы использования социальных сетей в группах, различающихся выраженностью показателей одиночества и социальной поддержки

Коли­че­ство вре­ме­ни, про­во­ди­мо­го в соци­аль­ных сетях, по субъ­ек­тив­ной оцен­ке зна­чи­мо отли­ча­ет­ся меж­ду груп­па­ми (F (3 3467 = 59,2; p < 0,001), так же как коли­че­ство дру­зей (F (3 3458 = 39,6; p < 0,001) и коли­че­ство соци­аль­ных сетей (F (3 3478 = 13,3; p < 0,001) (рис. 2). Наи­боль­шее вре­мя в соци­аль­ных сетях про­во­дят под­рост­ки из груп­пы 2, зна­чи­мо мень­ше в соци­аль­ных сетях нахо­дят­ся груп­пы 3 и 1, наи­мень­шее вре­мя в соци­аль­ных сетях про­во­дят под­рост­ки из груп­пы 4.

Наи­боль­шее коли­че­ство дру­зей онлайн – у груп­пы 4, а наи­мень­шее – у груп­пы 2. Срав­не­ние чис­ла исполь­зу­е­мых соци­аль­ных сетей в груп­пах пока­за­ло, что груп­па 2 зна­чи­мо отли­ча­ет­ся от осталь­ных групп (t = –3,31:5,49; p < 0,001), при этом раз­ли­чий меж­ду дру­ги­ми груп­па­ми не обнаружено.

При ана­ли­зе раз­ли­чия в моти­вах исполь­зо­ва­ния соци­аль­ных сетей обна­ру­жи­ва­ет­ся основ­ной эффект во всех пока­за­те­лях – быть на свя­зи (F (3 3524 = 30,40; p < 0,001), узна­вать новых людей (F (3 3541) = 40,32; p < 0,001), играть в игры (F (3 3519) = 3,60; p < 0,01) и раз­ме­щать инфор­ма­цию (F (3 3513) = 44,93; p < 0,001) (рис. 3). Зна­чи­мые раз­ли­чия в моти­ве «быть на свя­зи» есть меж­ду все­ми груп­па­ми, за исклю­че­ни­ем групп 2 и 3. Раз­ли­чия в стрем­ле­нии узна­вать новых людей не обна­ру­жи­ва­ют­ся как меж­ду груп­па­ми 2 и 3, так и меж­ду груп­па­ми 1 и 4. Таким обра­зом, при низ­кой соци­аль­ной под­держ­ке мотив уста­нов­ле­ния новых свя­зей, ско­рее, будет выра­жен мень­ше. Веро­ят­но, нали­чие высо­кой соци­аль­ной под­держ­ки будет спо­соб­ство­вать про­яв­ле­нию моти­ва поис­ка соци­аль­ной новизны.

Груп­пы с раз­лич­ны­ми харак­те­ри­сти­ка­ми оди­но­че­ства и соци­аль­ной под­держ­ки мак­си­маль­но близ­ки по раз­вле­ка­тель­ным моти­вам, но груп­па 4 зна­чи­мо отли­ча­ет­ся от групп 2 и 3. Веро­ят­но, такие под­рост­ки (из групп 2 и 3) не толь­ко не стре­мят­ся к обще­нию, но и не стре­мят­ся к раз­вле­че­ни­ям. Стрем­ле­ние раз­ме­щать инфор­ма­цию мак­си­маль­но выра­же­но в груп­пе 1, затем – в груп­пе 4, наи­мень­ший пока­за­тель – в груп­пе 3, в целом зна­чи­мые раз­ли­чия обна­ру­же­ны меж­ду все­ми груп­па­ми. Мож­но заклю­чить, что нали­чие высо­кой соци­аль­ной под­держ­ки спо­соб­ству­ет пуб­ли­ка­ции инфор­ма­ции в соци­аль­ных сетях неза­ви­си­мо от того, насколь­ко выра­же­но одиночество.

Обсуждение результатов

Одной из задач насто­я­ще­го иссле­до­ва­ния была про­вер­ка пси­хо­мет­ри­че­ских пока­за­те­лей Бер­ген­ской шка­лы зави­си­мо­сти от соци­аль­ных сетей (С. Андер­сен и др.). Уста­нов­ле­но, что шка­ла обла­да­ет одно­фак­тор­ной струк­ту­рой, кото­рая соот­вет­ству­ет ори­ги­наль­ной вер­сии [19]. Ста­ти­сти­че­ские пока­за­те­ли при­год­но­сти моде­ли соот­вет­ству­ют тре­бо­ва­ни­ям, что поз­во­ля­ет исполь­зо­вать дан­ную шка­лу в даль­ней­ших иссле­до­ва­ни­ях для диа­гно­сти­ки общей зави­си­мо­сти от соци­аль­ных сетей.

Тео­ре­ти­че­ский ана­лиз пока­зал, что оди­но­че­ство и соци­аль­ная под­держ­ка харак­те­ри­зу­ют содер­жа­тель­но раз­ные оцен­ки вза­и­мо­дей­ствия с дру­ги­ми людь­ми. Так, оди­но­че­ство ско­рее харак­те­ри­зу­ет внут­рен­ние пере­жи­ва­ния, свя­зан­ные с недо­стат­ком обще­ния и изо­ля­ци­ей, тогда как соци­аль­ная под­держ­ка – оцен­ку внеш­них свя­зей, то есть насколь­ко широк круг людей, к кото­рым под­ро­сток может обра­тить­ся за любой помощью.

Выяв­лен­ные груп­пы под­рост­ков, отли­ча­ю­щих­ся в выра­жен­но­сти оди­но­че­ства и соци­аль­ной под­держ­ки, пока­зы­ва­ют спе­ци­фи­ку в зави­си­мо­сти от соци­аль­ных сетей. Неза­ви­си­мо от соци­аль­ной под­держ­ки высо­кая выра­жен­ность пере­жи­ва­ния оди­но­че­ства явля­ет­ся осно­ва­ни­ем для более высо­кой зави­си­мо­сти от соци­аль­ных сетей. Подоб­ные фак­ты нахо­дят свое под­твер­жде­ние в дру­гих иссле­до­ва­ни­ях, в част­но­сти, боль­шее вре­мя и более актив­ные дей­ствия в соци­аль­ных сетях свя­за­ны с боль­шим пока­за­те­лем оди­но­че­ства [30; 34].

Дан­ные фак­ты нахо­дят под­твер­жде­ние и в доми­ни­ру­ю­щих моти­вах, и в фор­маль­ных харак­те­ри­сти­ках исполь­зо­ва­ния соци­аль­ных сетей. 

Наи­боль­шее вре­мя и боль­шее коли­че­ство раз­лич­ных соци­аль­ных сетей обна­ру­жи­ва­ют под­рост­ки с высо­ки­ми пока­за­те­ля­ми оди­но­че­ства и низ­кой соци­аль­ной под­держ­кой, наи­мень­шие зна­че­ния вре­ме­ни и раз­но­об­ра­зия соци­аль­ных сетей демон­стри­ру­ют под­рост­ки с низ­ким пока­за­те­лем оди­но­че­ства и высо­кой соци­аль­ной под­держ­кой. При этом коли­че­ство дру­зей у груп­пы с высо­ки­ми пока­за­те­ля­ми оди­но­че­ства и низ­кой соци­аль­ной под­держ­кой мини­маль­ное по срав­не­нию с дру­ги­ми группами. 

Веро­ят­но, имен­но субъ­ек­тив­ное пере­жи­ва­ние изо­ли­ро­ван­но­сти более зна­чи­мо для фор­ми­ро­ва­ния зави­си­мо­сти от соци­аль­ных сетей, чем вклю­чен­ность во вза­и­мо­дей­ствие с раз­ны­ми людьми.

Дан­ные, полу­чен­ные в отно­ше­нии раз­ли­чий в моти­вах исполь­зо­ва­ния соци­аль­ных сетей, пока­зы­ва­ют, что наи­боль­шую выра­жен­ность моти­вов под­дер­жа­ния кон­так­тов демон­стри­ру­ют под­рост­ки, не чув­ству­ю­щие себя оди­но­ки­ми и име­ю­щие широ­кий круг контактов. 

Инте­рес­но, что мотив уста­нов­ле­ния новых кон­так­тов более выра­жен при высо­кой соци­аль­ной под­держ­ке неза­ви­си­мо от уров­ня оди­но­че­ства. Игро­вые моти­вы более выра­же­ны так­же у под­рост­ков, име­ю­щих широ­кий соци­аль­ный круг, хотя в целом под­рост­ки всех групп близ­ки по раз­вле­ка­тель­ным мотивам. 

Стрем­ле­ние раз­ме­щать инфор­ма­цию мак­си­маль­но выра­же­но у под­рост­ков с высо­ким пока­за­те­лем оди­но­че­ства и высо­кой соци­аль­ной под­держ­кой, им усту­па­ют под­рост­ки, не счи­та­ю­щие себя оди­но­ки­ми и име­ю­щие под­держ­ку от других.

Таким обра­зом, под­рост­ки, пере­жи­ва­ю­щие оди­но­че­ство и име­ю­щие доста­точ­ную соци­аль­ную под­держ­ку, склон­ны к зави­си­мо­сти от соци­аль­ных сетей, но при этом демон­стри­ру­ют стрем­ле­ние к обще­нию через соци­аль­ные сети и раз­ме­ще­нию инфор­ма­ции о себе, что согла­су­ет­ся с гипо­те­зой компенсации. 

Под­рост­ки, пере­жи­ва­ю­щие оди­но­че­ство, но не име­ю­щие соци­аль­ной под­держ­ки, так­же обна­ру­жи­ва­ют зави­си­мость от соци­аль­ных сетей, что под­твер­жда­ет­ся вре­ме­нем, про­ве­ден­ным онлайн, но они в мень­шей сте­пе­ни про­яв­ля­ют актив­ность как в ком­му­ни­ка­тив­ных, так и в игро­вых моти­вах, а так­же мень­ше раз­ме­ща­ют инфор­ма­ции, что поз­во­ля­ет пред­по­ла­гать про­яв­ле­ние эффек­та обед­не­ния [41] от исполь­зо­ва­ния соци­аль­ных сетей. 

Дан­ный эффект был обна­ру­жен у под­рост­ков, кото­рые име­ют низ­кую под­держ­ку сре­ди дру­зей, исполь­зо­ва­ние ими соци­аль­ных сетей в целом сни­жа­ет их пси­хо­ло­ги­че­ское бла­го­по­лу­чие. Под­твер­жде­ни­ем эффек­та обед­не­ния явля­ют­ся дан­ные о том, что исполь­зо­ва­ние соци­аль­ных сетей с целью раз­ме­ще­ния сво­ей инфор­ма­ции или про­смот­ра инфор­ма­ции о дру­гих при­во­дит к еще боль­шим про­бле­мам во вза­и­мо­дей­ствии с дру­ги­ми и пси­хо­ло­ги­че­ско­му небла­го­по­лу­чию [30].

В про­ти­во­по­лож­ность им под­рост­ки, не испы­ты­ва­ю­щие оди­но­че­ства и име­ю­щие под­держ­ку, реа­ли­зу­ют ком­му­ни­ка­тив­ные моти­вы, но при этом в зна­чи­тель­но мень­шей сте­пе­ни склон­ны к зависимости. 

Дан­ные фак­ты согла­су­ют­ся с иде­я­ми гипо­те­зы обо­га­ще­ния, но, веро­ят­но, имен­но хоро­шие ком­му­ни­ка­тив­ные навы­ки в реаль­но­сти и нали­чие кру­га обще­ния поз­во­ля­ют им избе­гать фор­ми­ро­ва­ния зависимости. 

Нако­нец, под­рост­ки, не испы­ты­ва­ю­щие оди­но­че­ства и име­ю­щие низ­кую соци­аль­ную под­держ­ку, про­яв­ля­ют мень­шую зави­си­мость от соци­аль­ных сетей, про­во­дя там доста­точ­но вре­ме­ни, но не стре­мясь к актив­но­му исполь­зо­ва­нию соци­аль­ных сетей.

Заключение

Под­во­дя итог про­ве­ден­но­му иссле­до­ва­нию, мож­но кон­ста­ти­ро­вать, что харак­те­ри­сти­ки соци­аль­но­го здо­ро­вья – оди­но­че­ство и соци­аль­ная под­держ­ка – могут являть­ся фак­то­ра­ми зави­си­мо­го от соци­аль­ных сетей поведения.

При рас­смот­ре­нии обна­ру­жен­ных групп неза­ви­си­мо от уров­ня соци­аль­ной под­держ­ки при высо­ком пока­за­те­ле оди­но­че­ства будет выра­же­на зави­си­мость от соци­аль­ных сетей. Одна­ко при высо­ком пока­за­те­ле оди­но­че­ства отсут­ствие соци­аль­ной под­держ­ки про­яв­ля­ет­ся в мень­шем коли­че­стве дру­зей в соци­аль­ных сетях, мень­шей выра­жен­но­сти ком­му­ни­ка­тив­ных моти­вов, что может объ­яс­нять­ся эффект.

Приложение

Бергенская шкала зависимости от социальных сетей (Bergen Social Media Addiction Scale, BSMAS)

Инструк­ция. Вни­ма­тель­но про­чи­тай каж­дое утвер­жде­ние и ука­жи, как часто за послед­ний год с тобой про­ис­хо­ди­ли подоб­ные ситу­а­ции. Для отве­та исполь­зуй сле­ду­ю­щую шкалу:

№	Пункт шка­лы	Ответ
	Как часто за послед­ний год ты…
1	…тра­тил мно­го вре­ме­ни, раз­мыш­ляя о том, как исполь­зо­вать соци­аль­ные сети, и пла­ни­руя дей­ствия в них?	1 2 3 4 5
2	…испы­ты­вал потреб­ность все боль­ше и боль­ше поль­зо­вать­ся соци­аль­ны­ми сетями?	1 2 3 4 5
3	…исполь­зо­вал соци­аль­ные сети, что­бы забыть о лич­ных проблемах?	1 2 3 4 5
4	…без­успеш­но пытал­ся сокра­тить исполь­зо­ва­ние соци­аль­ных сетей?	1 2 3 4 5
5	…бес­по­ко­ил­ся или вол­но­вал­ся, если тебе запре­ти­ли поль­зо­вать­ся соци­аль­ны­ми сетями?	1 2 3 4 5
6	…поль­зо­вал­ся соци­аль­ны­ми сетя­ми настоль­ко часто, что это отри­ца­тель­но ска­за­лось на делах, учебе?	1 2 3 4 5

Литература

1. Бови­на И.Б., Дво­рян­чи­ков Н.В. Пове­де­ние онлайн и офлайн: к вопро­су о воз­мож­но­сти про­гно­за // Куль­тур­но-исто­ри­че­ская пси­хо­ло­гия. 2020. Том 16. № 4. С. 98–108. DOI:10.17759/chp.2020160410
2. Бол­ди­на М.А. Соци­аль­ное здо­ро­вье семьи // Мате­ри­а­лы меж­ду­на­род­ной науч­но-прак­ти­че­ской кон­фе­рен­ции «Соци­аль­ное здо­ро­вье: тео­ре­ти­че­ские под­хо­ды, моде­ли, тех­но­ло­гии раз­ви­тия» (г. Там­бов, 18 нояб­ря 2008 г.). Там­бов: Изд. дом ТГУ им. Г.Р. Дер­жа­ви­на, 2008. С. 11–17.
3. Ведер­ни­ко­ва Л.В., Быр­ди­на О.Г., Пово­роз­нюк О.А. Соци­аль­ное здо­ро­вье сту­ден­тов: сущ­ность, струк­ту­ра и основ­ные направ­ле­ния его фор­ми­ро­ва­ния // Сибир­ский педа­го­ги­че­ский жур­нал. 2015. № 2. С. 117–121.
4. Верак­са А.Н., Кор­ниен­ко Д.С., Чичи­ни­на Е.А., Буха­лен­ко­ва Д.А., Чур­си­на А.В. Связь вре­ме­ни исполь­зо­ва­ния дошколь­ни­ка­ми циф­ро­вых устройств с полом, воз­рас­том и соци­аль­но-эко­но­ми­че­ски­ми харак­те­ри­сти­ка­ми семьи // Нау­ка теле­ви­де­ния. 2021. Том 17. № 3. С. 179–209. DOI:10.30628/1994-9529-17.3-179-209
5. Верак­са А.Н., Чичи­ни­на Е.А. Срав­не­ние осо­бен­но­стей исполь­зо­ва­ния циф­ро­вых устройств детьми стар­ше­го дошколь­но­го воз­рас­та до нача­ла и в ходе пан­де­мии COVID-19 // Совре­мен­ное дошколь­ное обра­зо­ва­ние. 2022. Том 2. № 110. С. 30–39. DOI:10.24412/1997-9657-2022-2110-30-39
6. Голо­ва­ха Е.И., Пани­на Н.В., Гор­ба­чик А.П. Изме­ре­ние соци­аль­но­го само­чув­ствия: тест ИИСС // Социо­ло­гия: мето­до­ло­гия, мето­ды, мате­ма­ти­че­ское моде­ли­ро­ва­ние. 1998. № 10. С. 45–71.
7. Дуж­ни­ко­ва А.С. Соци­аль­ные сети: совре­мен­ные тен­ден­ции и типы поль­зо­ва­ния // Мони­то­ринг обще­ствен­но­го мне­ния: эко­но­ми­че­ские и соци­аль­ные пере­ме­ны. 2010. Том 5. № 99. С. 238–251.
8. Зото­ва Д.В., Роза­нов В.А. Пато­ло­ги­че­ское исполь­зо­ва­ние и зави­си­мость от соци­аль­ных сетей – ана­лиз с пози­ций фено­ме­но­ло­гии и аддик­тив­но­го пове­де­ния // Вест­ник Санкт-Петер­бург­ско­го уни­вер­си­те­та. Пси­хо­ло­гия. 2020. Том 10. № 2. С. 158–183.
9. Кара­ба­но­ва О.А., Геор­ги­ев­ская М.А. Пред­став­ле­ния об эти­че­ских нор­мах интер­нет-обще­ния у поль­зо­ва­те­лей юно­ше­ско­го воз­рас­та с раз­лич­ным уров­нем раз­ви­тия мораль­но­го созна­ния // Вест­ник Мос­ков­ско­го уни­вер­си­те­та. Серия 14. Пси­хо­ло­гия. 2019. № 4. С. 107–125 DOI:10.11621/vsp.2019.04.111
10. Коло­ми­ец О.В. Соци­аль­ное само­чув­ствие как про­бле­ма соци­аль­ной пси­хо­ло­гии // Совре­мен­ная соци­аль­ная пси­хо­ло­гия: тео­ре­ти­че­ские под­хо­ды и при­клад­ные иссле­до­ва­ния. М.: Изд-во «Мос­ков­ский пси­хо­ло­го-соци­аль­ный уни­вер­си­тет», С. 14–25.
11. Кор­ниен­ко Д.С., Руд­но­ва Н.А. Осо­бен­но­сти исполь­зо­ва­ния соци­аль­ных сетей в свя­зи с про­кра­сти­на­ци­ей и само­ре­гу­ля­ци­ей // Пси­хо­ло­ги­че­ские иссле­до­ва­ния. 2018. Том 11. № 59. DOI:54359/ps.v11i59.284
12. Кор­ниен­ко Д.С., Чур­си­на А.В., Кали­мул­лин А.М., Семе­нов Ю.И. Вза­и­мо­связь исполь­зо­ва­ния соци­аль­ных сетей с удо­вле­тво­рен­но­стью жиз­нью и оди­но­че­ством у под­рост­ков // Рос­сий­ский пси­хо­ло­ги­че­ский жур­нал. 2022. Том № 3. С. 202–218. DOI:10.21702/rpj.2022.3.13
13. Круж­ко­ва О.В., Воро­бье­ва И.В. Лич­ност­ные осо­бен­но­сти под­рост­ков, юно­шей и моло­де­жи, вовле­чен­ных в сре­ду Интер­нет: зоны уяз­ви­мо­сти для экс­тре­мист­ско­го воз­дей­ствия в усло­ви­ях циф­ро­ви­за­ции // Вест­ник Мос­ков­ско­го уни­вер­си­те­та. Серия 14. Пси­хо­ло­гия. 2019. № 4. С. 160–185. DOI:10.11621/vsp.2019.04.164
14. Пет­ро­ва Л.Е. Соци­аль­ное само­чув­ствие моло­де­жи // Социо­ло­ги­че­ские иссле­до­ва­ния. 2000. № 12. С. 51–59.
15. Ростов­це­ва Н.А., Рас­ска­зо­ва Е.И., Тхо­стов А.Ш., Еме­лин В.А. Кибер­хон­дрия – само­сто­я­тель­ное явле­ние или про­яв­ле­ние ипо­хон­дри­че­ских осо­бен­но­стей онлайн? // Наци­о­наль­ный пси­хо­ло­ги­че­ский жур­нал. 2022. Том 1. № 45. C. 76–93. DOI:10.11621/npj.2022.0107
16. Руса­ли­но­ва А.А. Соци­аль­ное само­чув­ствие чело­ве­ка как соци­аль­но-пси­хо­ло­ги­че­ский фено­мен. СПб.: Асте­ри­он, 2013. 245 с.
17. Семе­но­ва Н.Б. Совре­мен­ные пред­став­ле­ния о роли соци­аль­ных фак­то­ров в раз­ви­тии интер­нет-зави­си­мо­го пове­де­ния у детей и под­рост­ков (по мате­ри­а­лам зару­беж­ных иссле­до­ва­ний) // Соци­аль­ная пси­хо­ло­гия и обще­ство. 2022. Том 13. № 1. C. 22–32. DOI:10.17759/sps.2022130102
18. Шубин С.Б. Пси­хо­ло­ги­че­ские осо­бен­но­сти циф­ро­вой актив­но­сти под­рост­ков на при­ме­ре соци­аль­ных сетей: обзор ино­стран­ных иссле­до­ва­ний // Педа­го­ги­ка и пси­хо­ло­гия обра­зо­ва­ния. 2020. № 3. С. 173–191.
19. Andreassen C.S., Billieux J., Griffiths M.D., Kuss D.J., Demetrovics Z., Mazzoni E., Pallesen S. The relationship between addictive use of social media and video games and symptoms of psychiatric disorders: A large-scale cross-sectional study // Psychology of Addictive Behaviors. 2016. Vol. 30. № 2. P. 252–262. DOI:10.1037/adb0000160
20. Andreassen C.S., Torsheim T., Brunborg G.S., Pallesen S. Development of a Facebook Addiction Scale // Psychological Reports. 2012. № 110. P. 501–517. DOI:10.2466/02.09.18.PR0.110.2.501-517
21. Bekalu M., Mccloud R.F., Viswanath K. Association of Social Media Use with Social Well-Being, Positive Mental Health, and Self-Rated Health: Disentangling Routine Use from Emotional Connection to Use // Health Education & Behavior. 2019. Vol. 46. № 2S. P. 69S–80S. DOI:10.1177/1090198119863768
22. Boer M., Van Den Eijnden R., Boniel-Nissim M., Wong S.L., Inchley J.C., Badura P. et al. Adolescents’ intense and problematic social media use and their well-being in 29 countries // Journal of adolescent health. 2020. Vol. 66. № 6. P. S89–S99. DOI:10.1016/j.jadohealth.2020.02.014
23. Brailovskaia J., Margraf J. Addictive social media use during Covid-19 outbreak: Validation of the Bergen Social Media Addiction Scale (BSMAS) and investigation of protective factors in nine countries // Current Psychology. 2022. DOI:1007/s12144-022-03182-z
24. Brislin R.W. Back-translation for cross-cultural research // Journal of Cross-Cultural Psychology. 1970. Vol. 1. P. 187–216. DOI:10.1177/135910457000100301
25. Bruggeman H., Van Hiel A., Van Hal G., Van Dongen S. Does the use of digital media affect psychological well-being? An empirical test among children aged 9 to 12 // Computers in Human Behavior. 2019. Vol. 101. P. 104–113. DOI:10.1016/j.chb.2019.07.015
26. Cheng C., Wang H.Y., Sigerson L., Chau C.L. Do the socially rich get richer? A nuanced perspective on social network site use and online social capital accrual // Psychological Bulletin. 2019. Vol. 145. № 7. P. 734–764. DOI:10.1037/bul0000198
27. Duradoni M., Innocenti F., Guazzini A. Well-Being and Social Media: A Systematic Review of Bergen Addiction Scales // Future Internet. 2020. Vol. 2. № 2. P. 24. DOI:3390/fi12020024
28. Ellison N.B., Steinfield C., Lampe C. The benefits of Facebook «friends»: Social capital and college students’ use of online social network sites // Journal of computer-mediated communication. 2007. Vol. 12. № P. 1143–1168. DOI:10.1111/j.1083-6101.2007.00367.x
29. Elphinston R.A., Noller P. Time to face it! Facebook intrusion and the implications for romantic jealousy and relationship satisfaction // Cyberpsychology, behavior, and social networking. Vol. 14. № 11. P. 631–635. DOI:10.1089/cyber.2010.0318
30. Frison E., Eggermont S. Toward an integrated and differential approach to the relationships between loneliness, different types of Facebook use, and adolescents’ depressed mood // Communication Research. 2020. Vol. 47. № P. 701–728.
31. Griffiths M.D. A ‘componets’ model of addiction within a biopsychosocial framework // Journal of Substance Use. 2005. № 10. P. 191–197.
32. Hahn E.A., Cella D., Bode R.K., HanrahanT. Measuring Social Well-being in People with Chronic Illness // Social Indicators Research. 2010. № 96. P. 381–401. DOI:10.1007/s11205-009-9484-z
33. Haroon M.S., Ali F., Awais M. Social media intrusion and psychological adjustment among university students: the mediating role of religious commitment and spirituality // Journal of Organizational Culture, Communications and Conflict. 2020. Vol. 24. № 1. P. 1–14.
34. Kim J., LaRose R., Peng W. Loneliness as the Cause and the Effect of Problematic Internet Use: The Relationship between Internet Use and Psychological Well-Being // Cyberpsychology & behavior: the impact of the Internet, multimedia and virtual reality on behavior and society. 2009. Vol. 12. № 4. P. 451–455. DOI:10.1089/cpb.2008.0327
35. Kraut R., Kiesler S., Boneva B., Cummings J., Helgeson V., Crawford A. Internet Paradox Revisited // Journal of Social Issues. 2002. Vol. 58. № 1. P. 49–74. DOI:1111/1540-4560.00248
36. Kross E., Verduyn P., Sheppes G., Costello C., Jonides J., Ybarra O. Social media and well-being: Pitfalls, progress, and next steps // Trends in Cognitive Sciences. 2021. Vol. 25. № 1. P. 55–66.
37. Kuss D.J., Griffiths M.D. Online Social Networking and Addiction–A Review of the Psychological Literature // International Journal of Environmental Research and Public Health. 2011. Vol. 8. № 9. P. 3528–3552 DOI:10.3390/ijerph8093528
38. Mahasneh A.M. The Relationship between Subjective Well-being and Social Support among Jordanian University Students // Psychology in Russia: State of the Art. 2022. Vol. 15. № 2. P. 53–64. DOI:10.11621/pir.2022.0204
39. Marino C., Gini G., Vieno A., Spada M.M. The associations between problematic Facebook use, psychological distress and well-being among adolescents and young adults: A systematic review and meta-analysis // Journal of affective disorders. 2018. № 226. P. 274–281. DOI:1016/j.jad.2017.10.007
40. McDowell I. Measuring health: A guide to rating scales and questionnaires (3rd ed.). Oxford University Press. 2006. DOI:1093/acprof:oso/9780195165678.001.0001
41. Selfhout M.H., Branje S.J., Delsing M., ter Bogt T.F., Meeus W.H. Different types of Internet use, depression, and social anxiety: The role of perceived friendship quality // Journal of adolescence. 2009. Vol. 32. № P. 819–833.
42. Sirola A., Kaakinen M., Savolainen I., Oksanen A. Loneliness and online gambling-community participation of young social media users // Computers in Human Behavior. 2019. Vol. 95. P. 136–145. DOI:10.1016/j.chb.2019.01.023
43. Turel O., Brevers D., Bechara A. Time distortion when users at-risk for social media addiction engage in non-social media tasks // Journal of psychiatric research. 2018. № 97. P. 84–88. DOI:10.1016/j.jpsychires.2017.11.014
44. Tutgun-ünal A., Deniz L. Development of the Social Media Addiction Scale // AJIT-e: Academic Journal of Information Technology. 2015. Vol. 6. № 21. P. 51–70. DOI:10.5824/1309-1581.2015.4.004.x
45. Valkenburg P.M., Meier A., Beyens I. Social media use and its impact on adolescent mental health: An umbrella review of the evidence // Current opinion in psychology. 2022. № 44. P. 58–68.
46. Valkenburg P.M., Peter J., Schouten A.P. Friend networking sites and their relationship to adolescents’ well-being and social self-esteem // Cyberpsychology & behavior: the impact of the Internet, multimedia and virtual reality on behavior and society. 2006. № 9. P. 584–590. DOI:10.1089/cpb.2006.9.584
47. Zahrai K., Veer E., Ballantine P.W., De Vries H.P., Prayag G. Either you control social media or social media controls you: Understanding the impact of self-control on excessive social media use from the dual-system perspective // Journal of Consumer Affairs. 2022. Vol. 56. № 2. P. 806–848. DOI:10.1111/joca.12449

Об авторах

• Дмит­рий Сер­ге­е­вич Кор­ниен­ко — док­тор пси­хо­ло­ги­че­ских наук, стар­ший науч­ный сотруд­ник лабо­ра­то­рии пси­хо­ло­гии дет­ства и циф­ро­вой соци­а­ли­за­ции, ФГБНУ «Пси­хо­ло­ги­че­ский инсти­тут Рос­сий­ской ака­де­мии обра­зо­ва­ния» (ФГБНУ «ПИ РАО»), Москва, Россия.
• Ната­лья Алек­сан­дров­на Руд­но­ва — кан­ди­дат пси­хо­ло­ги­че­ских наук, млад­ший науч­ный сотруд­ник, лабо­ра­то­рия пси­хо­ло­гии дет­ства и циф­ро­вой соци­а­ли­за­ции, ФГБНУ «Пси­хо­ло­ги­че­ский инсти­тут Рос­сий­ской ака­де­мии обра­зо­ва­ния» (ФГБНУ «ПИ РАО»), Москва, Россия.
• Тама­ра Оле­гов­на Гор­де­е­ва — док­тор пси­хо­ло­ги­че­ских наук, про­фес­сор кафед­ры пси­хо­ло­гии обра­зо­ва­ния и педа­го­ги­ки, факуль­тет пси­хо­ло­гии, Мос­ков­ский госу­дар­ствен­ный уни­вер­си­тет им. М.В. Ломо­но­со­ва (ФГБОУ ВО МГУ име­ни М.В. Ломо­но­со­ва), веду­щий науч­ный сотруд­ник Меж­ду­на­род­ной лабо­ра­то­рии пози­тив­ной пси­хо­ло­гии лич­но­сти и моти­ва­ции, Наци­о­наль­ный иссле­до­ва­тель­ский уни­вер­си­тет «Выс­шая шко­ла эко­но­ми­ки» (НИУ ВШЭ), Москва, Россия.
• Олег Ана­то­лье­вич Сычев — кан­ди­дат пси­хо­ло­ги­че­ских наук, доцент, стар­ший науч­ный сотруд­ник , ФГБОУ ВО «Алтай­ский госу­дар­ствен­ный гума­ни­тар­но-педа­го­ги­че­ский уни­вер­си­тет име­ни В.М. Шук­ши­на» (ФГБОУ ВО АГГПУ), Бийск, Россия.
• Вла­ди­мир Ана­то­лье­вич Его­ров — кан­ди­дат физи­ко-мате­ма­ти­че­ских наук, гене­раль­ный дирек­тор, Неком­мер­че­ская орга­ни­за­ция «Целе­вой фонд буду­щих поко­ле­ний Рес­пуб­ли­ки Саха (Яку­тия)» (НО «ЦФБП РС(Я)»), Якутск, Россия.
• Алек­сандр Нико­ла­е­вич Верак­са — док­тор пси­хо­ло­ги­че­ских наук, про­фес­сор, заве­ду­ю­щий кафед­рой пси­хо­ло­гии обра­зо­ва­ния и педа­го­ги­ки, Мос­ков­ский госу­дар­ствен­ный уни­вер­си­тет им. М.В. Ломо­но­со­ва (ФГБОУ ВО МГУ име­ни М.В. Ломо­но­со­ва), заме­сти­тель дирек­то­ра, ФГБНУ «Пси­хо­ло­ги­че­ский инсти­тут Рос­сий­ской ака­де­мии обра­зо­ва­ния» (ФГБНУ «ПИ РАО»), Москва, Россия.

Смот­ри­те также:

• Пан­кра­то­ва Е.П., Мар­га­е­ва П.В., Мата­со­ва Е.А. Про­фи­лак­ти­ка рис­ка нега­тив­но­го вли­я­ния соци­аль­ных сетей на соци­а­ли­за­цию подростков
• Роза­нов В.А., Рахим­ку­ло­ва А.С. Пси­хо­ло­ги­че­ское бла­го­по­лу­чие поль­зо­ва­те­лей соци­аль­ных сетей — про­бле­ма или воз­мож­ность ран­не­го выяв­ле­ния нега­тив­ных тенденций?
• Руб­цо­ва О.В., Поска­ка­ло­ва Т.А., Ширя­е­ва Е.И. Осо­бен­но­сти пове­де­ния в вир­ту­аль­ной сре­де под­рост­ков с раз­ным уров­нем сфор­ми­ро­ван­но­сти «обра­за Я»
• Щеко­ту­ров А.В. Ген­дер­ные само­ре­пре­зен­та­ции под­рост­ков на стра­ни­цах соци­аль­ной сети «ВКон­так­те»