Шаров А.А. Измерение киберагрессии: разработка русскоязычного аналога опросника CYBA

Введение

Соглас­но ста­ти­сти­че­ским дан­ным, в РФ рас­тет коли­че­ство поль­зо­ва­те­лей сети Интер­нет в воз­расте от 15 до 72 лет, напри­мер в 2015 г. 70,1% от общей чис­лен­но­сти насе­ле­ния, а в 2017 г. уже 76% [1].

Иссле­до­ва­те­ля­ми отме­ча­ет­ся, что типич­ной сфе­рой про­яв­ле­ния соци­аль­ной актив­но­сти моло­де­жи явля­ет­ся интер­нет-сете­вая [2]. Она может вклю­чать в себя и раз­лич­ные виды деви­ант­ных проявлений. 

Обоб­щен­но откло­ня­ю­ще­е­ся пове­де­ние в вир­ту­аль­ной сре­де мож­но назвать совре­мен­ной, отно­си­тель­но недав­но появив­шей­ся дефи­ни­ци­ей «кибе­ра­грес­сия». Дан­ный тер­мин име­ет англо­языч­ное про­ис­хож­де­ние и свя­зан с внед­ре­ни­ем в повсе­днев­ную жиз­не­де­я­тель­ность гло­баль­ной сети Интер­нет, элек­трон­но-ком­му­ни­ка­тив­ных устройств. 

Если раз­де­лить инте­ре­су­ю­щее нас сло­во на две состав­ные кон­струк­ции, то полу­чит­ся кибер + агрес­сия (cyber + aggression). Пер­вая часть (cyber) изна­чаль­но была исполь­зо­ва­на в 1948 г. в кон­тек­сте управ­ле­ния слож­ны­ми живы­ми систе­ма­ми, а попу­ляр­ность в англо­языч­ной сре­де при­об­ре­ла бла­го­да­ря все­мир­ной сети Интер­нет и ком­пью­тер­ным технологиям. 

Вто­рая часть тер­ми­на (aggression) доста­точ­но рас­про­стра­не­на [3]. Напри­мер, в сло­ва­ре Аме­ри­кан­ской пси­хо­ло­ги­че­ской ассо­ци­а­ции (АРА) – это пове­де­ние, направ­лен­ное на при­чи­не­ние физи­че­ско­го или пси­хо­ло­ги­че­ско­го вре­да дру­гим [4].

Таким обра­зом, соеди­не­ние двух кон­струк­ций пред­по­ла­га­ет пове­де­ние, направ­лен­ное на при­чи­не­ние вре­да инди­ви­ду или груп­пе посред­ством ком­пью­тер­ных тех­но­ло­гий и Интер­не­та. Дан­ное поня­тие вве­де­но в упо­треб­ле­ние отно­си­тель­но недав­но (2007 г.) [5].

Рас­смот­рим мне­ния зару­беж­ных авто­ров в кон­тек­сте рас­смат­ри­ва­е­мой тема­ти­ки. Кибе­ра­грес­сия – это умыш­лен­ное совер­ше­ние дей­ствий оскор­би­тель­но­го, уни­жа­ю­ще­го или неже­ла­тель­но­го харак­те­ра (угро­зы, пре­сле­до­ва­ние, домо­га­тель­ство, раз­гла­ше­ние кон­фи­ден­ци­аль­ной инфор­ма­ции) по отно­ше­нию к лицу или груп­пе, осу­ществ­ля­е­мое с помо­щью инфор­ма­ци­он­но-ком­му­ни­ка­тив­ных средств [6].

Сле­ду­ю­щее опре­де­ле­ние ино­стран­ных иссле­до­ва­те­лей явля­ет­ся схо­жим, но кажет­ся более пол­ным в кон­тек­сте уточ­не­ния так назы­ва­е­мых средств пере­да­чи вир­ту­аль­но выра­жен­ной агрес­сии в отно­ше­нии жертвы. 

Кибе­ра­грес­сия – это дей­ствия, направ­лен­ные на при­чи­не­ние вре­да лицу или груп­пе, выпол­ня­е­мые с помо­щью про­фес­си­о­наль­но­го ком­пью­те­ра, мобиль­но­го теле­фо­на и дру­гих элек­трон­но-ком­му­ни­ка­тив­ных устройств, посред­ством элек­трон­ной почты, соци­аль­ной сети, мгно­вен­ных сооб­ще­ний, бло­гов, игр в режи­ме онлайн [7].

Отме­тим, что в нача­ле изыс­ка­ний по дан­ной про­бле­ма­ти­ке исполь­зо­вал­ся не тер­мин «кибе­ра­грес­сия» (cyberaggression), а тер­мин «кибер­бул­линг» (cyberbullying), озна­ча­ю­щий интер­нет-трав­лю в фор­ме угроз, кле­ве­ты, шан­та­жа. До сих пор неко­то­рые авто­ры исполь­зу­ют их как сино­ни­мы. На самом деле кибер­бул­линг явля­ет­ся раз­но­вид­но­стью кибе­ра­грес­сии [8]. Оте­че­ствен­ные иссле­до­ва­те­ли при­дер­жи­ва­ют­ся ана­ло­гич­ной пози­ции [9, 10]. 

Мож­но пере­чис­лить такие вари­ан­ты рас­смат­ри­ва­е­мо­го нами соци­аль­но-пси­хо­ло­ги­че­ско­го фено­ме­на, как флей­минг, харас­смент, очер­не­ние, импер­со­на­ция, пуб­лич­ное раз­гла­ше­ние кон­фи­ден­ци­аль­ной инфор­ма­ции, ост­ра­кизм, кибер­стал­кинг, откры­тая угро­за рас­пра­вы, кибер­су­и­цид, хеп­писле­пинг, трол­линг, аст­ро­тур­финг, сек­стинг, ска­мер­ство, фишинг, попро­шай­ни­че­ство, сете­вой заппинг, интер­нет-зави­си­мость (гад­жет-зави­си­мость, игро­вая, от обще­ния в соци­аль­ных сетях) [11–16].

Заме­тим, что дан­ный пере­чень не может счи­тать­ся исчер­пы­ва­ю­щим в кон­тек­сте выде­ле­ния типов рас­смат­ри­ва­е­мо­го фено­ме­на. Таким обра­зом, под кибе­ра­грес­си­ей мож­но пони­мать ряд деструк­тив­ных прак­тик, реа­ли­зу­е­мых в вир­ту­аль­ной среде.

В оте­че­ствен­ной нау­ке мож­но выде­лить иссле­до­ва­ния, направ­лен­ные на выяв­ле­ние фак­тов совер­ше­ния (встре­ча­е­мо­сти) раз­лич­ных форм кибе­ра­грес­сии (аст­ро­тур­финг, трол­линг, кибер­моббинг, сек­стинг, очер­не­ние, хеп­писле­пинг и т. д.) в кон­тек­сте при­ме­не­ния опрос­ни­ков, анкет, а так­же посред­ством ана­ли­за обра­ще­ний кли­ен­тов на теле­фон­ную линию помо­щи [10, 11]. 

При­вле­ка­ют вни­ма­ние зару­беж­ные иссле­до­ва­ния в рас­смат­ри­ва­е­мом кон­тек­сте, напри­мер опрос­ник CYBA (Cyber-aggression Questionnaire for Adolescents), раз­ра­бо­тан­ный кол­лек­ти­вом испан­ских уче­ных (D. Álvarez-García, A. Barreiro-Collazo, J. C. Núñez, A. Dobarro). По их мне­нию, диа­гно­сти­ро­вать кибе­ра­грес­сию с помо­щью наблю­де­ния, бесе­ды, интер­вью ока­зы­ва­ет­ся затруд­ни­тель­ным, чаще без­ре­зуль­тат­ным. Поэто­му целе­со­об­раз­ным может являть­ся при­ме­не­ние ано­ним­ных само­от­че­тов [17].

Структура и описание методики CYBA

Англо­языч­ная вер­сия опрос­ни­ка состо­ит из 19 пунк­тов и 3 шкал. Пунк­ты вопро­сов 1, 12, 18 вклю­че­ны в шка­лу импер­со­на­ции. Пунк­ты вопро­сов 2, 9, 14 свя­за­ны с оцен­кой про­яв­ле­ния сек­су­аль­ной кибе­ра­грес­сии. Вопро­сы 4, 5, 7, 8, 11, 13, 16, 17, 19 ори­ен­ти­ро­ва­ны на выяв­ле­ние вер­баль­ной кибе­ра­грес­сии и экс­клю­зии. Вопро­сы 3, 6, 10, 15, соглас­но авто­рам опрос­ни­ка, явля­ют­ся допол­ни­тель­ны­ми и не вхо­дят в трех­ком­по­нент­ную модель.

Пер­вая шка­ла оце­ни­ва­ет про­яв­ле­ние импер­со­на­ции (выда­ча себя за дру­го­го чело­ве­ка в вир­ту­аль­ной сре­де), вто­рая – выра­жен­ность сек­су­аль­ной кибе­ра­грес­сии (сек­стин­га), тре­тья оце­ни­ва­ет агрес­сив­ные дей­ствия в сети (оскорб­ле­ния, ано­ним­ные сооб­ще­ния, ком­мен­та­рии, звон­ки, угро­зы, пуб­ли­ка­цию слу­хов, лож­ные жало­бы для исклю­че­ния из сооб­ществ, чатов дру­гих пользователей). 

Отве­ты оце­ни­ва­ют­ся респон­ден­та­ми по шка­ле Лай­кер­та (1 = нико­гда, 2 = ред­ко, 3 = часто, 4 = все­гда). Респон­ден­там пред­ла­га­ет­ся сле­ду­ю­щая инструк­ция: «Ука­жи­те часто­ту выпол­не­ния сле­ду­ю­щих дей­ствий за послед­ние три меся­ца». Мини­маль­ное коли­че­ство бал­лов – 19, мак­си­маль­ное – 76. Ана­ли­зу может под­ле­жать как общее коли­че­ство бал­лов по всей мето­ди­ке, так и по 3 шка­лам в отдельности.

Вали­ди­за­ция ори­ги­наль­ной вер­сии мето­ди­ки «Cyber-aggression Questionnaire for Adolescents» (CYBA) осу­ществ­ле­на испан­ским науч­ным кол­лек­ти­вом (Universidad de Oviedo, D. ÁlvarezGarcía, A. Barreiro-Collazo, J. C. Núñez, A. Dobarro) на выбор­ке испы­ту­е­мых в объ­е­ме 3148 чело­век в воз­расте от 12 до 18 лет, 48% из них жен­ско­го пола. Для ана­ли­за дан­ных исполь­зо­ва­лись ста­ти­сти­че­ские про­грам­мы EQS 6,2 и SPSS 21,0.

Фак­тор­ная струк­ту­ра опрос­ни­ка пред­став­ле­на тре­мя шка­ла­ми: «Импер­со­на­ция» (Impersonation), «Визу­аль­ная сек­су­аль­ная кибе­ра­грес­сия» (Visualsexual cyber-aggression) и «Вер­баль­ная кибе­ра­грес­сия и экс­клю­зия» (Verbal cyber-aggression and exclusion). Фак­тор­ные нагруз­ки по каж­до­му пунк­ту ≥ 0,60. Валид­ность мето­ди­ки была опре­де­ле­на на основе:

• кор­ре­ля­ций пунк­тов меж­ду шка­ла­ми (r от 0,70 до 0,95);
• кор­ре­ля­ци­он­ных свя­зей меж­ду шка­ла­ми дру­гих мето­дик и CYBA (в диа­па­зоне от 0,140 до 0,553 при р < 0,01);
• уров­ней внут­рен­ней согла­со­ван­но­сти для шка­лы «Импер­со­на­ция» R = 0,866; шка­лы «Визу­аль­ная сек­су­аль­ная кибе­ра­грес­сия» R = 0,809; шка­лы «Вер­баль­ная кибе­ра­грес­сия и экс­клю­зия» R = 0,932.

Соглас­но взгля­дам авто­ров, тео­ре­ти­че­ская зна­чи­мость заклю­ча­ет­ся в полу­че­нии мас­си­ва эмпи­ри­че­ских дан­ных, спо­соб­ству­ю­щих кон­цеп­ту­аль­но­му раз­гра­ни­че­нию видов киберагрессии. 

С прак­ти­че­ской точ­ки зре­ния этот опрос­ник явля­ет­ся крат­ким, про­стым в реа­ли­за­ции и интер­пре­та­ции, эко­но­мич­ным по вре­ме­ни. Кро­ме того, его мож­но вклю­чать в про­грам­му скри­нин­го­во­го обсле­до­ва­ния обучающихся. 

Отме­ча­ет­ся, что про­еци­ро­ва­ние полу­чен­ных резуль­та­тов на дру­гие воз­раст­ные груп­пы сле­ду­ет про­во­дить с осто­рож­но­стью. Осо­бо под­чер­ки­ва­ет­ся, что инте­рес­ным было бы адап­ти­ро­вать (моди­фи­ци­ро­вать) дан­ный инстру­мен­та­рий в кон­тек­сте при­ме­не­ния дру­ги­ми воз­раст­ным груп­па­ми, в новых соци­о­куль­тур­ных усло­ви­ях [17].

Цель иссле­до­ва­ния, пред­став­лен­но­го в ста­тье, заклю­ча­ет­ся в адап­та­ции и вали­ди­за­ции англо­языч­но­го опрос­ни­ка CYBA, пред­при­ня­тых на рус­ско­языч­ной выборке.

Адаптации и валидизации англоязычного опросника CYBA

Участ­ни­ки иссле­до­ва­ния. Общая выбор­ка соста­ви­ла 250 респон­ден­тов из выс­ших учеб­ных заве­де­ний г. Сара­то­ва (про­вер­ка согла­со­ван­но­сти, рас­щеп­лен­ной надеж­но­сти, кон­вер­гент­ной валид­но­сти n = 195, диа­хрон­ной надеж­но­сти n = 55). Подоб­ная чис­лен­ность для дан­но­го типа иссле­до­ва­ний явля­ет­ся при­ем­ле­мой, если ори­ен­ти­ро­вать­ся на Стан­дарт Евро­пей­ской феде­ра­ции пси­хо­ло­ги­че­ских ассо­ци­а­ций EFPA [18]. Сред­ний воз­раст респон­ден­тов 22,8 года (SD = 2,32). Муж­чин 56%, жите­лей горо­да 60%, сель­ской мест­но­сти – 29%, при­го­ро­да – 11%.

Мето­ди­ки. Рус­ская вер­сия раз­ра­ба­ты­ва­лась посред­ством пере­во­да англо­языч­ной вер­сии мето­ди­ки CYBA на рус­ский язык дву­языч­ным экс­пер­том с обрат­ным пере­во­дом (бюро пере­во­дов Сара­тов­ско­го наци­о­наль­но­го иссле­до­ва­тель­ско­го госу­дар­ствен­но­го уни­вер­си­те­та име­ни Н. Г. Чернышевского). 

Рус­ско­языч­ная вер­сия опрос­ни­ка отра­жа­ет смыс­ло­вую нагруз­ку ори­ги­наль­но­го тек­ста и соот­вет­ству­ет линг­ви­сти­че­ским нор­мам рус­ско­го язы­ка. Пер­вич­ная апро­ба­ция мето­ди­ки была выпол­не­на в фокус-груп­пе из 11 сту­ден­тов, обу­ча­ю­щих­ся на стар­ших кур­сах бака­лаври­а­та факуль­те­та пси­хо­ло­го-педа­го­ги­че­ско­го и спе­ци­аль­но­го образования. 

Груп­па про­из­во­ди­ла оцен­ку оче­вид­ной валид­но­сти: а) уров­ня слож­но­сти пунк­тов в кон­тек­сте вос­при­я­тия с пози­ции респон­ден­та; б) сте­пе­ни соот­вет­ствия соци­о­куль­тур­ной сре­де. Содер­жа­тель­ная валид­ность рус­ско­языч­но­го вари­ан­та опре­де­ле­на мето­дом экс­перт­ных оце­нок про­фес­си­о­наль­ны­ми иссле­до­ва­те­ля­ми, име­ю­щи­ми уче­ные сте­пе­ни и зва­ния (3 спе­ци­а­ли­ста, один док­тор наук и два кан­ди­да­та), а так­же опыт рабо­ты в пси­хо­ло­ги­че­ской служ­бе обра­зо­ва­тель­ных учре­жде­ний, экс­перт­ной (судеб­но-пси­хо­ло­ги­че­ской) дея­тель­но­сти. Каж­дая из шкал мето­ди­ки оце­ни­ва­лась в диа­па­зоне от 0 до 5 баллов.

Сле­ду­ю­щий этап вклю­чал в себя про­вер­ку фак­тор­ной струк­ту­ры. Далее осу­ществ­ля­лись про­це­ду­ры оцен­ки надежности.

1. Оцен­ка внут­рен­ней согла­со­ван­но­сти про­из­во­ди­лась посред­ством вычис­ле­ния α-Крон­ба­ха по отдель­ным шка­лам и мето­ди­ке в целом, а так­же коэф­фи­ци­ен­тов кор­ре­ля­ции меж­ду пока­за­те­ля­ми шкал и инте­гра­тив­ным пока­за­те­лем киберагрессии.
2. Рете­сто­вая надеж­ность про­ве­ря­лась на выбор­ке из 55 испы­ту­е­мых. Повтор­ное тести­ро­ва­ние про­во­ди­лось через 3 недели.
3. Надеж­ность частей опрос­ни­ка про­ве­ря­лась мето­дом рас­щеп­ле­ния (деле­ние вопро­сов мето­ди­ки на две части по чет­ным и нечет­ным пунк­там) и после­ду­ю­щим рас­че­том кор­ре­ля­ци­он­ных свя­зей меж­ду ними.

С уче­том дефи­ци­та пси­хо­ди­а­гно­сти­че­ско­го инстру­мен­та­рия в рас­смат­ри­ва­е­мом кон­тек­сте нами были выбра­ны сле­ду­ю­щие методики:

1. «Шка­ла агрес­сив­но­сти» мето­ди­ки W. Cook, D. Medley (У. Кука, Д. Мед­лей) [19];
2. мето­ди­ка диа­гно­сти­ки деви­ант­ной актив­но­сти в реаль­ной и вир­ту­аль­ной сре­де (А. А. Шаров) [20].

Мето­ды. При­ме­не­ны экс­пло­ра­тор­ный фак­тор­ный ана­лиз (фак­то­ри­за­ция мето­дом глав­ных ком­по­нент с вра­ще­ни­ем экви­макс), кор­ре­ля­ци­он­ный ана­лиз по Спир­ме­ну (Rs), выпол­нен рас­чет коэф­фи­ци­ен­тов α Крон­ба­ха для опре­де­ле­ния внут­рен­ней согла­со­ван­но­сти. Ста­ти­сти­че­ские про­це­ду­ры обра­бот­ки про­во­ди­лись с помо­щью паке­та про­грамм JASP (вер­сия 0.8.5).

Результаты исследования и их обсуждение

Оцен­ка оче­вид­ной валид­но­сти утвер­жде­ний при­ве­ла к тому, что 3 вопро­са были пере­фор­му­ли­ро­ва­ны. Что каса­ет­ся про­вер­ки содер­жа­тель­ной валид­но­сти, то неко­то­рые пунк­ты уточ­ня­лись с уче­том вне­се­ния сти­ли­сти­че­ских правок. 

Оцен­ка согла­со­ван­но­сти мне­ний экс­пер­тов вычис­ля­лась с помо­щью коэф­фи­ци­ен­та кон­кор­да­ции Кен­дал­ла (W = 0,78). Полу­чен­ный пока­за­тель сви­де­тель­ству­ет о нали­чии высо­кой сте­пе­ни согла­со­ван­но­сти мне­ний экспертов.

Для уточ­не­ния струк­ту­ры был про­ве­ден экс­пло­ра­тор­ный фак­тор­ный ана­лиз (фак­то­ри­за­ция мето­дом глав­ных ком­по­нент с вра­ще­ни­ем экви­макс). Полу­че­ны зна­че­ния χ2 = 3307,660; df = 117; p < 0,01. Дан­ные резуль­та­ты сви­де­тель­ству­ют о при­ем­ле­мой при­год­но­сти мат­ри­цы для про­це­ду­ры фак­то­ри­за­ции. Выде­ле­ны мак­си­маль­ные нагруз­ки по каж­до­му пунк­ту, кото­рые сви­де­тель­ству­ют о при­над­леж­но­сти к тому или дру­го­му фак­то­ру. Мини­маль­ная нагруз­ка 0,419, мак­си­маль­ная – 0,888. Фак­тор­ная струк­ту­ра опрос­ни­ка пред­став­ле­на в при­ло­же­нии 1.

Таким обра­зом, на рус­ско­языч­ной выбор­ке уста­нов­ле­на трех­фак­тор­ная струк­ту­ра опрос­ни­ка. Все 19 пунк­тов англо­языч­но­го вари­ан­та мето­ди­ки сохра­ни­лись, но рас­пре­де­ли­лись по фак­то­рам не в соот­вет­ствии с зару­беж­ным ори­ги­на­лом. Раз­ни­ца с исход­ной вер­си­ей состо­ит в том, что пунк­ты 3, 6, 10, 15, не вошед­шие ни в один фак­тор на язы­ке ори­ги­на­ла, в рус­ско­языч­ном вари­ан­те при­со­еди­ни­лись к фак­то­ру 3 (пунк­ты 10, 15) и к фак­то­ру 2 (пунк­ты 3, 6).

Так, пунк­ты 10, 15 оце­ни­ва­ют выра­жен­ность хеп­писле­пин­га (визу­аль­ный тип кибе­ра­грес­сии), их вклю­че­ние в дан­ный фак­тор 3 может являть­ся оправ­дан­ным с уче­том пере­име­но­ва­ния фак­то­ра. Пунк­ты 3, 6 посвя­ще­ны оце­ни­ва­нию фак­тов раз­ме­ще­ния фото- и видео­ма­те­ри­а­лов ком­про­ме­ти­ру­ю­ще­го харак­те­ра без раз­ре­ше­ния жерт­вы (поль­зо­ва­те­ля). Сле­до­ва­тель­но, логич­ным явля­ет­ся их вклю­че­ние в фак­тор 2. Таким обра­зом, с уче­том полу­чен­но­го рас­пре­де­ле­ния пунк­тов по фак­то­рам было при­ня­то реше­ние о пере­име­но­ва­нии двух факторов. 

Ито­го­вая струк­ту­ра опрос­ни­ка выгля­дит сле­ду­ю­щим обра­зом: шка­ла «Импер­со­на­ция» содер­жит пунк­ты 1, 12, 18, шка­ла «Сек­стинг» – пунк­ты 2, 3, 6, 9, 14, шка­ла «Вер­баль­но-визу­аль­ная кибе­ра­грес­сия» – пунк­ты 4, 5, 7, 8, 10, 11, 13, 15, 16, 17, 19, инте­гра­тив­ная шка­ла кибе­ра­грес­сии – все пунк­ты с 1 по 19.

Надеж­ность мето­ди­ки опре­де­ля­лась по ее внут­рен­ней согла­со­ван­но­сти с помо­щью рас­че­та коэф­фи­ци­ен­тов α-Крон­ба­ха. Полу­че­ны резуль­та­ты: импер­со­на­ция (α = 0,691); визу­аль­ная сек­су­аль­ная кибе­ра­грес­сия (α = 0,702); вер­баль­ная кибе­ра­грес­сия и экс­клю­зия (α = 0,705); инте­гра­тив­ная шка­ла кибе­ра­гре­сии (α = 0,732). Таким обра­зом, шка­лы про­де­мон­стри­ро­ва­ли доста­точ­ный уро­вень внут­рен­ней согласованности.

С уче­том того, что дан­ные как по мето­ди­ке кибе­ра­грес­сии, так и по дру­гим мето­ди­кам, под­твер­жда­ю­щим ее валид­ность, были полу­че­ны посред­ством поряд­ко­вых (ран­го­вых) шкал, исполь­зо­вал­ся коэф­фи­ци­ент кор­ре­ля­ции Спир­ме­на (Rs). Дан­ные согла­со­ван­но­сти шкал опрос­ни­ка, вычис­ля­е­мые путем опре­де­ле­ния коэф­фи­ци­ен­тов кор­ре­ля­ции меж­ду ними, пред­став­ле­ны в табл. 1. 

Таблица 1. Корреляции шкал методики

Шка­ла опросника	Импер­со­на­ция	Сек­стинг	Вер­баль­но-визу­аль­ная киберагрессия	Инте­гра­тив­ная шка­ла киберагрессии
Импер­со­на­ция	1	0,678	0,242	0,608
Сек­стинг	0,678	1	0,587	0,767
Вер­баль­но-визу­аль­ная киберагрессия	0,242	0,587	1	0,764
Инте­гра­тив­ная шка­ла киберагрессии	0,608	0,767	0,764	1

Ана­лиз вза­и­мо­свя­зей меж­ду шка­ла­ми опрос­ни­ка пока­зы­ва­ет: все кор­ре­ля­ции явля­ют­ся поло­жи­тель­ны­ми, что сви­де­тель­ству­ет об удо­вле­тво­ри­тель­ном уровне внут­рен­ней согла­со­ван­но­сти. Полу­чен­ные пока­за­те­ли рете­сто­вой надеж­но­сти пред­став­ле­ны в табл. 2.

Таблица 2. Ретестовая надежность опросника

Шка­ла	Рете­сто­вая надежность
Импер­со­на­ция	0,914, р < 0,001
Сек­стинг	0,934, р < 0,001
Вер­баль­но-визу­аль­ная киберагрессия	0,924, р < 0,001
Инте­гра­тив­ная шка­ла киберагрессии	0,802, р < 0,001

Таким обра­зом, уро­вень рете­сто­вой надеж­но­сти опрос­ни­ка, оце­ни­ва­ю­ще­го устой­чи­вость тесто­вых бал­лов респон­ден­тов в тече­ние вре­ме­ни и пока­зы­ва­ю­ще­го ста­биль­ность изу­ча­е­мо­го явле­ния, может быть при­знан высо­ким. Рас­щеп­ле­ние опрос­ни­ка на чет­ные и нечет­ные пунк­ты и после­ду­ю­щее при­ме­не­ние кор­ре­ля­ци­он­но­го ана­ли­за поз­во­ля­ет кон­ста­ти­ро­вать надеж­ность теста (Rs = 0,616, р < 0,001).

Рас­смот­рим резуль­та­ты в аспек­те кон­вер­гент­ной валид­но­сти пси­хо­мет­ри­че­ско­го инструментария.

Выяв­ле­но нали­чие поло­жи­тель­ных кор­ре­ля­ци­он­ных свя­зей шка­лы «агрес­сив­ность» мето­ди­ки W. Cook, D. Medley со шка­ла­ми «импер­со­на­ция» (Rs = 0,342, р < 0,001), «сек­стинг» (Rs = 0,118,  р < 0,001), «вер­баль­но-визу­аль­ная кибе­ра­грес­сия» (Rs = 0,627, р < 0,001) и «инте­гра­тив­ный пока­за­тель кибе­ра­грес­сии» (Rs = 0,276, р < 0,001).

Шка­ла «ауто­де­струк­тив­ная вир­ту­аль­ная актив­ность» име­ет кор­ре­ля­ци­он­ные свя­зи со все­ми шка­ла­ми мето­ди­ки киберагрессии:

• импер­со­на­ция (Rs = 0,213, р < 0,001);
• сек­стинг (Rs = 0,495, р < 0,001);
• вер­баль­но-визу­аль­ная кибе­ра­грес­сия (Rs = 0,444, р < 0,001);
• инте­гра­тив­ный пока­за­тель кибе­ра­грес­сии (Rs = 0,493, р < 0,001).

Таким обра­зом, меж­ду шка­ла­ми опрос­ни­ка выяв­ле­ны поло­жи­тель­ные кор­ре­ля­ци­он­ные свя­зи с агрес­сив­но­стью и агрес­сив­но-асо­ци­аль­ной вир­ту­аль­ной актив­но­стью. Это сви­де­тель­ству­ет о том, что диа­гно­сти­ру­е­мая с помо­щью дан­но­го опрос­ни­ка кибе­ра­грес­сия свя­за­на с пока­за­те­ля­ми агрес­сив­но­сти, откло­ня­ю­ще­го­ся пове­де­ния в вир­ту­аль­ной сре­де, изме­ря­е­мы­ми дру­ги­ми методиками.

Выпол­не­ние про­це­ду­ры адап­та­ции рус­ско­языч­ной вер­сии мето­ди­ки выяви­ло ее надеж­ность, кон­вер­гент­ную валид­ность. Шка­лы про­шли экс­перт­ную оцен­ку, пока­за­ли доста­точ­ный уро­вень внут­рен­ней согла­со­ван­но­сти (α с диа­па­зо­ном зна­че­ний 0,691–0,732, вза­и­мо­связь шкал 0,242–1), устой­чи­вость диа­гно­сти­ру­е­мых резуль­та­тов с тече­ни­ем вре­ме­ни (Rs = 0,802–0,914), надеж­ность частей (0,616). Пока­за­те­ли про­вер­ки кон­вер­гент­ной валид­но­сти поз­во­ля­ют кон­ста­ти­ро­вать, что шка­лы име­ют поло­жи­тель­ную кор­ре­ля­ци­он­ную связь с дру­ги­ми мето­ди­ка­ми (раз­мах диа­па­зо­на 0,118–0,444).

Таким обра­зом, пред­став­лен­ный опрос­ник рас­ши­ря­ет взгляд на фено­мен деви­ант­ной актив­но­сти в вир­ту­аль­ной сре­де. Его досто­ин­ства состо­ят в том, что кон­структ поз­во­ля­ет изме­рить выра­жен­ность как обще­го уров­ня кибе­ра­грес­сии, так и раз­ных ее состав­ля­ю­щих за корот­кий вре­мен­ной про­ме­жу­ток. К недо­стат­кам мож­но отне­сти нерав­но­чис­лен­ный харак­тер пунк­тов для оцен­ки выра­жен­но­сти видов изу­ча­е­мо­го феномена.

Выводы

1. Резуль­та­ты пси­хо­мет­ри­че­ских про­це­дур поз­во­ля­ют счи­тать дан­ный опрос­ник удо­вле­тво­ри­тель­ным в кон­тек­сте при­ме­не­ния в науч­но-иссле­до­ва­тель­ских целях.
2. Шкаль­ная струк­ту­ра дает воз­мож­ность оце­нить выра­жен­ность обще­го уров­ня и кон­крет­но­го вида кибе­ра­грес­сии (импер­со­на­ция, сек­стинг, вер­баль­но-визу­аль­ный тип).
3. Тре­бу­ет­ся про­ве­де­ние допол­ни­тель­ных меро­при­я­тий, направ­лен­ных на повы­ше­ние уров­ня кон­вер­гент­ной валид­но­сти, для при­ме­не­ния в диа­гно­сти­че­ских целях.
4. Пер­спек­ти­вы иссле­до­ва­ния свя­за­ны с про­це­ду­ра­ми стан­дар­ти­за­ции на выбор­ках респон­ден­тов дру­го­го возраста.

Бла­го­дар­но­сти и финан­си­ро­ва­ние: Иссле­до­ва­ние выпол­не­но при финан­со­вой под­держ­ке Рос­сий­ско­го науч­но­го фон­да (про­ект № 18-1800298 «Пси­хо­ло­ги­че­ские меха­низ­мы и фак­то­ры соци­аль­ной актив­но­сти молодежи»).

Библиографический список

1. Рос­сия в циф­рах 2018 : крат­кий ста­ти­сти­че­ский сбор­ник. M. : Рос­стат. 2018. 522 с.
2. Боча­ро­ва Е. Е. Типич­ные сфе­ры про­яв­ле­ния соци­аль­ной актив­но­сти совре­мен­ной моло­де­жи // Вестн. РУДН. Сер. : Пси­хо­ло­гия и педа­го­ги­ка. 2019. Т. 16, № 3. С 359–376. DOI: http://dx.doi.org/10.22363/2313-1683-2019-16-3-359-376.
3. Mishna F., Regehr C., Lacombe-Duncan A., Daciuk J., Fearing G., Van Wert M. Social Media, Cyber-Aggression and Student Mental Health on a University Campus // Journal of Mental Health. 2018. Vol. 27, iss. 3. P. 222–229. DOI: 10.1080/09638237.2018.1437607.
4. APA Dictionary of Psychology / еd. G. R. Vandenbos ; 2nd ed. Washington: American Psychological Association, 2015. 1204 p.
5. Chibbaro J. School Counselors and the Cyberbully: Interventions and Implications // Professional School Counseling. 2007. Vol. 11, no. 1. P. 65–68. DOI: 10.5330/PSC.n.2010-11.65.
6. Schoffstall C., Cohen R. Cyber-Aggression: The Relation between Online Offenders and Offline Social Competence // Social Development. 2011. Vol. 20, iss. 3. P. 586–604. DOI: doi.org/10.1111/j.1467-9507.2011.00609
7. Willard N. E. Cyberbullying and Cyberthreats : Responding to the Challenge of Online Social Aggression, Threats, and Distress. Champaign, Illinois : Research Press, 2007. 320 р.
8. Сол­да­то­ва Г. У., Ярми­на А. Н. Кибер­бул­линг : осо­бен­но­сти, роле­вая струк­ту­ра, дет­ско-роди­тель­ские отно­ше­ния и стра­те­гии совла­да­ния // Наци­о­наль­ный пси­хо­ло­ги­че­ский жур­нал. 2019. № 3 (35). С. 17–31. DOI: 10.11621/npj.2019.0303.
9. Черен­ков Д. А. Деви­ант­ное пове­де­ние в соци­аль­ных сетях: при­чи­ны, фор­мы, след­ствие // Nauka-rastudent. ru. 2015. № 07 (19) [Элек­трон­ный ресурс].
10. Шаров А. А. Спе­ци­фи­ка деви­ант­ной актив­но­сти моло­де­жи в интер­нет-сре­де // Учен. запис­ки. Элек­трон­ный науч­ный жур­нал Кур­ско­го госу­дар­ствен­но­го уни­вер­си­те­та. 2019. № 3 (51). С. 255–261 [Элек­трон­ный ресурс]. 
11. Сол­да­то­ва Г. У., Шляп­ни­ков В. Н., Жури­на М. А. Эво­лю­ция онлайн-рис­ков: ито­ги пяти­лет­ней рабо­ты линии помо­щи «Дети онлайн» // Кон­суль­та­тив­ная пси­хо­ло­гия и пси­хо­те­ра­пия. 2015. Т. 23, № 3. С. 50–66. DOI: 10.17759/cpp.2015230304.
12. Ружен­ков В. А., Лукьян­це­ва И. С. Новые воз­мож­но­сти кли­ни­че­ской скри­нинг-диа­гно­сти­ки рис­ка фор­ми­ро­ва­ния аддик­тив­но­го и зави­си­мо­го пове­де­ния // Науч­ные ведо­мо­сти Бел­ГУ. Сер. Меди­ци­на. Фар­ма­ция. 2016. Т. 35, № 19 (240). С. 36–47.
13. Тон­че­ва А. В. Диа­гно­сти­ка кибер­ком­му­ни­ка­тив­ной зави­си­мо­сти // Интер­нет-жур­нал «Нау­ко­ве­де­ние». 2012. № 4 (13). С. 138–143.
14. Муса­ли­мо­ва Р. С., Ахма­де­ев Р. Р. Крат­кая харак­те­ри­сти­ка тесто­вых мето­дов оцен­ки интер­нет-зави­си­мо­го пове­де­ния // Вестн. Брянск. гос. ун-та. 2015. № 3. С. 32–35.
15. Лажин­це­ва Е. М., Боча­вер А. А. Интер­нет как новая сре­да для деви­ант­но­го пове­де­ния под­рост­ка // Вопр. пси­хо­ло­гии. 2015. № 4. С. 49–58.
16. Гор­ба­че­ва А. Г. Кон­струк­тив­ные и деструк­тив­ные ком­му­ни­ка­тив­ные прак­ти­ки людей в сети интер­нет // Идеи и иде­а­лы. 2013. Т. 2, № 3 (17). С. 17–25.
17. Álvarez-García D., Barreiro-Collazo A., Núñez J. С., Dobarro A. Validity and reliability of the Cyber-aggression Questionnaire for Adolescents (CYBA) // The European Journal of Psychology Applied to Legal Context. 2016. Vol. 8, no. 2. P. 69–77. DOI: http://dx.doi.org/10.1016/j.ejpal.2016.02.003.
18. Бату­рин Н. А., Мель­ни­ко­ва Н. Н. Тех­но­ло­гия раз­ра­бот­ки тестов : ч. III // Вестн. ЮУр­ГУ. Сер. Пси­хо­ло­гия. 2010. Вып. 8, № 4 (180). С. 4–18.
19. Бар­ка­но­ва О. В. Мето­ди­ки диа­гно­сти­ки эмо­ци­о­наль­ной сфе­ры: пси­хо­ло­ги­че­ский прак­ти­кум. Крас­но­ярск: Лите­ра-Принт, 2009. 237 с.
20. Шаров А. А. Мето­ди­ка изу­че­ния деви­ант­ной актив­но­сти в реаль­ной и вир­ту­аль­ной сре­де // Изв. Сарат. ун-та. Нов. сер. Сер. Акмео­ло­гия обра­зо­ва­ния. Пси­хо­ло­гия раз­ви­тия. 2019. Т. 8, вып. 1 (29). С. 30–37. DOI: https:// doi.org/10.18500/2304-9790-2019-8-1-30-37.

Приложения

Приложение 1. ФАКТОРНАЯ СТРУКТУРА ОПРОСНИКА (PDF)

Приложение 2. ОПРОСНИК КИБЕРАГРЕССИИ (D. Álvarez-García et al. в адаптации А. А. Шарова). Стимульный материал (PDF)

Об авторе

Алек­сей Алек­сан­дро­вич Шаров — млад­ший науч­ный сотруд­ник, кафед­ра соци­аль­ной пси­хо­ло­гии обра­зо­ва­ния и раз­ви­тия, Сара­тов­ский наци­о­наль­ный иссле­до­ва­тель­ский госу­дар­ствен­ный уни­вер­си­тет име­ни Н. Г. Чернышевского.

Смот­ри­те также:

• Баба­нин Л.Н., Вой­скун­ский А.Е., Нели­па О.В. Ана­лиз эко­ло­ги­че­ской валид­но­сти ком­пью­те­ри­зи­ро­ван­но­го опрос­ни­ка ген­дер­ной идентичности
• Вой­скун­ский А.Е. с соавт. Диа­гно­сти­ка зави­си­мо­сти от интер­не­та: срав­не­ние мето­ди­че­ских средств
• Сиро­та Н.А., Мос­ков­чен­ко Д.В., Ялтон­ский В.М., Ялтон­ская А.В. Раз­ра­бот­ка рус­ско­языч­ной вер­сии опрос­ни­ка про­блем­но­го исполь­зо­ва­ния соци­аль­ных сетей
• Юрье­ва Л.Н. Ком­пью­тер­ная зави­си­мость — аддик­ция обще­ства, осно­ван­но­го на знаниях