Рубцова О.В., Поскакалова Т.А., Ширяева Е.И. Особенности поведения в виртуальной среде подростков с разным уровнем сформированности «образа Я»

Р

Введение

Под­рост­ко­вый воз­раст — пери­од, когда ребе­нок реша­ет две клю­че­вые зада­чи. Пер­вая раз­во­ра­чи­ва­ет­ся на инди­ви­ду­аль­ном уровне и свя­за­на с осо­зна­ни­ем себя как уни­каль­ной, целост­ной лич­но­сти, как субъ­ек­та соб­ствен­ной дея­тель­но­сти. Вто­рая рас­кры­ва­ет­ся на соци­аль­ном уровне и свя­за­на с актив­ным вклю­че­ни­ем ребен­ка в систе­му соци­аль­ных отно­ше­ний в каче­стве их пол­но­цен­но­го участника. 

Реше­ние пер­вой зада­чи в зару­беж­ной пси­хо­ло­гии рас­смат­ри­ва­ет­ся в тер­ми­нах постро­е­ния иден­тич­но­сти (Э. Эрик­сон) и фор­ми­ро­ва­ния «Я-кон­цеп­ции», струк­тур­ным эле­мен­том кото­рой явля­ет­ся «образ Я» (Р. Бернс, У. Джемс, К. Род­жерс). В оте­че­ствен­ной тра­ди­ции дан­ная про­бле­ма­ти­ка обсуж­да­ет­ся, преж­де все­го, в кон­тек­сте идеи о раз­ви­тии само­со­зна­ния (Л.С. Выгот­ский, Д.Б. Эль­ко­нин, Т.В. Дра­гу­но­ва) и ста­нов­ле­нии субъ­ект­но­сти (К.А. Абульханова-Славская). 

Вто­рая зада­ча тра­ди­ци­он­но рас­смат­ри­ва­ет­ся в кон­тек­сте соци­а­ли­за­ции и свя­зы­ва­ет­ся с осво­е­ни­ем ребен­ком новых соци­аль­ных ролей (преж­де все­го, как опре­де­лен­ных соци­аль­ных функ­ций). Ука­зан­ные воз­раст­ные зада­чи часто рас­смат­ри­ва­ют­ся как два само­сто­я­тель­ных про­цес­са, хотя, по сути, они пере­се­ка­ют­ся друг с другом. 

Так, реше­ние обе­их задач под­ра­зу­ме­ва­ет, что под­рост­ку необ­хо­ди­мо некое про­стран­ство «проб­но­сти» (К.Н. Поли­ва­но­ва) [4], в кото­ром под­ро­сток смо­жет совер­шать экс­пе­ри­мен­ты, необ­хо­ди­мые как для кон­стру­и­ро­ва­ния соб­ствен­ной иден­тич­но­сти, так и для моде­ли­ро­ва­ния сво­е­го места в систе­ме соци­аль­ных отношений. 

Как утвер­жда­ет Г.А. Цукер­ман, «зоны неопре­де­лен­но­сти обра­за Я» у под­рост­ков обу­слов­ли­ва­ют их потреб­ность в соци­аль­но-пси­хо­ло­ги­че­ском экс­пе­ри­мен­ти­ро­ва­нии, в усло­ви­ях кото­ро­го под­ро­сток одно­вре­мен­но экс­пе­ри­мен­ти­ру­ет как с пси­хо­ло­ги­че­ски­ми, так и с соци­аль­ны­ми кон­струк­та­ми [11].

В рабо­тах О.В. Руб­цо­вой про­во­дит­ся мысль о том, что в про­цес­се экс­пе­ри­мен­ти­ро­ва­ния под­рост­ки «опро­бу­ют», преж­де все­го, раз­лич­ные роли, кото­рые автор рас­смат­ри­ва­ет как слож­ные кон­струк­ты, отра­жа­ю­щие един­ство инди­ви­ду­аль­ных осо­бен­но­стей и  соци­аль­ных усло­вий раз­ви­тия [6; 7]. 

Имен­но в про­цес­се роле­во­го экс­пе­ри­мен­ти­ро­ва­ния раз­ви­ва­ют­ся клю­че­вые ново­об­ра­зо­ва­ния воз­рас­та — само­со­зна­ние и рефлек­сия. В этой свя­зи, по точ­но­му выра­же­нию А.М. При­хо­жан, «роле­вое экс­пе­ри­мен­ти­ро­ва­ние бук­валь­но про­ни­зы­ва­ет все сфе­ры жиз­не­де­я­тель­но­сти под­рост­ка» [5] — подоб­но тому, как это дела­ет игра в дошколь­ный пери­од дет­ства [6].

В усло­ви­ях новой соци­аль­ной ситу­а­ции, когда тра­ди­ци­он­ные фор­мы дея­тель­но­сти ока­зы­ва­ют­ся опо­сре­до­ван­ны­ми тех­но­ло­ги­я­ми, реа­ли­за­ция потреб­но­сти в экс­пе­ри­мен­ти­ро­ва­нии у под­рост­ков часто раз­во­ра­чи­ва­ет­ся в вир­ту­аль­ной сре­де. Вир­ту­аль­ное про­стран­ство откры­ва­ет перед под­рост­ком широ­кие воз­мож­но­сти для осу­ществ­ле­ния «про­бы». В част­но­сти, оно поз­во­ля­ет созда­вать мно­же­ство циф­ро­вых обра­зов — кибер-иден­тич­но­стей, наде­ляя их жела­е­мы­ми чер­та­ми и транс­фор­ми­руя их в зави­си­мо­сти от целей вза­и­мо­дей­ствия и ком­му­ни­ка­ции [1; 8; 9; 12].

Несмот­ря на воз­рас­та­ю­щее зна­че­ние вир­ту­аль­ных плат­форм (в част­но­сти, соци­аль­ных сетей и видео­игр) как пло­ща­док под­рост­ко­во­го экс­пе­ри­мен­ти­ро­ва­ния, на сего­дняш­ний день в пси­хо­ло­ги­че­ской нау­ке срав­ни­тель­но мало иссле­до­ва­ний, посвя­щен­ных вза­и­мо­свя­зи лич­ност­ных харак­те­ри­стик (в т.ч. отра­жа­ю­щих уро­вень раз­ви­тия само­со­зна­ния и сфор­ми­ро­ван­но­сти «обра­за Я») с осо­бен­но­стя­ми пове­де­ния и само­пре­зен­та­ции под­рост­ков в вир­ту­аль­ном пространстве. 

Име­ю­щи­е­ся эмпи­ри­че­ские дан­ные полу­че­ны пре­иму­ще­ствен­но на выбор­ках зару­беж­ных респон­ден­тов [13; 15; 16; 17; 18; 20], а немно­го­чис­лен­ные рос­сий­ские иссле­до­ва­ния носят фраг­мен­тар­ный харак­тер [1; 3; 9; 10]. В этой свя­зи с 2019 г. на базе Цен­тра меж­дис­ци­пли­нар­ных иссле­до­ва­ний совре­мен­но­го дет­ства МГППУ реа­ли­зу­ет­ся про­ект «Циф­ро­вой порт­рет совре­мен­но­го под­рост­ка»1, целью кото­ро­го явля­ет­ся изу­че­ние и ана­лиз свя­зей меж­ду лич­ност­ны­ми харак­те­ри­сти­ка­ми под­рост­ков и свое­об­ра­зи­ем их вза­и­мо­дей­ствия в вир­ту­аль­ной среде. 

Для ана­ли­за и обсуж­де­ния в насто­я­щей ста­тье пред­ла­га­ют­ся неко­то­рые резуль­та­ты, полу­чен­ные в ходе реа­ли­за­ции про­ек­та2.

Дизайн исследования

Пред­став­лен­ные в ста­тье эмпи­ри­че­ские дан­ные пилот­но­го иссле­до­ва­ния полу­че­ны в фев­ра­ле 2020 г. на базе МБОУ «Сред­няя обще­об­ра­зо­ва­тель­ная шко­ла № 27» г. Мыти­щи. В опро­се при­ня­ли уча­стие 52 под­рост­ка (из них маль­чи­ки — N=20, 38%, девоч­ки — N=32, 62%). Сред­ний воз­раст участ­ни­ков иссле­до­ва­ния соста­вил 16,18±0,38 года.

Для иссле­до­ва­ния был подо­бран ком­плекс мето­дик, направ­лен­ных на выяв­ле­ние осо­бен­но­стей «обра­за Я» у под­рост­ков, а так­же на ана­лиз их вза­и­мо­дей­ствия и само­пре­зен­та­ции в вир­ту­аль­ной среде.

Свое­об­ра­зие «обра­за Я» изу­ча­лось с помо­щью мето­ди­ки «Шка­ла ясно­сти “обра­за Я”» Дж. Кэм­п­белл с соав­то­ра­ми (Self-Concept Clarity Scale, SCCS, J. Campbell et al, 1996). Осо­бен­но­сти вза­и­мо­дей­ствия и само­пре­зен­та­ции под­рост­ков в соци­аль­ных сетях изу­ча­лись с помо­щью четы­рех мето­дик: «Опрос­ник онлайн-само­пре­зен­та­ции» К. Фул­ву­да (The Presentation of Online Self-Scale, POSS, C. Fullwood, 2016); «Шка­ла интен­сив­но­сти исполь­зо­ва­ния соци­аль­ных сетей» Н. Элли­сон (Facebook Intensity Scale, N.B. Ellison, 2007); «Шка­ла Интер­нет-зави­си­мо­сти» С.Х. Чена с соав­то­ра­ми (Chen Internet Addiction Scale, CIAS, Chen et al., 2007) в адап­та­ции В.Л. Малы­ги­на и К.А. Фек­ли­со­ва (2011); «Опрос­ник онлайн-актив­но­сти» (О.В. Руб­цо­ва, Т.А. Поска­ка­ло­ва, 2019). Схе­ма­тич­но дизайн иссле­до­ва­ния пред­став­лен на рис. 1.

Рис. 1. Дизайн исследования
Рис. 1. Дизайн исследования

Ниже пред­став­ле­но крат­кое опи­са­ние каж­дой из исполь­зо­ван­ных методик.

  1. «Шка­ла ясно­сти “обра­за Я”» (SelfConcept Clarity Scale, SCCS) была раз­ра­бо­та­на Дж. Кэм­п­белл с соав­то­ра­ми в 1996 г. [19]. В осно­ву дан­но­го опрос­ни­ка поло­жен кон­структ «Self-Concept Clarity», пере­вод кото­ро­го на рус­ский язык в насто­я­щее вре­мя не усто­ял­ся. Авто­ры ста­тьи пола­га­ют, что наи­бо­лее близ­ким рус­ско­языч­ным экви­ва­лен­том может стать сло­во­со­че­та­ние «сфор­ми­ро­ван­ность» или «ясность» «обра­за Я»3 (в насто­я­щем иссле­до­ва­нии дан­ные тер­ми­ны исполь­зу­ют­ся как вза­и­мо­за­ме­ня­е­мые). Поня­тие «Self-Concept Clarity» актив­но раз­ра­ба­ты­ва­ет­ся в зару­беж­ной пси­хо­ло­гии послед­ние 20 лет [16; 18; 20]. Для изу­че­ния дан­но­го явле­ния наи­бо­лее авто­ри­тет­ные зару­беж­ные иссле­до­ва­те­ли исполь­зу­ют мето­ди­ку, раз­ра­бо­тан­ную Дж. Кэм­п­белл с соав­то­ра­ми. Мето­ди­ка пред­на­зна­че­на для выяв­ле­ния того, насколь­ко сфор­ми­ро­ван­ны­ми явля­ют­ся пред­став­ле­ния чело­ве­ка о себе как о лич­но­сти — како­вы убеж­де­ния респон­ден­та о самом себе и не всту­па­ют ли они в про­ти­во­ре­чия, до какой сте­пе­ни респон­дент осо­зна­ет соб­ствен­ные моти­вы, потреб­но­сти, воз­мож­но­сти и спо­соб­но­сти, а так­же насколь­ко ста­биль­но и устой­чи­во зна­ние респон­ден­та о соб­ствен­ной лич­но­сти. Опрос­ник состо­ит из 12 утвер­жде­ний, кото­рые респон­ден­ту пред­ла­га­ет­ся оце­нить по Лай­кер­тов­ской шка­ле, ран­жи­руя вари­ан­ты отве­тов от «абсо­лют­но не согла­сен» до «абсо­лют­но согла­сен». Чем выше полу­чен­ный пока­за­тель, тем более раз­мы­тым явля­ет­ся пред­став­ле­ние чело­ве­ка о самом себе. Для про­ве­де­ния иссле­до­ва­ния на рос­сий­ской выбор­ке опрос­ник был пере­ве­ден на рус­ский язык и адап­ти­ро­ван О.В. Руб­цо­вой и Т.А. Поска­ка­ло­вой в 2019 году.
  2. «Опрос­ник онлайн-само­пре­зен­та­ции» (The Presentation of Online Self-Scale, POSS) раз­ра­бо­тан в 2016 г. К. Фул­ву­дом с соав­то­ра­ми [14]. Мето­ди­ка вклю­ча­ет 21 выска­зы­ва­ние, кото­рые харак­те­ри­зу­ют пред­по­чте­ния респон­ден­та в вир­ту­аль­ной само­пре­зен­та­ции. Мето­ди­ка содер­жит 4 субш­ка­лы: субш­ка­ла «Я иде­аль­ное» («ideal self») демон­стри­ру­ет сте­пень иде­а­ли­за­ции респон­ден­том сво­е­го онлайн-обра­за; субш­ка­ла «Мно­же­ствен­ные Я» пока­зы­ва­ет, до какой сте­пе­ни респон­дент реа­ли­зу­ет стра­те­гию мно­же­ствен­ных иден­тич­но­стей (кибер-иден­тич­но­стей) в вир­ту­аль­ном про­стран­стве; субш­ка­ла «Устой­чи­вое Я» пока­зы­ва­ет, насколь­ко «обра­зы Я» сов­па­да­ют или рас­хо­дят­ся в онлай­ни офлайн-про­стран­ствах; субш­ка­ла «Пред­по­чте­ния в само­пре­зен­та­ции в онлайн-про­стран­стве» пока­зы­ва­ет сте­пень пред­по­чте­ния вир­ту­аль­ной ком­му­ни­ка­ции реаль­но­му обще­нию. Дан­ные четы­рех сум­мар­ных пока­за­те­лей объ­еди­ня­ют­ся в общую шка­лу — «Пред­став­ле­ние себя в Интер­не­те». Оцен­ка всех выска­зы­ва­ний мето­ди­ки осу­ществ­ля­ет­ся по 5-балль­ной шка­ле Лай­кер­та. Чем боль­ше пока­за­тель шка­лы в чис­ло­вом выра­же­нии, тем боль­ше респон­дент скло­нен к экс­пе­ри­мен­ти­ро­ва­нию со сво­ей иден­тич­но­стью в Интер­не­те. В рам­ках иссле­до­ва­ния мето­ди­ка при­ме­ня­лась в пере­во­де и адап­та­ции О.В. Руб­цо­вой и Т.А. Поска­ка­ло­вой (2019 г.).
  3. «Шка­ла интен­сив­но­сти исполь­зо­ва­ния соци­аль­ных сетей» (Facebook Intensity Scale, FIS, 2007) [13], раз­ра­бо­тан­ная Н. Элли­сон, поз­во­ля­ет изме­рять каче­ствен­ные пока­за­те­ли исполь­зо­ва­ния соци­аль­ной сети — часто­ту обра­ще­ний к сети, дли­тель­ность нахож­де­ния в ней, а так­же эмо­ци­о­наль­ную при­вя­зан­ность4 к дея­тель­но­сти в соци­аль­ной сети. Таким обра­зом, шка­ла опре­де­ля­ет общий пока­за­тель инте­гра­ции соци­аль­ной сети в повсе­днев­ную жизнь респон­ден­та. Шка­ла состо­ит из 8 утвер­жде­ний, 6 из кото­рых пред­по­ла­га­ют оцен­ку по шка­ле Лай­кер­та. Два вопро­са явля­ют­ся откры­ты­ми. Мето­ди­ка была пере­ве­де­на и адап­ти­ро­ва­на О.В. Руб­цо­вой и Т.А. Поска­ка­ло­вой, при этом назва­ние «Facebook» было заме­не­но на сло­во­со­че­та­ние «соци­аль­ная сеть»5.
  4. Шка­ла Интер­нет-зави­си­мо­сти (Chen Internet Addiction Scale, CIAS) была раз­ра­бо­та­на С.Х. Чен с соав­то­ра­ми в 2007 году. Опрос­ник вклю­ча­ет в себя 5 оце­ноч­ных шкал: «Шка­ла ком­пуль­сив­ных симп­то­мов», «Шка­ла симп­то­мов отме­ны», «Шка­ла толе­рант­но­сти», «Шка­ла внут­ри­лич­ност­ных про­блем и про­блем, свя­зан­ных со здо­ро­вьем», «Шка­ла управ­ле­ния вре­ме­нем». Для рос­сий­ской выбор­ки мето­ди­ка была адап­ти­ро­ва­на в 2011 г. груп­пой уче­ных под руко­вод­ством В.Л. Малы­ги­на [2].
  5. Опрос­ник онлайн-актив­но­сти (О.В. Руб­цо­ва, Т.А. Поска­ка­ло­ва, 2019) направ­лен на выяв­ле­ние осо­бен­но­стей вза­и­мо­дей­ствия под­рост­ков в вир­ту­аль­ном про­стран­стве. Мето­ди­ка содер­жит 5 субш­кал, подроб­но харак­те­ри­зу­ю­щих раз­лич­ные аспек­ты вир­ту­аль­ной под­рост­ко­вой активности: 
  6. Опрос­ник онлайн-актив­но­сти (О.В. Руб­цо­ва, Т.А. Поска­ка­ло­ва, 2019) направ­лен на выяв­ле­ние осо­бен­но­стей вза­и­мо­дей­ствия под­рост­ков в вир­ту­аль­ном про­стран­стве. Мето­ди­ка содер­жит 5 субш­кал, подроб­но харак­те­ри­зу­ю­щих раз­лич­ные аспек­ты вир­ту­аль­ной под­рост­ко­вой активности: 
    • Шка­ла «Как ты исполь­зу­ешь Интер­нет?» дает общее пред­став­ле­ние об исполь­зо­ва­нии под­рост­ком Интер­не­та, о пред­по­чи­та­е­мых вир­ту­аль­ных сер­ви­сах и плат­фор­мах, а так­же о наи­бо­лее при­вле­ка­тель­ных для респон­ден­та видах актив­но­сти в вир­ту­аль­ном пространстве.
    • Шка­ла «Кто я в Интер­не­те?» отра­жа­ет осо­бен­но­сти вир­ту­аль­но­го обра­за («кибе­ри­ден­тич­но­сти»), созда­ва­е­мо­го респон­ден­том в Интернете.
    • Шка­ла «Кем я пред­став­ля­юсь в соци­аль­ных сетях?» направ­ле­на на выяв­ле­ние основ­ных стра­те­гий само­пре­зен­та­ции в соци­аль­ных сетях.
    • Шка­ла «Как я обща­юсь в Интер­не­те?» поз­во­ля­ет выявить харак­тер­ные для респон­ден­та осо­бен­но­сти и пред­по­чте­ния в онлайн коммуникации.
    • Шка­ла «Чем я рискую в Интер­не­те?» поз­во­ля­ет выяв­лять тен­ден­ции, свя­зан­ные с рис­ко­ван­ным пове­де­ни­ем в вир­ту­аль­ной среде.

Для обра­бот­ки эмпи­ри­че­ско­го мате­ри­а­ла исполь­зо­ва­лись мето­ды опи­са­тель­ной ста­ти­сти­ки, посколь­ку малый объ­ем выбор­ки не поз­во­лил при­ме­нить весь спектр ста­ти­сти­че­ских кри­те­ри­ев для коли­че­ствен­но­го ана­ли­за эмпи­ри­че­ских данных.

Результаты исследования

Связь уровня сформированности «образа Я» со стратегиями самопрезентации и взаимодействия подростков в социальных сетях 

Соглас­но дан­ным, полу­чен­ным по «Шка­ле ясно­сти “обра­за Я”», чуть боль­ше поло­ви­ны опро­шен­ных под­рост­ков име­ют высо­кий уро­вень сфор­ми­ро­ван­но­сти «обра­за Я» (рис. 2). При этом в целом по пока­за­те­лям опи­са­тель­ной ста­ти­сти­ки маль­чи­ки обла­да­ют более ясным «обра­зом Я» по срав­не­нию с девоч­ка­ми (сред­ний балл по тесту у маль­чи­ков равен 27,8, в то вре­мя как у дево­чек он соста­вил 31,8).

Резуль­та­ты опрос­ни­ка Дж. Кэм­пб­элл поз­во­ли­ли раз­бить выбор­ку на четы­ре под­груп­пы: под­рост­ки с крайне высо­кой ясно­стью «обра­за Я» (11 чело­век — 21% от всей выбор­ки), под­рост­ки с высо­кой ясно­стью «обра­за Я» (18 чело­век — 35% от всей выбор­ки), под­рост­ки со сред­ней ясно­стью «обра­за Я» (15 чело­век — 29% от всей выбор­ки) и под­рост­ки с низ­кой ясно­стью «обра­за Я» (8 чело­век — 15% от всей выбор­ки). Насто­я­щее рас­пре­де­ле­ние ста­ло исход­ным усло­ви­ем ана­ли­за эмпи­ри­че­ских данных. 

На рис. 2 сопо­став­ле­ны про­цент­ные соот­но­ше­ния для трех раз­ных выбо­рок: всей выбор­ки в целом (N=52), муж­ской под­вы­бор­ки (N=20) и жен­ской под­вы­бор­ки (N=32).

Рис. 2. Распределение подростков по уровням сформированности «образа Я» для всей выборки, мужской и женской подвыборок
Рис. 2. Рас­пре­де­ле­ние под­рост­ков по уров­ням сфор­ми­ро­ван­но­сти «обра­за Я» для всей выбор­ки, муж­ской и жен­ской подвыборок

Даль­ней­ший ана­лиз полу­чен­ных дан­ных пока­зал, что респон­ден­ты с низ­ким уров­нем сфор­ми­ро­ван­но­сти «обра­за Я» в боль­шей сте­пе­ни склон­ны к мани­пу­ля­ци­ям со сво­ей кибер-иден­тич­но­стью, при­чем при выбо­ре стра­те­гии само­пре­зен­та­ции такие под­рост­ки как наме­рен­но пре­уве­ли­чи­ва­ют, так и пре­умень­ша­ют соб­ствен­ные достоинства. 

Осо­знан­но избе­га­ют пре­уве­ли­че­ния сво­их досто­инств в соци­аль­ных сетях 63% под­рост­ков с низ­кой ясно­стью «обра­за Я» и 73% под­рост­ков со сред­ней ясно­стью «обра­за Я». У под­рост­ков с высо­кой и крайне высо­кой ясно­стью «обра­за Я» дан­ный пока­за­тель состав­ля­ет 89%. При этом под­рост­ки с низ­кой ясно­стью «обра­за Я» пре­уве­ли­чи­ва­ют свои досто­ин­ства для при­вле­че­ния вни­ма­ния (25% опро­шен­ных дан­ной под­груп­пы), а так­же для того, что­бы вызвать отклик и сим­па­тию (12% опро­шен­ных дан­ной под­груп­пы). Пре­умень­ша­ют свои досто­ин­ства под­рост­ки пре­иму­ще­ствен­но для того, что­бы избе­жать неже­ла­тель­но­го вни­ма­ния (око­ло 13% внут­ри каж­дой подгруппы).

При­ме­ча­тель­но, что, созда­вая свой вир­ту­аль­ный образ, под­рост­ки с высо­ким и крайне высо­ким уров­нем ясно­сти «обра­за Я» стре­мят­ся к тому, что­бы он мак­си­маль­но отра­жал их реаль­ную иден­тич­ность (72,7% и 61,1% соот­вет­ствен­но). В под­груп­пах респон­ден­тов со сред­ней и низ­кой ясно­стью «обра­за Я» чис­ло под­рост­ков, стре­мя­щих­ся к соот­вет­ствию меж­ду вир­ту­аль­ным и реаль­ным обра­зом, мень­ше, состав­ляя 40% и 50% соот­вет­ствен­но (рис. 3). 

Рис. 3. Особенности конструирования виртуальной идентичности в социальных сетях подростками с разным уровнем сформированности «образа Я»
Рис. 3. Осо­бен­но­сти кон­стру­и­ро­ва­ния вир­ту­аль­ной иден­тич­но­сти в соци­аль­ных сетях под­рост­ка­ми с раз­ным уров­нем сфор­ми­ро­ван­но­сти «обра­за Я»

На рис. 3 сопо­став­ле­ны про­цент­ные доли под­рост­ков с раз­ным уров­нем ясно­сти «обра­за Я», поло­жи­тель­но отве­тив­ших на ряд утвер­жде­ний опрос­ни­ка О.В. Руб­цо­вой, Т.А. Поскакаловой.

В целом полу­чен­ные дан­ные сви­де­тель­ству­ют о том, что высо­кий уро­вень сфор­ми­ро­ван­но­сти «обра­за Я» удер­жи­ва­ет под­рост­ков от раз­но­го рода иска­же­ний соб­ствен­но­го обра­за в вир­ту­аль­ном пространстве.

Важ­но отме­тить, что цели обще­ния под­рост­ков в соци­аль­ных сетях зна­чи­тель­но отли­ча­ют­ся в зави­си­мо­сти от сте­пе­ни сфор­ми­ро­ван­но­сти «обра­за Я» (рис. 4). Так, 12,5% под­рост­ков из под­вы­бор­ки с низ­кой ясно­стью «обра­за Я» обща­ют­ся онлайн для того, что­бы «не чув­ство­вать себя оди­но­ки­ми»; 12,5% этой же кате­го­рии под­рост­ков выхо­дят в сеть для «воз­мож­но­го флир­та или роман­ти­че­ских отно­ше­ний». При этом дан­ная груп­па под­рост­ков почти не исполь­зу­ет сети в целях полу­че­ния прак­ти­че­ской информации. 

Напро­тив, под­рост­ки с высо­кой и крайне высо­кой сте­пе­нью сфор­ми­ро­ван­но­сти «обра­за Я» чаще рас­смат­ри­ва­ют сети в каче­стве источ­ни­ка прак­ти­че­ской инфор­ма­ции (18% и 17% соот­вет­ствен­но). При этом почти 45% под­рост­ков с крайне высо­кой ясно­стью «обра­за Я» стре­мят­ся с помо­щью соци­аль­ных сетей «дер­жать все под кон­тро­лем, быть в кур­се собы­тий». У под­рост­ков со сред­ней и низ­кой сте­пе­нью ясно­сти «обра­за Я» этот пока­за­тель соста­вил 7% и 12,5% соответственно. 

Кро­ме того, под­рост­ки с крайне высо­кой ясно­стью «обра­за Я» в 2 раза реже обща­ют­ся в Интер­не­те в целях раз­вле­че­ния и отды­ха, по срав­не­нию со сверст­ни­ка­ми с низ­кой ясно­стью «обра­за Я» (18% и 38% от обе­их под­вы­бо­рок соот­вет­ствен­но). Так­же сто­ит отме­тить, что под­рост­ки с крайне высо­кой ясно­стью «обра­за Я» в мень­шей сте­пе­ни стре­мят­ся набрать «лай­ки» и тем самым полу­чить одоб­ре­ние в соци­аль­ных сетях. 

Так, 55% под­рост­ков с крайне высо­кой ясно­стью «обра­за Я» не испы­ты­ва­ют жела­ния набрать как мож­но боль­ше лай­ков, в то вре­мя как в дру­гих трех под­вы­бор­ках дан­ный пока­за­тель варьи­ру­ет­ся от 38% до 40%. 

На рис. 4 пред­став­ле­ны про­цент­ные соот­но­ше­ния для под­вы­бо­рок под­рост­ков с раз­ным уров­нем ясно­сти «обра­за Я».

Рис. 4. Цели общения подростков с разным уровнем сформированности «образа Я» в социальных сетях
Рис. 4. Цели обще­ния под­рост­ков с раз­ным уров­нем сфор­ми­ро­ван­но­сти «обра­за Я» в соци­аль­ных сетях

Ины­ми сло­ва­ми, высо­кий уро­вень сфор­ми­ро­ван­но­сти «обра­за Я» у под­рост­ков спо­соб­ству­ет инстру­мен­таль­но­му исполь­зо­ва­нию сети Интер­нет для дости­же­ния кон­крет­ных прак­ти­че­ских целей (напри­мер, для инфор­ма­ци­он­но­го поис­ка), в то вре­мя как нес­фор­ми­ро­ван­ность «обра­за Я» в боль­шей сте­пе­ни спо­соб­ству­ет тен­ден­ции исполь­зо­вать Интер­нет в каче­стве пло­щад­ки для обще­ния, в т.ч. романтического.

Ана­лиз резуль­та­тов, полу­чен­ных по мето­ди­ке К. Фул­ву­да, так­же под­твер­жда­ет нали­чие свя­зи меж­ду уров­нем сфор­ми­ро­ван­но­сти «обра­за Я» и стра­те­ги­я­ми само­пре­зен­та­ции под­рост­ков в соци­аль­ных сетях6 (см. табл. 1). 

Таблица 1. Результаты опроса по методике К. Фулвуда во взаимосвязи с уровнем сформированности «образа Я»

Таблица 1. Результаты опроса по методике К. Фулвуда во взаимосвязи с уровнем сформированности «образа Я»

Так, ста­биль­ное сни­же­ние обще­го пока­за­те­ля теста и пока­за­те­ля субш­ка­лы «Иде­аль­ное Я» при повы­ше­нии пока­за­те­ля ясно­сти «обра­за Я» сви­де­тель­ству­ет о том, что по мере раз­ви­тия и оформ­ле­ния «обра­за Я» под­рост­ки теря­ют инте­рес к экс­пе­ри­мен­там с кибе­ри­ден­тич­но­стя­ми и кон­стру­и­ру­ют в вир­ту­аль­ной сре­де образ, мак­си­маль­но при­бли­жен­ный к реаль­но­му. При­чем, соглас­но дан­ным субш­ка­лы «Пред­по­чте­ние само­пре­зен­та­ции в онлайн-про­стран­стве», под­рост­ки с высо­кой и крайне высо­кой ясно­стью «обра­за Я» отда­ют пред­по­чте­ние живо­му, а не опо­сре­до­ван­но­му общению. 

Дан­ное обсто­я­тель­ство так­же под­твер­жда­ет­ся резуль­та­та­ми, полу­чен­ны­ми по мето­ди­ке Н. Элли­сон. Так, по мере раз­ви­тия «обра­за Я» у под­рост­ков одно­вре­мен­но сни­жа­ют­ся и интен­сив­ность исполь­зо­ва­ния соци­аль­ных сетей (пока­за­те­ли пада­ют с 3,14 до 1,8), и эмо­ци­о­наль­ная при­вя­зан­ность к ним (пока­за­те­ли колеб­лют­ся от 3,14 до 1,8).

Таким обра­зом, полу­чен­ные дан­ные под­твер­жда­ют гипо­те­зу о том, что под­рост­ки исполь­зу­ют соци­аль­ные сети как плат­фор­мы для экс­пе­ри­мен­ти­ро­ва­ния (в т.ч. роле­во­го), в про­цес­се кото­ро­го они реша­ют важ­ные воз­раст­ные зада­чи, свя­зан­ные с раз­ви­ти­ем само­со­зна­ния и фор­ми­ро­ва­ни­ем «обра­за Я».

Про­ве­ден­ное иссле­до­ва­ние пока­за­ло, что девоч­ки-под­рост­ки явля­ют­ся более актив­ны­ми поль­зо­ва­те­ля­ми соци­аль­ных сетей по срав­не­нию с маль­чи­ка­ми (общий пока­за­тель онлайн-актив­но­сти по мето­ди­ке Н. Элли­сон у дево­чек соста­вил 19,59, а у маль­чи­ков — 18,30 из воз­мож­ных 30). Как и в ана­ло­гич­ных зару­беж­ных иссле­до­ва­ни­ях [15], дан­ные, полу­чен­ные на рос­сий­ской выбор­ке, пока­зы­ва­ют, что девоч­ки-под­рост­ки чаще захо­дят в соци­аль­ные сети и еже­днев­но про­во­дят там почти в 2 раза боль­ше вре­ме­ни, чем маль­чи­ки (девоч­ки — 9,47 часа, маль­чи­ки — 4,20 часа). 

Так­же девоч­ки более склон­ны ощу­щать поте­рю свя­зи с окру­жа­ю­щим миром, если дли­тель­ное вре­мя не име­ют воз­мож­но­сти захо­дить в соци­аль­ную сеть (по мето­ди­ке Н. Элли­сон пока­за­тель у дево­чек — 2,13, у маль­чи­ков — 1,95). Девоч­ки-под­рост­ки обла­да­ют так­же боль­шей склон­но­стью к фор­ми­ро­ва­нию эмо­ци­о­наль­ной зави­си­мо­сти от соци­аль­ных сетей и более болез­нен­но пере­жи­ва­ют отсут­ствие досту­па к ним (пока­за­тель у дево­чек — 3,06, у маль­чи­ков — 2,65).

При этом, соглас­но полу­чен­ным дан­ным, и у дево­чек, и у маль­чи­ков склон­ность к Интер­нет-зави­си­мо­му и рис­ко­ван­но­му пове­де­нию свя­за­на с уров­нем сфор­ми­ро­ван­но­сти «обра­за Я».

Рис­ко­ван­ное пове­де­ние в Сети опре­де­ля­ет­ся харак­те­ром, целя­ми, а так­же струк­ту­рой кон­так­тов в онлайн-ком­му­ни­ка­ции [3; 12]. Эмпи­ри­че­ские дан­ные, полу­чен­ные в ходе иссле­до­ва­ния, сви­де­тель­ству­ют о том, что чем более раз­мы­тым «обра­зом Я» обла­да­ют под­рост­ки, тем чаще они демон­стри­ру­ют рис­ко­ван­ное пове­де­ние в соци­аль­ной сети.

Так, напри­мер, под­рост­ки с низ­ким уров­нем ясно­сти «обра­за Я» чаще исполь­зу­ют соци­аль­ные сети как пло­щад­ки для мести, злых шуток и розыг­ры­шей (12,5% под­груп­пы). Под­рост­ки с низ­ким и сред­ним уров­нем ясно­сти «обра­за Я» зна­чи­тель­но чаще дру­гих исполь­зу­ют бран­ные сло­ва и нецен­зур­ную лек­си­ку в ком­мен­та­ри­ях (38% и 20% под­рост­ков из соот­вет­ству­ю­щих под­групп), в то вре­мя как ни один под­ро­сток с крайне высо­кой ясно­стью «обра­за Я» так себя не проявляет. 

Более того, 82% под­рост­ков с крайне высо­кой ясно­стью «обра­за Я» нико­гда не бесе­ду­ют онлайн на темы, кото­рые бы вызва­ли у них сму­ще­ние в реаль­ной жиз­ни. По мере сни­же­ния ясно­сти «обра­за Я» дан­ный пока­за­тель повы­ша­ет­ся. На рис. 5 при­во­дят­ся про­цент­ные соот­но­ше­ния для под­вы­бо­рок под­рост­ков с раз­ным уров­нем ясно­сти «обра­за Я».

Зна­чи­мы­ми пока­за­те­ля­ми, свя­зан­ны­ми с рис­ко­ван­ным пове­де­ни­ем в Сети, явля­ют­ся непро­ве­рен­ные кон­так­ты и обще­ние с незна­ком­ца­ми. Соглас­но дан­ным, полу­чен­ным на нашей выбор­ке, 100% под­рост­ков с крайне высо­кой ясно­стью «обра­за Я» добав­ля­ют в дру­зья исклю­чи­тель­но тех людей, с кото­ры­ми обща­ют­ся в реаль­ной жиз­ни. У 12,5% под­рост­ков с низ­кой ясно­стью «обра­за Я» боль­шин­ство онлайн-дру­зей состав­ля­ют люди, с кото­ры­ми они нико­гда не встре­ча­лись вжи­вую (см. рис. 5).

Рис. 5. Признаки Интернет-рискованного поведения, характерные для подростков с разным уровнем сформированности «образа Я»
Рис. 5. При­зна­ки Интер­нет-рис­ко­ван­но­го пове­де­ния, харак­тер­ные для под­рост­ков с раз­ным уров­нем сфор­ми­ро­ван­но­сти «обра­за Я»

Важ­ным резуль­та­том иссле­до­ва­ния ста­ло выяв­ле­ние свя­зи меж­ду уров­нем сфор­ми­ро­ван­но­сти «обра­за Я» и пока­за­те­ля­ми Интер­нет-зави­си­мо­сти. Ни у одно­го под­рост­ка с крайне высо­кой ясно­стью «обра­за «Я» (по мето­ди­ке Дж. Кэм­п­белл) не было выяв­ле­но при­зна­ков интер­нет-зави­си­мо­сти (сред­ний пока­за­тель у дан­ной под­груп­пы по мето­ди­ке С.Х. Чена состав­ля­ет 40,6). У осталь­ных трех под­групп выяв­ле­на потен­ци­аль­ная склон­ность к интер­нет-зави­си­мо­му пове­де­нию (у под­групп с низ­кой, сред­ней и высо­кой ясно­стью «обра­за Я» дан­ный пока­за­тель состав­ля­ет 54, 57,5 и 49,3 соответственно). 

Как пока­за­но на рис. 6, по мере повы­ше­ния уров­ня ясно­сти «обра­за Я» у под­рост­ков наблю­да­ет­ся устой­чи­вое сокра­ще­ние про­блем, свя­зан­ных с управ­ле­ни­ем вре­ме­нем, про­во­ди­мым в Интернете.

Рис. 6. Сравнение выраженности симптомов Интернет-зависимости по опроснику Чена в группах подростков с разным уровнем ясности «образа Я»

Таким обра­зом, дан­ные, полу­чен­ные на нашей выбор­ке, сви­де­тель­ству­ют о том, что, чем более высо­кой ясно­стью «обра­за Я» обла­да­ет под­ро­сток, тем мень­ше риск, что у него будет сфор­ми­ро­ва­на зави­си­мость от Интернета.

Заключение

В резуль­та­те про­ве­ден­но­го пилот­но­го иссле­до­ва­ния было пока­за­но, что стра­те­гии вза­и­мо­дей­ствия и само­пре­зен­та­ции под­рост­ков в соци­аль­ных сетях, а так­же их склон­ность к Интер­нет-зави­си­мо­му и рис­ко­ван­но­му онлайн-пове­де­нию тес­но свя­за­ны с уров­нем сфор­ми­ро­ван­но­сти «обра­за Я». 

Под­рост­ки с раз­мы­тым «обра­зом Я» часто экс­пе­ри­мен­ти­ру­ют в соци­аль­ных сетях: они иска­жа­ют пред­став­ля­е­мую о себе инфор­ма­цию и созда­ют раз­ные кибер-иден­тич­но­сти. По мере раз­ви­тия и оформ­ле­ния «обра­за Я» под­рост­ки теря­ют инте­рес к онлайн-экс­пе­ри­мен­ти­ро­ва­нию и «кон­стру­и­ру­ют» в вир­ту­аль­ной сре­де образ, мак­си­маль­но при­бли­жен­ный к реальному.

Мно­гие под­рост­ки с раз­мы­тым «обра­зом Я» так­же демон­стри­ру­ют рис­ко­ван­ное пове­де­ние в соци­аль­ных сетях: они часто обща­ют­ся с незна­ко­мы­ми людь­ми, про­яв­ля­ют агрес­сию, исполь­зу­ют бран­ные сло­ва. Кро­ме того, у дан­ной кате­го­рии под­рост­ков про­яв­ля­ет­ся склон­ность к Интер­нет-зави­си­мо­му пове­де­нию и эмо­ци­о­наль­ной при­вя­зан­но­сти к соци­аль­ным сетям.

Таким обра­зом, полу­чен­ные в рабо­те дан­ные под­твер­жда­ют гипо­те­зу о том, что совре­мен­ные под­рост­ки исполь­зу­ют соци­аль­ные сети как плат­фор­мы для экс­пе­ри­мен­ти­ро­ва­ния (в т.ч. роле­во­го), в про­цес­се кото­ро­го они реша­ют важ­ные воз­раст­ные зада­чи, свя­зан­ные с раз­ви­ти­ем само­со­зна­ния и фор­ми­ро­ва­ни­ем «обра­за Я».

Пер­спек­ти­вы даль­ней­шей рабо­ты свя­за­ны со стан­дар­ти­за­ци­ей исполь­зо­ван­ных мето­дик на рос­сий­ской выбор­ке, а так­же с про­вер­кой полу­чен­ных резуль­та­тов на более объ­ем­ной выбор­ке респондентов.

Литература

  1. Выяв­ле­ние лич­ност­ных осо­бен­но­стей под­рост­ков на осно­ве ста­ти­сти­че­ско­го ана­ли­за пове­де­ния в вир­ту­аль­ном игро­вом про­стран­стве / Дуд­ни­ков Г.Д. [и др.] // В кни­ге: Ней­ро­ком­пью­те­ры и их при­ме­не­ние. Тези­сы докла­дов под редак­ци­ей Галуш­ки­на А.И. [и др.]. 2016. С. 70—71.
  2. Интер­нет-зави­си­мое пове­де­ние. Кри­те­рии и мето­ды диа­гно­сти­ки: Учеб­ное посо­бие / под ред. В.Л. Малы­ги­на. М., МГМСУ, 2011. 32 с.
  3. Мед­ве­де­ва А.С., Дозор­це­ва Е.Г. Харак­те­ри­сти­ки онлайн гру­мин­га как вида сек­су­аль­ной экс­плу­а­та­ции несо­вер­шен­но­лет­них (по резуль­та­там ана­ли­за пере­пи­сок взрос­лых и детей в сети Интер­нет) [Элек­трон­ный ресурс] // Пси­хо­ло­гия и пра­во. 2019. Том 9. № 4. С. 161—173. DOI:10.17759/ psylaw.2019090412
  4. Поли­ва­но­ва К.Н. Кри­зи­сы пси­хи­че­ско­го раз­ви­тия: соот­но­ше­ние взрос­ло­го и дет­ско­го дей­ствия. Педа­го­ги­ка и пси­хо­ло­гия воз­раст­ных кри­зи­сов // Сбор­ник науч. ст. по мате­ри­а­лам 7-й научн.-практ. конф. Крас­но­ярск: КГУ, 2000. 227 с.
  5. При­хо­жан А.М. К про­бле­ме под­рост­ко­вой игры // Вест­ник РГГУ. Серия «Пси­хо­ло­гия. Педа­го­ги­ка. Обра­зо­ва­ние». 2015. № 4. С. 37—46.
  6. Руб­цо­ва О.В. Роле­вое экс­пе­ри­мен­ти­ро­ва­ние в кон­тек­сте веду­щей дея­тель­но­сти под­рост­ко­во­го воз­рас­та // Вопро­сы пси­хо­ло­гии. 2017. № 5. С. 42—51.
  7. Руб­цо­ва О.В. Совре­мен­ное под­рост­ни­че­ство в фоку­се куль­тур­но-исто­ри­че­ской пси­хо­ло­гии: к про­бле­ме роле­во­го экс­пе­ри­мен­ти­ро­ва­ния // Куль­тур­но-исто­ри­че­ская пси­хо­ло­гия. 2020. Том 16. № 2. С. 69—77. DOI:10.17759/chp.2020160209
  8. Руб­цо­ва О.В., Поска­ка­ло­ва Т.А. Штри­хи к «циф­ро­во­му» порт­ре­ту совре­мен­но­го под­рост­ка // Сбор­ник мате­ри­а­лов (тези­сов) VII Все­рос­сий­ской науч­но-прак­ти­че­ской кон­фе­рен­ции по пси­хо­ло­гии раз­ви­тия (чте­ния памя­ти Л.Ф. Обу­хо­вой) «Воз­мож­но­сти и рис­ки циф­ро­вой сре­ды». 2019. Том 1. С. 180—184.
  9. Ста­ти­сти­че­ский ана­лиз пове­де­ния под­рост­ков в слож­ном вир­ту­аль­ном игро­вом про­стран­стве / Дуд­ни­ков Г.Д. [и др.] // В кни­ге: Ней­ро­ком­пью­те­ры и их при­ме­не­ние. Тези­сы докла­дов. 2017. С. 116-А.
  10. Хоро­ших В.В. Пси­хо­ло­ги­че­ские осо­бен­но­сти лич­но­сти в струк­ту­ре вир­ту­аль­ной само­пре­зен­та­ции под­рост­ков // Инфор­ма­ци­он­ное обще­ство: обра­зо­ва­ние, нау­ка, куль­ту­ра и тех­но­ло­гии буду­ще­го. Выпуск 2 (Тру­ды XXI Меж­ду­на­род­ной объ­еди­нен­ной кон­фе­рен­ции «Интер­нет и совре­мен­ное обще­ство», IMS-2018, Санкт-Петер­бург, 30 мая—2 июня 2018 г. Сбор­ник науч­ных ста­тей). СПб: Уни­вер­си­тет ИТМО, 2018. 336 с.
  11. Цукер­ман Г.А. Пси­хо­ло­гия само­раз­ви­тия: зада­ча для под­рост­ков и их педа­го­гов. М.; Рига, 1995.
  12. Deviant online behavior in adolescent and youth circles: in search of a risk assessment model / Dvoryanchikov V. [et al] // International Journal of Cognitive Research in Science, Engineering and Education (IJCRSEE). 2020. Vol. 8. № 2. P. 105—119. DOI:10.5937/IJCRSEE2002105D
  13. Ellison B.N., Steinfield C., Lampe C. The Benefits of Facebook “Friends:” Social Capital and College Students’ Use of Online Social Network Sites // Journal of Computer-Mediated Communication. 2007. Vol. 12. № 4. P. 1143—1168. DOI:10.1111/j.10836101.2007.00367.x
  14. Fullwood C., James B.M., Chen-Wilson C.J. Self-concept clarity and online self-presentation in adolescents // Cyberpsychology, Behavior and Social Networking. 2016. Vol. 19. № 12. P. 716—720.
  15. O’Hagan L. Who’s who? What’s not to like? Facebook and its relationship with personality, selfesteem, stress and anxiety, Bachelor of Arts degree dissertation, DBS, School of Arts, Dublin. 2013.
  16. Quinones C., Kakabadse N.K. Self-concept clarity and compulsive Internet use: The role of preference for virtual interactions and employment status in British and NorthAmerican samples // Journal of Behavioral Addictions. 2015. Vol. 4. № 4. P. 289—298. DOI:10.1556/2006.4.2015.038
  17. Relationship between self-identity confusion and internet addiction among college students: the mediating effects of psychological inflexibility and experiential avoidance / Hsieh K.Y. [et al] // International Journal of Environmental Research and Public Health. 2019. Vol. 16. № 17. DOI:10.3390/ijerph16173225
  18. Self-concept clarity across adolescence: longitudinal associations with open communication with parents and internalizing symptoms / Van Dijk M.P. [et al] // Journal of Youth and Adolescence. 2014. Vol. 43. № 11. DOI:10.1007/s10964-013-0055-x
  19. Self-concept clarity: measurement, personality correlates, and cultural boundaries / Campbell J.D. [et al] // Journal of personality and social psychology. 1996. Vol. 70. № 1. P. 141—156.
  20. The longitudinal role of self-concept clarity and best friend delinquency in adolescent delinquent behavior / Levey E.K.V. [et al] // Journal of Youth and Adolescence. 2019. Vol. 48. № 6. P. 1068—1081. DOI:10.1007/ s10964-019-00997-1
Источ­ник: Пси­хо­ло­ги­че­ская нау­ка и обра­зо­ва­ние. 2021. Том 26. № 4. С. 20—33. DOI: https://doi.org/10.17759/pse.2021260402

Об авторах

  • Оль­га Вита­льев­на Руб­цо­ва — кан­ди­дат пси­хо­ло­ги­че­ских наук, доцент кафед­ры «Воз­раст­ная пси­хо­ло­гия име­ни про­фес­со­ра Л.Ф. Обу­хо­вой» факуль­те­та «Пси­хо­ло­гия обра­зо­ва­ния», руко­во­ди­тель Цен­тра меж­дис­ци­пли­нар­ных иссле­до­ва­ний совре­мен­но­го дет­ства, ФГБОУ ВО «Мос­ков­ский госу­дар­ствен­ный пси­хо­ло­го-педа­го­ги­че­ский уни­вер­си­тет» (ФГБОУ ВО МГППУ), г. Москва, Рос­сий­ская Федерация.
  • Татья­на Ана­то­льев­на Поска­ка­ло­ва — науч­ный сотруд­ник Цен­тра меж­дис­ци­пли­нар­ных иссле­до­ва­ний совре­мен­но­го дет­ства, ФГБОУ ВО «Мос­ков­ский госу­дар­ствен­ный пси­хо­ло­го-педа­го­ги­че­ский уни­вер­си­тет» (ФГБОУ ВО МГППУ), г. Москва, Рос­сий­ская Федерация.
  • Ека­те­ри­на Ива­нов­на Ширя­е­ва — магистр факуль­те­та «Пси­хо­ло­гия обра­зо­ва­ния», ФГБОУ ВО «Мос­ков­ский госу­дар­ствен­ный пси­хо­ло­го-педа­го­ги­че­ский уни­вер­си­тет» (ФГБОУ ВО МГППУ), г. Москва, Рос­сий­ская Федерация.

Смот­ри­те также:

ПРИМЕЧАНИЕ

  1. Сайт про­ек­та: https://childresearch.ru/projects/current/cifrovoy-portret-sovremennogo-podrostka/.
  2. Дан­ные серии эмпи­ри­че­ских иссле­до­ва­ний, про­ве­ден­ных в рам­ках про­ек­та, частич­но пред­став­ле­ны в маги­стер­ских дис­сер­та­ци­ях Е.И. Ширя­е­вой, А.С. Мига­че­ва, Т.О. Рузяк.
  3. Так­же воз­мо­жен пере­вод: «ясность “Я-кон­цеп­ции”» или «сфор­ми­ро­ван­ность “Я-кон­цеп­ции”».
  4. Emotional connectedness”.
  5. В реко­мен­да­ци­ях к мето­ди­ке утвер­жда­ет­ся, что раз­ра­бо­тан­ная шка­ла явля­ет­ся уни­вер­саль­ной и может быть при­ме­не­на к любой соци­аль­ной сети.
  6. Необ­хо­ди­мо отме­тить неод­но­знач­ность дан­ных, полу­чен­ных по субш­ка­ле «Мно­же­ствен­ное Я» опрос­ни­ка К. Фул­ву­да. Полу­чен­ные дан­ные нуж­да­ют­ся в даль­ней­шем тео­ре­ти­че­ском и экс­пе­ри­мен­таль­ном осмыслении.

Категории

Метки

Публикации

ОБЩЕНИЕ

CYBERPSY — первое место, куда вы отправляетесь за информацией о киберпсихологии. Подписывайтесь и читайте нас в социальных сетях.

vkpinterest