Пронькина А.Н. Трансформация памяти в условиях информационного перенасыщения

Зача­стую совре­мен­ная эпо­ха харак­те­ри­зу­ет­ся как «инфор­ма­ци­он­ная», или «циф­ро­вая». Повсе­мест­ная «циф­ро­ви­за­ция» затро­ну­ла прак­ти­че­ски все сфе­ры чело­ве­че­ско­го бытия от повсе­днев­ной рути­ны до изме­не­ния струк­ту­ры мыш­ле­ния, гра­ни­ца меж­ду реаль­ным и вир­ту­аль­ным миром ста­но­вит­ся все менее уловима.

Поло­жи­тель­ная и отри­ца­тель­ная роль тех­но­ло­гии в жиз­ни как обще­ства, так и кон­крет­но­го инди­ви­да обсуж­да­лась фило­со­фа­ми и исто­ри­ка­ми на про­тя­же­нии мно­гих сто­ле­тий, тех, кто бы сохра­нял рав­но­ду­шие в вопро­се про­ти­во­по­став­ле­ния есте­ствен­но­го и искус­ствен­но­го, при­ро­ды и тех­ни­ки, попро­сту нет. 

Мар­тин Хай­дег­гер в сво­ем выступ­ле­нии, извест­ном как «Вопрос о тех­ни­ке», рас­суж­дал: «Тех­ни­ка не то же, что сущ­ность тех­ни­ки… Мы нико­гда не осмыс­лим сво­е­го отно­ше­ния к сущ­но­сти тех­ни­ки, пока будем про­сто думать о ней, поль­зо­вать­ся ею, управ­лять­ся с нею или избе­гать ее… В самом злом пле­ну тех­ни­ки мы ока­зы­ва­ем­ся тогда, когда усмат­ри­ва­ем в ней что-то ней­траль­ное; такое пред­став­ле­ние, в наши дни осо­бен­но рас­про­стра­нен­ное, дела­ет нас совер­шен­но сле­пы­ми к ее суще­ству» [Хай­дег­гер, 1993, с. 221].

В ходе дис­кус­сий об оцен­ке вли­я­ния тех­но­ло­гий на обще­ство и инди­ви­да наи­бо­лее ярко обо­зна­чи­лись две пози­ции – с одной сто­ро­ны, тех­ни­цизм, бла­го­да­ря аме­ри­кан­ско­му эко­но­ми­сту и футу­ро­ло­гу Тор­стей­ну Веб­ле­ну полу­чив­ший вто­рое назва­ние – «тех­но­ло­ги­че­ский детер­ми­низм», с дру­гой сто­ро­ны, анти­тех­ни­цизм, или инстру­мен­та­лизм, и тех­но­фо­бия как край­няя фор­ма про­яв­ле­ния дан­но­го феномена.

Соглас­но пер­вой пози­ции тех­но­ло­ги­че­ский про­гресс рас­смат­ри­ва­ет­ся как авто­ном­ная сила, спо­соб­ная к само­раз­ви­тию и обу­слов­ли­ва­ю­щая все аспек­ты обще­ствен­ной и куль­тур­ной жиз­ни обще­ства и его даль­ней­шее гар­мо­ни­че­ское развитие. 

Для анти­тех­ни­циз­ма харак­тер­но исто­ри­че­ское пони­ма­ние тех­ни­ки как сово­куп­но­сти искус­ствен­ных арте­фак­тов, исполь­зу­е­мых чело­ве­ком для дости­же­ния соб­ствен­ных потреб­но­стей, пре­об­ра­зо­ва­ния окру­жа­ю­щей дей­стви­тель­но­сти. У самих же тех­ни­че­ских устройств ника­ких созна­тель­ных жела­ний и целей нет: «Тех­ни­ка воз­ни­ка­ет, когда для дости­же­ния цели вво­дят­ся про­ме­жу­точ­ные сред­ства… Тех­ни­ка – толь­ко сред­ство… сама по себе она не хоро­ша и не дур­на» [Ясперс, 1991, с. 140].

Гло­баль­ные эко­ло­ги­че­ские про­бле­мы, созда­ние раз­ру­ши­тель­ных раз­ра­бо­ток в обла­сти нау­ки и воен­ных тех­но­ло­гий, про­бле­ма адап­та­ции чело­ве­ка к искус­ствен­но создан­ной инфор­ма­ци­он­ной сре­де и дру­гие нега­тив­ные аспек­ты раз­ви­тия совре­мен­ной тех­но­кра­ти­че­ской циви­ли­за­ции послу­жи­ли импуль­сом для фор­ми­ро­ва­ния уста­нов­ки, извест­ной как технофобия. 

Тех­но­фо­бия – страх, непри­язнь тех­но­ло­гий и тех­ни­че­ский устройств. В филь­ме-анти­уто­пии Фри­ца Лан­га «Мет­ро­по­лис» (1927) пока­зан город буду­ще­го, раз­де­лен­ный на две части. Верх­няя часть горо­да – это свое­об­раз­ный Рай, пред­став­лен­ный режис­се­ром пре­крас­ны­ми цве­ту­щи­ми сада­ми, огром­ны­ми ста­ди­о­на­ми, где мест­ная эли­та укреп­ля­ет свое тело и дух, вели­че­ствен­ны­ми небо­скре­ба­ми. Ниж­няя часть горо­да – дно Мет­ро­по­ли­са, мрач­ный под­зем­ный город рабо­чих, обслу­жи­ва­ю­щих маши­ны стре­ми­тель­но раз­ви­ва­ю­ще­го­ся мегаполиса. 

Клю­че­вым обра­зом филь­ма высту­па­ет огром­ная маши­на – серд­це Мет­ро­по­ли­са – пред­став­лен­ная в виде биб­лей­ско­го язы­че­ско­го боже­ства Моло­ха, тре­бу­ю­ще­го все новых чело­ве­че­ских жертв. Эта мега­ма­ши­на – сим­вол тор­же­ства тех­ни­ки над при­ро­дой. Повест­во­ва­ние начи­на­ет­ся и закан­чи­ва­ет­ся фра­зой: «Посред­ни­ком меж­ду голо­вой и рука­ми долж­но быть серд­це». И имен­но чело­ве­че­ское нача­ло слу­жит ком­про­мис­сом меж­ду сло­жив­шей­ся оппо­зи­ци­ей есте­ствен­но­го и искусственного.

Кон­фликт меж­ду сто­рон­ни­ка­ми тех­но­ло­ги­че­ско­го детер­ми­низ­ма и анти­тех­ни­ци­ста­ми не име­ет раз­ре­ше­ния, посколь­ку каса­ет­ся пре­иму­ще­ствен­но оцен­ки окру­жа­ю­щей нас дей­стви­тель­но­сти и взгля­да на буду­щее человечества. 

Как заме­тил в сво­ей речи аме­ри­кан­ский тео­ре­тик медиа Нил Пост­ман, «тех­но­ло­ги­че­ские пере­ме­ны – это все­гда сдел­ка Фау­ста: тех­но­ло­гия дает, и тех­но­ло­гия отни­ма­ет, и не все­гда в рав­ной мере. Новая тех­но­ло­гия ино­гда созда­ет боль­ше, чем раз­ру­ша­ет. Ино­гда она раз­ру­ша­ет боль­ше, чем созда­ет. Но у этой пал­ки все­гда два кон­ца» [Пост­ман, 2003, web].

Плю­сы нашей высо­ко­тех­но­ло­ги­че­ской циви­ли­за­ции бес­спор­ны, но нынеш­нее взрыв­ное раз­ви­тие тех­но­ло­гий не толь­ко меня­ет наш при­выч­ный образ жиз­ни и ком­му­ни­ка­ции, но так­же быст­ро изме­ня­ет струк­ту­ру наше­го моз­га и когни­тив­ных процессов. 

Меж­ду ней­ро­фи­зио­ло­ги­че­ски­ми воз­мож­но­стя­ми чело­ве­че­ско­го моз­га и инфор­ма­ци­он­ной сре­дой суще­ству­ет про­пасть, и чело­век как ней­ро­фи­зио­ло­ги­че­ская систе­ма раз­ви­ва­ет­ся намно­го мед­лен­нее, чем суще­ству­ю­щие технологии. 

Мозг совре­мен­но­го чело­ве­ка иден­ти­чен моз­гу, с кото­рым рож­да­лись 40 тыс. лет назад, т. е. моз­гу кро­ма­ньон­ца. Прак­ти­че­ски не изме­нил­ся уро­вень интел­лек­та и ана­то­ми­че­ские пара­мет­ры. Но если тогда самым тех­но­ло­ги­че­ски совер­шен­ным ору­ди­ем был гар­пун из кости, то сей­час мы окру­же­ны поис­ти­не фан­та­сти­че­ски­ми устрой­ства­ми. Мощ­ный про­рыв инфор­ма­ци­он­ных тех­но­ло­гий обо­зна­чил гра­ни­цы наших интел­лек­ту­аль­ных позна­ва­тель­ных спо­соб­но­стей, посколь­ку мозг попро­сту не успе­ва­ет за услож­не­ни­ем и уско­ре­ни­ем рабо­че­го ритма.

Еже­днев­ное воз­дей­ствие тех­ни­че­ских устройств, еже­ми­нут­ные запро­сы в поис­ко­вых систе­мах, бес­цель­ное блуж­да­ние по веб-стра­ни­цам в каче­стве новой фор­мы досу­га – все это сти­му­ли­ру­ет изме­не­ние кле­ток моз­га, посте­пен­но созда­вая и укреп­ляя новые нерв­ные пути в нашем моз­ге и ослаб­ляя ста­рые. Любой опыт, при­об­ре­та­е­мые зна­ния транс­фор­ми­ру­ют наше созна­ние, наш мозг бла­го­да­ря свой­ству пла­стич­но­сти, т. е. спо­соб­но­сти моз­га менять свою струк­ту­ру и функ­ции. Кар­та моз­га бук­валь­но меня­ет­ся в про­цес­се обу­че­ния или полу­че­ния новых навыков. 

Напри­мер, если зани­мать­ся жон­гли­ро­ва­ни­ем каж­дый день, то уже через несколь­ко недель область моз­га, отве­ча­ю­щая за мото­ри­ку, замет­но рас­ши­ря­ет­ся. Если пре­кра­тить тре­ни­ров­ки, то через какое-то вре­мя та же область умень­шит­ся при­мер­но в поло­ви­ну [Клин­берг, 2010, с. 18]. Таким обра­зом, как актив­ная, так и пас­сив­ная дея­тель­ность ока­зы­ва­ет пря­мое воз­дей­ствие на струк­ту­ру мозга.

Адап­та­ция к циф­ро­вой инфор­ма­ци­он­ной сре­де тре­бу­ет опре­де­лен­ных жертв из-за отсут­ствия у нас био­ло­ги­че­ских меха­низ­мов обра­бот­ки огром­ных мас­си­вов инфор­ма­ции, полу­ча­е­мой нами еже­се­кунд­но, – от реклам­ных бан­не­ров, кото­ры­ми заве­ша­ны ули­цы и фаса­ды домов, до push-уве­дом­ле­ний мобиль­но­го телефона. 

Мы не долж­ны под­да­вать­ся тех­ни­че­ско­му «зом­би­ро­ва­нию», так же как и раз­би­вать экран сво­е­го ком­пью­те­ра, подоб­но луд­ди­там. Нам лишь необ­хо­ди­мо помочь моз­гу адап­ти­ро­вать­ся в усло­ви­ях посто­ян­но­го инфор­ма­ци­он­но­го перенасыщения.

Внимание

«Вни­ма­ние – это пор­тал меж­ду пото­ком инфор­ма­ции и моз­гом» [Клин берг, 2010, с. 25]. Состо­я­ние, в кото­рое мы еже­днев­но ока­зы­ва­ем­ся погру­же­ны, мож­но опи­сать как непре­рыв­ное частич­ное вни­ма­ние [Карр, 2012]. Извест­но, что слиш­ком дол­гая кон­цен­тра­ция на слож­ной про­бле­ме часто заво­дит наш ум в тупик, когда мы без­успеш­но пыта­ем­ся най­ти новые идеи для реше­ния постав­лен­ной зада­чи. В подоб­ных ситу­а­ци­ях пси­хо­ло­ги и физио­ло­ги реко­мен­ду­ют оста­вить теку­щую про­бле­му без реше­ния на какое-то вре­мя, по исте­че­нии кото­ро­го мы воз­вра­тим­ся к ней с арсе­на­лом новых твор­че­ских реше­ний. За вре­мя «отды­ха» от про­блем­ной ситу­а­ции вклю­ча­ют­ся когни­тив­ные про­цес­сы, кото­рые были недо­ступ­ны в состо­я­нии осо­знан­но­го обду­мы­ва­ния [Там же].

Бла­го­да­ря раз­ви­тию тех­но­ло­гий и окру­жа­ю­щих нас на каж­дом шагу огром­ных мас­си­вов инфор­ма­ции, кото­рые мозг дол­жен успе­вать обра­ба­ты­вать, совре­мен­ный чело­век зача­стую вынуж­ден уметь решать несколь­ко задач одно­вре­мен­но. Выпол­не­ние несколь­ких дей­ствий парал­лель­но назы­ва­ет­ся мно­го­за­дач­но­стью, или «муль­ти­тас­кин­гом», если исполь­зо­вать каль­ку с англий­ско­го язы­ка. Мно­го­за­дач­ность застав­ля­ет наше вни­ма­ние пере­клю­чать­ся с одной мини-зада­чи на дру­гую с целью повы­ше­ния эффек­тив­но­сти работы. 

Одна­ко боль­шин­ство иссле­до­ва­ний сви­де­тель­ству­ют о том, что подоб­ная прак­ти­ка рас­се­и­ва­ния вни­ма­ния спо­соб­ству­ет не повы­ше­нию про­из­во­ди­тель­но­сти, а ее сни­же­нию. Кон­цен­три­ру­ясь на несколь­ких зада­чах одно­вре­мен­но, чело­век хуже запо­ми­на­ет инфор­ма­цию, стал­ки­ва­ет­ся со спу­тан­но­стью сво­их мыс­лей и не может отли­чить глав­ную зада­чу от второстепенных. 

Основ­ная при­чи­на подоб­ной про­бле­мы кро­ет­ся в том, что мы пыта­ем­ся выпол­нить одно­вре­мен­но несколь­ко задач, кото­рые пло­хо соче­та­ют­ся друг с дру­гом. Несколь­ко раз­но­пла­но­вых задач пло­хо син­хро­ни­зи­ру­ют­ся в основ­ном либо из-за огра­ни­че­ний нашей мото­ри­ки, либо по при­чине того, что мы зача­стую эффек­тив­но вос­при­ни­ма­ем инфор­ма­цию толь­ко из одно­го источника. 

Если убор­ка и попут­ное про­слу­ши­ва­ние радио не достав­ля­ет нам осо­бых труд­но­стей, то зада­чи, тре­бу­ю­щие боль­шей умствен­ной отда­чи, при­во­дят к тому, что уро­вень кон­цен­тра­ции пада­ет. Так, одно­вре­мен­ное вожде­ние авто­мо­би­ля и раз­го­вор по мобиль­но­му теле­фо­ну отри­ца­тель­но ска­зы­ва­ет­ся на без­опас­но­сти дорож­но­го дви­же­ния, уве­ли­чи­вая риск дорож­но-транс­порт­ных про­ис­ше­ствий [Клин­берг, 2010, с. 79]. 

Несмот­ря на все­воз­мож­ные плю­сы и мину­сы мно­го­за­дач­но­сти, глав­ное, что в такой ситу­а­ции отвле­че­ние наше­го вни­ма­ния все­гда вре­мен­ное и име­ет кон­крет­ную цель, и это совсем не харак­тер­но для состо­я­ния непре­рыв­но­го частич­но­го вни­ма­ния, кото­рое, по мне­нию мно­гих иссле­до­ва­те­лей, наи­бо­лее при­су­ще чело­ве­ку совре­мен­ной эпохи.

В состо­я­нии непре­рыв­но­го частич­но­го вни­ма­ния кон­крет­ных задач, а сле­до­ва­тель­но, и целей нет: наш ум и вни­ма­ние блуж­да­ют и ищут воз­мож­ность для любо­го вза­и­мо­дей­ствия в каж­дый дан­ный момент вре­ме­ни. В повсе­днев­ной жиз­ни мы можем тра­тить часы на бес­цель­ное обнов­ле­ние лен­ты ново­стей или почты на пред­мет новых сооб­ще­ний, еже­ми­нут­ный про­смотр актив­но­сти дру­зей в соци­аль­ных сетях. 

Ней­рон­ные сети моз­га запро­грам­ми­ро­ва­ны на про­цесс закреп­ле­ния опре­де­лен­но­го пове­де­ния при полу­че­нии при­ят­ных ощу­ще­ний, в слу­чае интер­нет-сер­фин­га – ощу­ще­ний, свя­зан­ных с при­ят­ны­ми ново­стя­ми и инфор­ма­ци­ей, кото­рая кажет­ся нам интересной. 

Раз­би­рая этот фено­мен на при­ме­ре без­оста­но­воч­ной про­вер­ки элек­трон­ной почты, Гэри Смолл в сво­ей кни­ге, посвя­щен­ной вли­я­нию тех­но­ло­гий на совре­мен­ное созна­ние, пишет, что, про­ве­ряя элек­трон­ную почту, мы пери­о­ди­че­ски полу­ча­ем при­ят­ные изве­стия – это может быть дол­го­ждан­ный ответ на прось­бу или новость о ско­ром при­ез­де друга. 

Ино­гда мы полу­ча­ем поис­ти­не фан­та­сти­че­ские ново­сти, напри­мер, сооб­ще­ние о том, что началь­ник под­нял нам зара­бот­ную пла­ту или куп­лен­ный лоте­рей­ный билет ока­зал­ся выиг­рыш­ным. Но чаще все­го новые сооб­ще­ния содер­жат ней­траль­ные, скуч­ные уве­дом­ле­ния или спам. Мы нико­гда не можем зара­нее преду­га­дать, будет ли про­вер­ка почты в дан­ный момент вре­ме­ни при­ят­ной или нет, поэто­му про­дол­жа­ем про­ве­рять ее через неболь­шие про­ме­жут­ки вре­ме­ни [Small, Vorgan, 2009, p. 54].

С каж­дым разом фрон­таль­ным долям наше­го моз­га ста­но­вит­ся все труд­нее скон­цен­три­ро­вать вни­ма­ние на теку­щей зада­че. Исхо­дя из свойств ней­ро­пла­стич­но­сти моз­га, чем боль­ше мы поль­зу­ем­ся циф­ро­вы­ми устрой­ства­ми, тем силь­нее при­уча­ем свой мозг к состо­я­нию посто­ян­ной отвлеченности. 

Как отме­ча­ет писа­тель-пуб­ли­цист Нико­лас Карр, пла­стич­ность моз­га не есть эла­стич­ность: «Наши ней­рон­ные свя­зи не воз­вра­ща­ют­ся в преж­нее состо­я­ние подоб­но натя­ну­той резине. Они сохра­ня­ют свое изме­нен­ное состо­я­ние. И нет ника­ких осно­ва­ний счи­тать, что новое состо­я­ние ока­жет­ся для нас жела­тель­ным. Пло­хие при­выч­ки могут закреп­лять­ся в нашем моз­ге точ­но так же, как хоро­шие» [Карр, 2012, с. 30].

Про­дол­жи­тель­ная нагруз­ка на мозг со сто­ро­ны циф­ро­вых источ­ни­ков инфор­ма­ции при­во­дит к пере­на­пря­же­нию, уста­ло­сти, рас­се­ян­но­сти и раз­дра­жи­тель­но­сти. Про­ис­хо­дят изме­не­ния в кон­крет­ных обла­стях моз­га – гип­по­кам­пе и пре­фрон­таль­ной коре, кон­тро­ли­ру­ю­щих наше настро­е­ние и мыс­ли. «Эта новая фор­ма пси­хи­че­ско­го стрес­са – … “тех­но-моз­го­вое выго­ра­ние”, гро­зит пере­ра­с­ти в эпи­де­мию» [Small, Vorgan, 2009, p. 19]. 

При подоб­ной стрес­со­вой нагруз­ке на орга­низм выде­ля­ют­ся адре­на­лин и кор­ти­зол, в крат­ко­сроч­ном пери­о­де повы­ша­ю­щие общий уро­вень энер­гии и поло­жи­тель­но вли­я­ю­щие на память, но в более про­дол­жи­тель­ной пер­спек­ти­ве при­во­дя­щие к ряду пси­хи­че­ских нару­ше­ний, таких как депрес­сия, нару­ше­ние когни­тив­ных функ­ций, в част­но­сти син­дром дефи­ци­та вни­ма­ния и гипе­р­ак­тив­но­сти (Attention Deficit Trait).

Син­дром дефи­ци­та вни­ма­ния и гипе­р­ак­тив­но­сти (СДВГ) – наи­бо­лее рас­про­стра­нен­ная фор­ма рас­строй­ства вни­ма­ния. Син­дром дефи­ци­та вни­ма­ния (Attention Deficit Disorder) обыч­но ста­вят в дет­ском воз­расте при нали­чии сле­ду­ю­щих симп­то­мов: ребе­нок лег­ко отвле­ка­ет­ся, ему труд­но сосре­до­то­чить­ся на зада­ни­ях или на игре, он пло­хо орга­ни­зо­ван, не может дове­сти нача­тое дело до кон­ца, часто теря­ет вещи, выкри­ки­ва­ет ответ, не дослу­шав вопрос до кон­ца. Если ко все­му про­че­му добав­ля­ют­ся такие состо­я­ния, как гипе­р­ак­тив­ность и импуль­сив­ность, речь уже идет о СДВГ ком­би­ни­ро­ван­но­го типа. 

В послед­ние годы чис­ло детей с таким диа­гно­зом рас­тет. Дело в том, что еще до кон­ца нес­фор­ми­ро­вав­ший­ся дет­ский мозг наи­бо­лее чув­стви­те­лен к зри­тель­ной и слу­хо­вой симу­ля­ции, а посто­ян­ное воз­дей­ствие циф­ро­вых тех­но­ло­гий спо­соб­ству­ет уве­ли­че­нию рис­ка забо­ле­ва­ния, осо­бен­но в пер­вые годы жизни.

Под­рост­ки, кото­рые игра­ют в видео­иг­ры более одно­го часа в день, име­ют более выра­жен­ные син­дро­мы СДВГ, чем те, кто это­го не дела­ет [Small, Vorgan, 2009, p. 68]. Бóль­шую часть пере­чис­лен­ных симп­то­мов отме­ча­ют у себя и взрос­лые люди. В основ­ном гипе­р­ак­тив­ность их не бес­по­ко­ит, но пло­хая память, неспо­соб­ность подол­гу сохра­нять фокус вни­ма­ния на кон­крет­ной зада­че, труд­но­сти в изу­че­нии ново­го мате­ри­а­ла застав­ля­ют встре­во­жить­ся многих. 

И если детей в целях про­фи­лак­ти­ки или лече­ния необ­хо­ди­мо пол­но­стью огра­дить от воз­дей­ствия циф­ро­вых источ­ни­ков инфор­ма­ции в пер­вые годы жиз­ни, то взрос­лым с уче­том невоз­мож­но­сти такой ради­каль­ной уста­нов­ки в совре­мен­ном мире оста­ет­ся лишь ста­рать­ся огра­ни­чить вре­мя пре­бы­ва­ния перед экра­ном ком­пью­те­ра или мобиль­но­го телефона. 

Если же пред­сто­ит выпол­не­ние слож­ной зада­чи, состо­я­щей из мно­же­ства шагов и труд­но удер­жать в памя­ти все необ­хо­ди­мые пунк­ты, то пси­хо­ло­ги сове­ту­ют соста­вить план дей­ствия на бума­ге, а затем выпол­нять все посте­пен­но, не хва­та­ясь за несколь­ко дел одновременно. 

Людям с СДВГ важ­но научить­ся струк­ту­ри­ро­вать и орга­ни­зо­вы­вать свою рабо­ту, начи­ная с мало­го, напри­мер разо­брать рабо­чий стол от ненуж­ных вещей, кото­рые слу­жат мощ­ным отвле­ка­ю­щим фак­то­ром для после­ду­ю­щей деятельности.

Инте­рес­на точ­ка зре­ния, соглас­но кото­рой СДВГ – это не диа­гно­сти­че­ское рас­строй­ство, а, ско­рее, резуль­тат адап­та­ции моз­га к посто­ян­но­му воз­дей­ствию совре­мен­ных циф­ро­вых тех­но­ло­гий [Ibid., p. 68]. 

Огром­ный поток инфор­ма­ции пол­но­стью лиша­ет нас воз­мож­но­сти сохра­нять кон­цен­тра­цию на чем-то одном в тече­ние дол­го­го вре­ме­ни. Соци­о­куль­тур­ные изме­не­ния, про­ис­хо­дя­щие под вли­я­ни­ем инфор­ма­ци­он­ных тех­но­ло­гий, зача­стую опре­де­ля­ют­ся как фор­ми­ро­ва­ние кли­по­вой куль­ту­ры. Этот тер­мин был пред­ло­жен аме­ри­кан­ским фило­со­фом и футу­ро­ло­гом Элви­ном Тоффлером. 

Соглас­но его кон­цеп­ции, вре­мен­нóе медиа­про­стран­ство пред­став­ля­ет собой моза­и­ку наре­зан­ных на фраг­мен­ты и лишен­ных вся­кой при­чин­но-след­ствен­ной свя­зи аудио­ви­зу­аль­ных обра­зов: «Вме­сто полу­че­ния про­стран­ных, соот­но­ся­щих­ся друг с дру­гом “полос” идей, собран­ных и систе­ма­ти­зи­ро­ван­ных, нас все боль­ше пич­ка­ют корот­ки­ми модуль­ны­ми вспыш­ка­ми инфор­ма­ции – рекла­мой, коман­да­ми, тео­ри­я­ми, обрыв­ка­ми ново­стей, каки­ми-то обре­зан­ны­ми, усе­чен­ны­ми кусоч­ка­ми, не укла­ды­ва­ю­щи­ми­ся в наши преж­ние мен­таль­ные ячей­ки» [Тоф­флер, 1999, с. 278].

Кли­по­вая куль­ту­ра порож­да­ет кли­по­вое мыш­ле­ние. Дей­стви­тель­но, мес­сен­дже­ры (про­грам­мы по обме­ну мгно­вен­ны­ми сооб­ще­ни­я­ми) застав­ля­ют нас жерт­во­вать дета­ля­ми и точ­но­стью, а push-уве­дом­ле­ния – мгно­вен­но реа­ги­ро­вать. Все это при­во­дит к тому, что глу­бине и точ­но­сти сво­е­го мыш­ле­ния люди начи­на­ют пред­по­чи­тать опе­ри­ро­ва­ние поверх­ност­ны­ми фак­та­ми, кото­рые дол­го не задер­жи­ва­ют­ся в созна­нии, посколь­ку любая инфор­ма­ция в ситу­а­ции кли­по­вой куль­ту­ры прак­ти­че­ски мгно­вен­но сме­ня­ет­ся новой. Чело­век пере­ста­ет вос­при­ни­мать мир целост­но, вме­сто это­го – после­до­ва­тель­ность сла­бо свя­зан­ных друг с дру­гом событий. 

Кли­по­вое мыш­ле­ние – это мыш­ле­ние сию­ми­нут­но­го вос­при­я­тия и реак­ции, что ослаб­ля­ет при­су­щие чело­ве­че­ско­му виду чув­стви­тель­ность и эмпатию.

Таким обра­зом, наш мозг не выдер­жи­ва­ет посто­ян­но­го пото­ка огром­ных мас­си­вов инфор­ма­ции, и основ­ная при­чи­на это­го, по мне­нию мно­гих ней­ро­био­ло­гов и пси­хо­ло­гов, кро­ет­ся в меха­низ­ме функ­ци­о­ни­ро­ва­нии «уни­вер­саль­но­го про­цес­со­ра моз­га» – памя­ти. Уче­ный и автор мно­гих работ по иссле­до­ва­нию СДВГ Рас­сел Барк­ли пред­по­ло­жил, что опи­сан­ный син­дром рас­строй­ства вни­ма­ния объ­яс­ня­ет­ся дефек­та­ми пре­иму­ще­ствен­но рабо­чей памя­ти [Клин­берг, 2010, с. 11].

Память

Память по пра­ву зани­ма­ет одно из цен­траль­ных мест в систе­ме наших пси­хи­че­ских про­цес­сов, так как на нее опи­ра­ют­ся дру­гие позна­ва­тель­ные спо­соб­но­сти, преж­де все­го вос­при­я­тие и мыш­ле­ние. О цен­траль­ной роли памя­ти извест­но еще из древ­не­гре­че­ской мифо­ло­гии: мате­рью девя­ти муз была боги­ня Мне­мо­зи­на, оли­це­тво­ряв­шая память. Память помо­га­ет под­дер­жи­вать един­ство нашей лич­но­сти на про­тя­же­нии всей жиз­ни, при­об­ре­тать, хра­нить, исполь­зо­вать и пере­да­вать даль­ше наш инди­ви­ду­аль­ный и обще­ствен­ный опыт.

Для того что­бы понять, каким обра­зом посто­ян­ное и мало под­да­ю­ще­е­ся кон­тро­лю воз­дей­ствие пото­ков инфор­ма­ции и циф­ро­вых тех­но­ло­гий вли­я­ет на наши когни­тив­ные про­цес­сы, в част­но­сти на память, необ­хо­ди­мо рас­смот­реть, како­ва струк­ту­ра памя­ти с точ­ки зре­ния совре­мен­ной когни­тив­ной пси­хо­ло­гии, пере­чис­лить основ­ные моде­ли памяти.

Иссле­до­ва­ние памя­ти в когни­тив­ной пси­хо­ло­гии начи­на­ют про­во­дить­ся, опи­ра­ясь на ком­пью­тер­ную мета­фо­ру позна­ния, суть кото­рой заклю­ча­ет­ся в том, что позна­ва­тель­ные спо­соб­но­сти чело­ве­ка мож­но упо­до­бить рабо­те компьютера. 

Выде­ляя в самом ком­пью­те­ре систе­му вво­да-выво­да инфор­ма­ции, цен­траль­ный про­цес­сор, а так­же опе­ра­тив­ную и посто­ян­ную память, когни­тив­ные пси­хо­ло­ги по ана­ло­гии делят и чело­ве­че­скую память – на дол­го­вре­мен­ную и крат­ко­вре­мен­ную соответственно. 

Такая двух­ком­по­нент­ная модель была впер­вые пред­ло­же­на в 1965 г. Нэн­си Во и Дональ­дом Нор­ма­ном. Соглас­но их постро­е­ни­ям, крат­ко­вре­мен­ная память свя­за­на пре­иму­ще­ствен­но с обес­пе­че­ни­ем реше­ния теку­щих задач (напри­мер, нам необ­хо­ди­мо запом­нить код досту­па из СМС и сра­зу же его ввести). 

Для под­дер­жа­ния хра­не­ния инфор­ма­ции в крат­ко­вре­мен­ной памя­ти тре­бу­ет­ся посто­ян­ное повто­ре­ние, бла­го­да­ря кото­ро­му инфор­ма­ция может хра­нить­ся до того момен­та, пока она не перей­дет в сле­ду­ю­щий вид памя­ти – дол­го­вре­мен­ную. В про­тив­ном слу­чае инфор­ма­ция хра­нит­ся не более 30 секунд. 

Что каса­ет­ся дол­го­вре­мен­ной памя­ти, то инфор­ма­ция в ней хра­нит­ся бес­ко­неч­но дол­го. Дол­го­вре­мен­ную память поз­же ста­ли делить на декла­ра­тив­ную (она отве­ча­ет за хра­не­ние фак­тов), про­це­дур­ную (хра­нит уме­ния и навы­ки), семан­ти­че­скую (в ней хра­нят­ся наши зна­ния об окру­жа­ю­щем нас мире) и эпи­зо­ди­че­скую (содер­жит собы­тия наше­го про­шло­го инди­ви­ду­аль­но­го опы­та) [Велич­ков­ский, 2006].

В 1968 г. модель двух­ком­по­нент­ной памя­ти была рас­ши­ре­на Д. Аткин­со­ном и Р. Шиф­ф­ри­ном. К име­ю­щим­ся двум бло­кам пси­хо­ло­ги доба­ви­ли еще один. Тре­тий блок назва­ли уль­тра­крат­ко­вре­мен­ной памя­тью, это сен­сор­ные реги­стры, инфор­ма­ция в кото­рых удер­жи­ва­ет­ся в тече­ние несколь­ких секунд для ее даль­ней­ше­го отбора. 

Коди­ро­ва­ние инфор­ма­ции в дан­ном виде памя­ти соот­вет­ству­ет орга­нам чувств: ико­ни­че­ская память отве­ча­ет за инфор­ма­цию, полу­чен­ную бла­го­да­ря зре­нию, эхо­и­че­ская – бла­го­да­ря слу­ху. Даль­ней­шее иссле­до­ва­ние памя­ти раз­ви­ва­лось пре­иму­ще­ствен­но на осно­ве трех­ком­по­нент­ной модели.

Один из вопро­сов, обсуж­дав­ший­ся в кон­тек­сте иссле­до­ва­ния памя­ти, – вопрос ее про­пуск­ной спо­соб­но­сти. Извест­но, что наша спо­соб­ность запо­ми­нать и хра­нить инфор­ма­цию огра­ни­че­на. Это объ­яс­ня­ет­ся тем, что крат­ко­вре­мен­ная память име­ет срав­ни­тель­но неболь­шой объ­ем. Соот­вет­ствен­но, чем мень­ше объ­ем крат­ко­вре­мен­ной памя­ти, тем хуже мы запо­ми­на­ем информацию. 

Одна из пер­вых гипо­тез, соглас­но кото­рой наш мозг име­ет фик­си­ро­ван­ные пре­де­лы вос­при­я­тия инфор­ма­ции, при­над­ле­жит Джор­джу Мил­ле­ру. В сво­ей ста­тьей «Маги­че­ское чис­ло семь плюс-минус два: неко­то­рые пре­де­лы нашей спо­соб­но­сти обра­ба­ты­вать инфор­ма­цию», Мил­лер пишет, что объ­ем нашей крат­ко­вре­мен­ной памя­ти равен при­мер­но 7 ± 2 еди­ниц инфор­ма­ции. То есть одно­вре­мен­но мы можем запом­нить не более семи чисел, пред­ме­тов, слов. Сей­час это чис­ло скор­рек­ти­ро­ва­ли до пяти, но глав­ное – объ­ем нашей крат­ко­вре­мен­ной памя­ти не толь­ко огра­ни­чен, он доста­точ­но неве­лик [Мил­лер, 1964, с. 192−255].

Англий­ский пси­хо­лог Алан Бэд­де­ли рас­ши­ря­ет поня­тие крат­ко­вре­мен­ной памя­ти, назы­вая ее «рабо­чей памя­тью» (1974). Модель Бэд­де­ли ока­за­лась нова­тор­ской для когни­тив­ной пси­хо­ло­гии, посколь­ку в ней объ­еди­ня­лись поня­тия о хра­не­нии инфор­ма­ции, отве­ча­ю­щей теку­щим зада­чам, и ее даль­ней­шей переработке. 

Как пишет оте­че­ствен­ный иссле­до­ва­тель Б.М. Велич­ков­ский, «рабо­чая память пред­став­ля­ет собой систе­му когни­тив­ных струк­тур и про­цес­сов для опе­ра­тив­но­го хра­не­ния и мани­пу­ля­ции инфор­ма­ци­ей» [Велич­ков­ский, 2015, с. 12]. Сего­дня пред­по­ла­га­ет­ся, что рабо­чая память лежит в осно­ве мыш­ле­ния и высо­ко­уров­не­вых когни­тив­ных процессов.

Соглас­но моде­ли Бэд­де­ли, в рабо­чей памя­ти выде­ля­ют три бло­ка: управ­ля­ю­щая систе­ма, или «цен­траль­ный испол­ни­тель», и две под­чи­ня­ю­щи­е­ся систе­мы, отве­ча­ю­щие за хра­не­ние вер­баль­ной и зри­тель­ной инфор­ма­ции. То есть в рабо­чей памя­ти выде­ля­ют так назы­ва­е­мую визу­аль­но-про­стран­ствен­ную мат­ри­цу (visuo-spatial scratch pad), кото­рая отве­ча­ет за удер­жа­ние зри­тель­но-про­стран­ствен­ной инфор­ма­ции, фоно­ло­ги­че­скую пет­лю (the phonological loop), отве­ча­ю­щую за повто­ре­ние инфор­ма­ции, и цен­траль­ный про­цес­сор (central executive) – свое­об­раз­ный «мене­джер», кон­тро­ли­ру­ю­щий пер­вые две под­си­сте­мы. Цен­траль­ный про­цес­сор, или цен­траль­ный испол­ни­тель, поз­во­ля­ет удер­жи­вать инфор­ма­цию, опе­ри­ро­вать ею и осу­ществ­лять ее даль­ней­шую пере­да­чу в дол­го­вре­мен­ную память.

Рабо­чая память исполь­зу­ет­ся для хра­не­ния инфор­ма­ции в тече­ние корот­ко­го про­ме­жут­ка вре­ме­ни, обыч­но это не более несколь­ких секунд. Напри­мер, играя в шах­ма­ты и запо­ми­ная ходы наше­го про­тив­ни­ка, мы исполь­зу­ем визу­аль­но-про­стран­ствен­ную мат­ри­цу, а когда ста­ра­ем­ся не забыть толь­ко что услы­шан­ный номер теле­фо­на – фоно­ло­ги­че­скую пет­лю, удер­жи­вая инфор­ма­цию в памя­ти бла­го­да­ря про­цес­су мно­го­крат­но­го повторения.

Рабо­чая память тес­но свя­за­на с вни­ма­ни­ем: она необ­хо­ди­ма для управ­ле­ния вни­ма­ни­ем. Мы долж­ны пом­нить теку­щую цель, на кото­рой хотим скон­цен­три­ро­вать­ся в дан­ный момент вре­ме­ни. Как часто слу­ча­лись ситу­а­ции, когда вы иде­те в ком­на­ту с опре­де­лен­ной целью, но зай­дя в нее, не може­те вспом­нить зачем сюда при­шли? Все пото­му, что рабо­чая память в этом слу­чае ока­за­лась пере­гру­же­на из-за боль­шо­го коли­че­ства объ­ек­тов или про­цес­сов, кон­ку­ри­ру­ю­щих за ваше внимание. 

Пер­вым, кто пред­по­ло­жил связь меж­ду вни­ма­ни­ем и памя­тью, был ней­ро­фи­зио­лог Роберт Деси­мон. Напри­мер, мы исполь­зу­ем подоб­ный меха­низм, когда ищем зна­ко­мое лицо в тол­пе: для того, что­бы най­ти его, мы долж­ны сохра­нять в памя­ти цель наше­го поис­ка [Клин­берг, 2010, с. 47].

Поми­мо запо­ми­на­ния инфор­ма­ции для реше­ния теку­щих целей рабо­чая память при­ме­ня­ет­ся для выпол­не­ния слож­ных когни­тив­ных задач – чте­ния, реше­ния логи­че­ских задач, про­цес­са обу­че­ния. Зача­стую память исполь­зу­ет­ся для хра­не­ния про­ме­жу­точ­ных ито­гов при реше­нии задач. 

Отве­чая на вопрос, сколь­ко будет 4 + (12 ÷ 2), мы начи­на­ем с того, что делим две­на­дцать на два и полу­ча­ем шесть. Далее мы сохра­ня­ем полу­чен­ную инфор­ма­цию в памя­ти и одно­вре­мен­но с этим извле­ка­ем сле­ду­ю­щую зада­чу – при­ба­вить к полу­чен­но­му резуль­та­ту четыре. 

Спо­соб­ность решать подоб­ные зада­чи напря­мую зави­сит от объ­е­ма нашей рабо­чей памя­ти, кото­рая помо­га­ет сохра­нять визу­аль­ную инфор­ма­цию и совер­шать мани­пу­ля­ции с ней, напри­мер сор­ти­ро­вать полу­чен­ную инфор­ма­цию и выпол­нять про­цес­сы по ее пере­ра­бот­ке. Исхо­дя из это­го, иссле­до­ва­те­ли, один из кото­рых Хайнц-Мар­тин Зюс [Там же, с. 49], про­во­дят кор­ре­ля­цию меж­ду объ­е­мом рабо­чей памя­ти и уров­нем интел­лек­та, что под­твер­жда­ет­ся мно­ги­ми тестами.

Рабо­чая память начи­на­ет фор­ми­ро­вать­ся при­мер­но в воз­расте семи меся­цев. Пер­вая зада­ча, для реше­ния кото­рой мла­де­нец вынуж­ден при­бег­нуть к сво­ей рабо­чей памя­ти, тем самым начи­ная раз­ви­вать ее, – вспом­нить, где нахо­дит­ся пустышка. 

Объ­ем рабо­чей памя­ти начи­на­ет посто­ян­но уве­ли­чи­вать­ся, пока не достиг­нет сво­е­го мак­си­му­ма при­мер­но в 25 лет. С года­ми же память начи­на­ет ухуд­шать­ся, и в воз­расте 55 лет мы воз­вра­ща­ем­ся к уров­ню раз­ви­тия памя­ти 12-лет­не­го ребен­ка [Там же, с. 64].

Имен­но рабо­чая память поз­во­ля­ет опе­ри­ро­вать сра­зу несколь­ки­ми зада­ча­ми. Людям с более раз­ви­той рабо­чей памя­тью лег­че не отвле­кать­ся на ненуж­ную инфор­ма­цию, не отве­ча­ю­щую теку­щим целям. Если же рабо­чая память раз­ви­та пло­хо, то люди не могут отли­чить глав­ный инфор­ма­ци­он­ный сти­мул от вто­ро­сте­пен­ных, и память попро­сту запол­ня­ет­ся ненуж­ной информацией. 

Напри­мер, мно­гие люди могут спо­кой­но читать кни­гу в пере­пол­нен­ном и шум­ном мет­ро­по­ли­тене, тогда как дру­гие совер­шен­но не спо­соб­ны скон­цен­три­ро­вать­ся в такой обста­нов­ке: отвле­ка­ю­щие фак­то­ры и систе­ма непро­из­воль­но­го вни­ма­ния ока­зы­ва­ют­ся силь­нее концентрации. 

Мно­го­за­дач­ность харак­тер­на и для рас­про­стра­нен­но­го в насто­я­щее вре­мя меха­низ­ма поис­ка инфор­ма­ции в Сети – веде­ния так назы­ва­е­мых «парал­лель­ных сес­сий», т. е. доста­точ­но хао­тич­но­го поис­ка нуж­но­го мате­ри­а­ла сре­ди мно­же­ства откры­тых интер­нет-вкла­док [Вой­скун­ский, 2017]. 

После таких дол­го­вре­мен­ных или досроч­но пре­рван­ных из-за нехват­ки кон­цен­тра­ции сес­сий чело­век зача­стую чув­ству­ет себя устав­шим и подав­лен­ным, посколь­ку его когни­тив­ные спо­соб­но­сти под­вер­га­ют­ся огром­ной нагрузке.

В усло­ви­ях, когда мы пыта­ем­ся погло­тить как мож­но боль­ше инфор­ма­ции, наша рабо­чая память начи­на­ет функ­ци­о­ни­ро­вать с мак­си­маль­ным напряжением. 

Инфор­ма­ци­он­ные пото­ки, с кото­ры­ми мы стал­ки­ва­ем­ся еже­днев­но, предъ­яв­ля­ют все новые и новые тре­бо­ва­ния к рабо­чей памя­ти, кото­рая уже и так, мож­но ска­зать, функ­ци­о­ни­ру­ет на пре­де­ле сво­их воз­мож­но­стей. Про­во­дя все боль­ше вре­ме­ни в Интер­не­те, мы заме­ча­ем, что теря­ем кон­цен­тра­цию и спо­соб­ность удер­жи­вать глу­би­ну чтения. 

Дело в том, что боль­шин­ство циф­ро­вых тек­стов созда­ны по прин­ци­пу гипер­тек­ста – мно­го­уров­не­вой струк­ту­ры, состо­я­щей из мно­же­ства отдель­ных неболь­ших тек­стов, инте­гри­ро­ван­ных в общий тек­сто­вый мас­сив с помо­щью элек­трон­ных ссы­лок, поз­во­ля­ю­щих чита­те­лю пере­хо­дить от одно­го фраг­мен­та тек­ста к другому.

На пер­вый взгляд плю­сы гипер­тек­ста оче­вид­ны. Напри­мер, подоб­ный фор­мат тек­ста исполь­зу­ет­ся в обу­че­нии, поз­во­ляя сде­лать чте­ние интер­ак­тив­ным, снаб­дить инфор­ма­цию допол­ни­тель­ным аудио- и видео­кон­тен­том. Из сво­е­го повсе­днев­но­го опы­та чте­ния мы зна­ем, что изоб­ра­же­ния, какие-либо допол­ни­тель­ные све­де­ния, инструк­ции – все это спо­соб­ству­ет луч­ше­му усво­е­нию про­чи­тан­но­го. Подоб­ный эффект ока­зы­ва­ют и тща­тель­но спро­ек­ти­ро­ван­ные пре­зен­та­ции, мате­ри­ал кото­рых под­креп­лен иллю­стра­тив­ным пояснением. 

При­ме­не­ние тако­го тек­ста в обу­че­нии осно­вы­ва­ет­ся на пред­по­ло­же­нии, что наш мозг исполь­зу­ет раз­лич­ные кана­лы по обра­бот­ке посту­па­ю­щей инфор­ма­ции. В неко­то­рых слу­ча­ях под­креп­ле­ние тек­ста аудио- и видео­ма­те­ри­а­лом может помочь при рас­се­ян­ном вни­ма­нии, т. к. один источ­ник инфор­ма­ции ком­пен­си­ру­ет­ся другим. 

Каза­лось бы, Интер­нет устро­ен по тако­му же прин­ци­пу, одна­ко глав­ная про­бле­ма заклю­ча­ет­ся в том, что инфор­ма­ция здесь не сба­лан­си­ро­ва­на, а явля­ет­ся «кон­цен­тра­ци­ей фраг­мен­ти­ро­ван­ной меша­ни­ны» [Карр, 2012]. Интер­нет изна­чаль­но устро­ен так, что­бы мак­си­ми­зи­ро­вать коли­че­ство пере­хо­дов по ссыл­кам, тем самым попут­но пре­ры­вая и рас­се­и­вая наше внимание.

Интер­ак­тив­ность и содер­жа­тель­ность гипер­тек­ста, отме­чен­ные в каче­стве его пре­иму­ществ, при­во­дят к созда­нию слож­но­го про­дук­та, кото­рый уве­ли­чи­ва­ет когни­тив­ную нагруз­ку на мозг в отли­чие от чте­ния обыч­но­го линей­но­го тек­ста, не снаб­жен­но­го допол­ни­тель­ны­ми ссылками. 

Уче­ные пред­по­ло­жи­ли, что обра­бот­ка гипер­тек­ста предъ­яв­ля­ет повы­шен­ные тре­бо­ва­ния к нашей рабо­чей памя­ти [DeStefano, LeFevre, 2007]. При чте­нии гипер­тек­ста пре­фрон­таль­ная кора наше­го моз­га поми­мо обра­бот­ки мно­же­ства сен­сор­ных сти­му­лов, дохо­дя до какой-либо ссыл­ки, оста­нав­ли­ва­ет вни­ма­ние и при­ни­ма­ет реше­ние – перей­ти по ней или нет, при­чем зача­стую такой выбор нами не осо­зна­ет­ся. Это застав­ля­ет каж­дый раз отвле­кать­ся от инфор­ма­ции, на интер­пре­та­ции кото­рой мы сосре­до­то­че­ны в дан­ный момент. 

При частых повто­рах оце­ни­ва­ния ссы­лок для даль­ней­шей нави­га­ции нам ста­но­вит­ся все слож­нее удер­жи­вать свое вни­ма­ние на теку­щей цели и запо­ми­нать про­чи­тан­ное. Наша рабо­чая память пере­гру­жа­ет­ся. При чте­нии линей­но­го тек­ста выбор даль­ней­ших дей­ствий неве­лик: мы можем либо при­сту­пить к чте­нию сле­ду­ю­ще­го пара­гра­фа, вер­нуть­ся к преды­ду­ще­му, либо совсем оста­но­вить чте­ние. Для чита­те­ля гипер­тек­ста коли­че­ство таких дей­ствий воз­рас­та­ет в разы, ему предо­став­ля­ет­ся пол­ная сво­бо­да в выбо­ре после­до­ва­тель­но­сти про­чте­ния материала. 

Иссле­до­ва­ние пока­за­ло, что чем боль­ше гипер­текст содер­жит ссы­лок, тем бóль­шая созда­ет­ся когни­тив­ная нагруз­ка. Кро­ме того, важ­на сама струк­ту­ра ссы­лок: боль­ше меша­ют пони­ма­нию ссыл­ки на семан­ти­че­ски уда­лен­ную инфор­ма­цию, чем ссыл­ки на тес­но свя­зан­ную с глав­ной темой [Ibid.].

Последствия цифровой эпохи: поколение Z

В насто­я­щее вре­мя объ­ек­том иссле­до­ва­ний для ней­ро­био­ло­гов ста­но­вит­ся так назы­ва­е­мое поко­ле­ние Z, или циф­ро­вое поко­ле­ние, – поко­ле­ние людей, родив­ших­ся после 1995 г., т. е. тех, чей пери­од пси­хо­ло­ги­че­ско­го и соци­аль­но­го ста­нов­ле­ния при­шел­ся на пик раз­ви­тия высо­ко­тех­но­ло­гич­ной культуры. 

Исхо­дя из посту­ла­та о ней­ро­пла­стич­но­сти моз­га, кото­рая зача­стую рас­смат­ри­ва­ет­ся как резуль­тат адап­та­ции к окру­жа­ю­щей сре­де, уче­ные дела­ют заклю­че­ние о ней­ро­ко­гни­тив­ной раз­ни­це меж­ду людь­ми, при­над­ле­жа­щи­ми к раз­ным поко­ле­ни­ям (отсю­да и само раз­де­ле­ние на поко­ле­ния X, Y, Z). 

Гэри Смолл срав­ни­вал моз­го­вую актив­ность двух групп людей – digital native, или корен­ных жите­лей циф­ро­во­го мира (поко­ле­ние Z), и циф­ро­вых имми­гран­тов (более ран­ние поко­ле­ния), неадап­ти­ро­ван­ных к новым циф­ро­вым тех­но­ло­ги­ям, т. к. бóль­шая часть их жиз­ни про­шла в «доциф­ро­вой» среде. 

Под­клю­чив актив­ных поль­зо­ва­те­лей Интер­не­та и тех, кто вооб­ще не исполь­зу­ет в сво­ей повсе­днев­ной жиз­ни ком­пью­тер, к маг­нит­но-резо­нанс­но­му томо­гра­фу, Смолл с кол­лек­ти­вом уче­ных поста­вил перед испы­ту­е­мы­ми зада­чу по поис­ку инфор­ма­ции в Сети для реше­ния кон­крет­ных, в основ­ном быто­вых, задач. 

Экс­пе­ри­мент пока­зал, что в про­цес­се поис­ка инфор­ма­ции, у актив­ных поль­зо­ва­те­лей Интер­не­та акти­ви­ро­ва­лись часть моз­га, отве­ча­ю­щая за при­ня­тие реше­ний, крат­ко­сроч­ное хра­не­ние инфор­ма­ции – дор­со­ла­те­раль­ная часть пре­фрон­таль­ной коры голов­но­го моз­га. Спу­стя пять дней экс­пе­ри­мен­та такая же моз­го­вая актив­ность нача­ла про­яв­лять­ся и у груп­пы людей, кото­рые до это­го не поль­зо­ва­лись Интер­не­том [Small, Vorgan, 2009, p. 42–49].

Таким обра­зом, фор­ми­ру­ет­ся спе­ци­фи­че­ский и совер­шен­но новый когни­тив­ный стиль поко­ле­ния Z. Посто­ян­ное нахож­де­ние в вир­ту­аль­ной сре­де с ран­не­го воз­рас­та выра­ба­ты­ва­ет навык нели­ней­но­го вос­при­я­тия: вме­сто того что­бы обра­щать вни­ма­ния на дета­ли, мы момен­таль­но схва­ты­ва­ет весь образ целиком. 

Появ­ля­ет­ся спо­соб­ность отде­лять глав­ный визу­аль­ный объ­ект в вир­ту­аль­ном про­стран­стве от вто­рич­ных, «загряз­ня­ю­щих» окру­же­ние, напри­мер, мы без тру­да видим нуж­ную нам кноп­ку сре­ди десят­ков мига­ю­щих реклам­ных бан­не­ров [Голу­бин­ская, 2016, с. 161–167].

Инте­рес­но в дан­ном дис­кур­се рас­кры­ва­ет­ся поня­тие тран­сак­тив­ной памя­ти, тра­ди­ци­он­но обо­зна­чав­шей объ­еди­нен­ную память несколь­ких или более людей. В циф­ро­вую эпо­ху люди все боль­ше пред­по­чи­та­ют запо­ми­нать не саму инфор­ма­цию, а толь­ко место в Сети, где ее мож­но впо­след­ствии отыс­кать, путь к ней [Sparrow, Liu, Wenger, 2011, p. 776–778].

Подоб­ный фено­мен назы­ва­ют «гуг­ли­за­ция мыш­ле­ния», а поко­ле­ние полу­ча­ет еще одно наиме­но­ва­ние – «поко­ле­ние Google». Зача­стую подоб­ное парт­нер­ство тран­сак­тив­ной памя­ти чело­ве­ка и ком­пью­те­ра при­во­дит к когни­тив­ным искажениям. 

Напри­мер, Интер­нет начи­на­ет вос­при­ни­мать­ся как часть лич­ных умствен­ных спо­соб­но­стей чело­ве­ка, или чело­век все чаще начи­на­ет сомне­вать­ся в соб­ствен­ных лич­ных зна­ни­ях в поль­зу най­ден­ной инфор­ма­ции в Сети [Голу­бин­ская, 2016, с. 161– 167]. 

Все это ведет к упад­ку куль­ту­ры, а куль­ту­ра, по сло­вам Нико­ла­са Кар­ра, – это «нечто боль­шее, чем сово­куп­ность “миро­вой инфор­ма­ции”, как счи­та­ет Google. Это то, что невоз­мож­но пре­вра­тить в бинар­ный код и загру­зить в Сеть. Для того что­бы выжить, куль­ту­ра долж­на обнов­лять­ся в моз­ге пред­ста­ви­те­лей каж­до­го поко­ле­ния. Отдай­те вос­по­ми­на­ния на аут­сор­синг, и куль­ту­ра увя­нет» [Карр, 2012].

Неко­то­рые иссле­до­ва­те­ли пола­га­ют, что про­бле­ма инфор­ма­ци­он­но­го пере­на­сы­ще­ния, тех­но­ген­но­го исто­ще­ния и пере­на­гру­жен­но­сти моз­га – про­бле­ма вре­мен­ная. Исхо­дя все из того же прин­ци­па ней­ро­пла­стич­но­сти, наш мозг рано или позд­но адап­ти­ру­ет­ся к циф­ро­вым тех­но­ло­ги­ям и вир­ту­аль­но­му пространству. 

В каче­стве одно­го из меха­низ­мов адап­та­ции к новым усло­ви­ям, я хочу оста­но­вить­ся на так назы­ва­е­мой когни­тив­ной гим­на­сти­ке. Имен­но бла­го­да­ря тому, что мозг пла­сти­чен, его мож­но и нуж­но тре­ни­ро­вать, в осо­бен­но­сти – обла­сти моз­га, име­ю­щие отно­ше­ние к рабо­чей памя­ти, дефи­цит объ­е­ма кото­рой, как мы уви­де­ли ранее, нега­тив­но ска­зы­ва­ет­ся на нашем само­чув­ствии и само­ощу­ще­нии в усло­ви­ях посто­ян­но­го инфор­ма­ци­он­но­го перенапряжения. 

Неслу­чай­но совре­мен­ные дети, бук­валь­но рож­ден­ные с элек­трон­ным гад­же­том в руке, не испы­ты­ва­ют подоб­ных труд­но­стей во вза­и­мо­дей­стви­ях с инфор­ма­ци­он­ной сре­дой – их мозг изна­чаль­но адап­ти­ро­ван к таким условиям. 

Ряд упраж­не­ний для тре­ни­ров­ки рабо­чей памя­ти пред­став­лен в упо­мя­ну­той ранее кни­ге «Пере­гру­жен­ный мозг». Преж­де все­го дан­ные упраж­не­ния направ­ле­ны на тех, кто испы­ты­ва­ет затруд­не­ния с запо­ми­на­ни­ем (в неко­то­рых слу­ча­ях в кон­троль­ную груп­пу испы­ту­е­мых вхо­дят и дети с СДВГ), и осно­вы­ва­ют­ся на про­стых тестах на память и вни­ма­ние, еже­днев­ное про­хож­де­ние кото­рых спо­соб­ству­ет тре­ни­ров­ке моз­го­вой активности. 

Помощь в подоб­ной когни­тив­ной гим­на­сти­ке спо­соб­ны ока­зать и ком­пью­тер­ные игры. Ряд иссле­до­ва­ний пока­зал, что они спо­соб­ны ока­зы­вать поло­жи­тель­ное воз­дей­ствие на ско­рость реак­ции на зри­тель­ные сиг­на­лы, вни­ма­тель­ность, спо­соб­ность ори­ен­ти­ро­вать­ся в про­стран­стве [Клин­берг, 2010; Small, Vorgan, 2009]. 

В 2020 г. япон­ская ком­па­ния по про­из­вод­ству видео­игр «Nintendo»планирует выпуск игры для пор­та­тив­ных при­ста­вок «Dr Kawashima’s Brain Training for Nintendo Switch». Игра состо­ит из раз­лич­ных упраж­не­ний и голо­во­ло­мок, в кото­рых про­ве­ря­ет­ся объ­ем крат­ко­вре­мен­ной памя­ти, ско­рость обра­бот­ки инфор­ма­ции и дру­гие когни­тив­ные спо­соб­но­сти. Свои резуль­та­ты мож­но отоб­ра­жать в рей­тин­ге игро­ков, сорев­но­вать­ся с дру­зья­ми и даже участ­во­вать в меж­ду­на­род­ных тур­ни­рах. В преды­ду­щих вер­си­ях игры ком­па­ния «Nintendo» дела­ла акцент на том, что дан­ная игра в первую оче­редь адре­со­ва­на людям пожи­ло­го воз­рас­та в каче­стве про­фи­лак­ти­ки деменции.

* * *

В сво­ей ста­тье я попы­та­лась пока­зать, как совре­мен­ная циф­ро­вая эпо­ха вли­я­ет на когни­тив­ные спо­соб­но­сти чело­ве­ка, в первую оче­редь на вни­ма­ние и память. 

В насто­я­щее вре­мя про­ис­хо­дя­щим изме­не­ни­ям труд­но дать одно­знач­ную оцен­ку. Ино­гда кажет­ся, что совре­мен­ный чело­век бук­валь­но «оглох» от окру­жа­ю­ще­го его повсе­мест­но инфор­ма­ци­он­но­го шума. Но сто­ит пони­мать, что нега­тив­ное воз­дей­ствие ока­зы­ва­ют не объ­е­мы инфор­ма­ции и не сама инфор­ма­ция как таковая. 

Хотя суще­ству­ет мне­ние, что инфор­ма­ция ста­но­вит­ся про­ще и в какой-то сте­пе­ни при­ми­тив­нее, аргу­мен­ти­ро­ван­ной пред­став­ля­ет­ся и про­ти­во­по­лож­ная точ­ка зре­ния, соглас­но кото­рой куль­ту­ра, наобо­рот, с каж­дым годом все услож­ня­ет­ся, посколь­ку окру­жа­ю­щая дей­стви­тель­ность с каж­дым днем тре­бу­ет от нас все боль­ше­го интел­лек­ту­аль­но­го напря­же­ния [Клин­берг, 2010]. 

Стал­ки­ва­ясь с новы­ми инфор­ма­ци­он­ны­ми зада­ча­ми, интел­лект испы­ты­ва­ет мак­си­маль­ную нагруз­ку, но это при­во­дит к совер­шен­ство­ва­нию наших когни­тив­ных спо­соб­но­стей. Мы дей­стви­тель­но ста­но­вим­ся умнее, чем 10 лет назад (так назы­ва­е­мый эффект Флин­на [Карр, 2012]), но наших интел­лек­ту­аль­ных ресур­сов зача­стую не хва­та­ет, новые тре­бо­ва­ния пре­вы­ша­ют наши спо­соб­но­сти, и мы начи­на­ем испы­ты­вать труд­но­сти с кон­цен­тра­ци­ей, памятью. 

Коли­че­ство еже­днев­но полу­ча­е­мых элек­трон­ных писем, в том чис­ле не несу­щих в себе какой-либо цен­ной инфор­ма­ции, вырос­ло в десят­ки и даже сот­ни раз. Так как стрем­ле­ние полу­чать как мож­но боль­ше зна­ний о мире для выра­бот­ки наи­бо­лее выиг­рыш­ных стра­те­гий пове­де­ния и выжи­ва­ния – это при­род­ный инстинкт, то чело­век, наце­лен­ный на посто­ян­ный поиск инфор­ма­ции, видит в Интер­не­те и совре­мен­ной инфор­ма­ци­он­ной сре­де основ­ной источ­ник для удо­вле­тво­ре­ния сво­е­го «инфор­ма­ци­он­но­го голода». 

В ситу­а­ции изоби­лия инфор­ма­ции неуди­ви­тель­но, что чело­век в надеж­де охва­тить как мож­но бóль­шие объ­е­мы инфор­ма­ции теря­ет­ся и созна­тель­но пред­по­чи­та­ет углуб­лен­но­му мыш­ле­нию поверх­ност­ное сколь­же­ние «по вер­хам» новост­ных заголовков. 

Как пишет Нико­лас Карр, «ска­ни­ро­ва­ние инфор­ма­ции, преж­де носив­шее вспо­мо­га­тель­ную функ­цию и исполь­зо­вав­ше­е­ся лишь для того, что­бы понять, какие источ­ни­ки заслу­жи­ва­ют более при­сталь­но­го изу­че­ния, в наши дни при­об­ре­та­ет боль­шее зна­че­ние – имен­но таким обра­зом мы начи­на­ем соби­рать и оце­ни­вать раз­но­об­раз­ную инфор­ма­цию… Мы пере­жи­ва­ем то, что мож­но назвать обрат­ной тра­ек­то­ри­ей раз­ви­тия циви­ли­за­ции: из людей, зани­ма­ю­щих­ся куль­ти­ви­ро­ва­ни­ем лич­но­го зна­ния, мы пре­вра­ща­ем­ся в охот­ни­ков и соби­ра­те­лей в лесу элек­трон­ных зна­ний» [Там же].

Я раз­де­ляю мне­ние спе­ци­а­ли­стов, пола­га­ю­щих, что адап­та­ция к усло­ви­ям совре­мен­ной инфор­ма­ци­он­ной эпо­хи есте­ствен­на и неиз­беж­на. Мы не можем отка­зать­ся от инфор­ма­ци­он­ных тех­но­ло­гий, кото­рые уже ста­ли неотъ­ем­ле­мой частью нашей повсе­днев­ной жиз­ни, делая ее удоб­нее, полез­нее и многограннее. 

Нам необ­хо­ди­мо при­спо­со­бить­ся к жиз­ни с эти­ми тех­но­ло­ги­я­ми, научить­ся вза­и­мо­дей­ство­вать с искус­ствен­но создан­ной сре­дой, не нано­ся при этом ущерб сво­ей лич­но­сти. Для реше­ния этой зада­чи потре­бу­ют­ся кол­лек­тив­ные уси­лия мно­гих спе­ци­а­ли­стов – от ней­ро­био­ло­гов и раз­ра­бот­чи­ков совре­мен­ных тех­ни­че­ских устройств до педа­го­гов. Но преж­де все­го необ­хо­ди­мы уси­лия обыч­ных людей, кото­рые долж­ны трез­во осо­зна­вать воз­мож­ные послед­ствия циф­ро­вой эпохи.

Список литературы

1. Велич­ков­ский, 2015 – Велич­ков­ский Б.Б. Рабо­чая память чело­ве­ка: струк­ту­ра и меха­низ­мы. М.: Коги­то-центр, 2015. 247 с.
2. Велич­ков­ский, 2006 – Велич­ков­ский Б.М. Когни­тив­ная нау­ка: Осно­вы пси­хо­ло­гии позна­ния: в 2 т. Т. 1. М.: Изда­тель­ский центр «Ака­де­мия», 2006. 432 с.
3. Вой­скун­ский, 2017 – Вой­скун­ский А.Е. Интер­нет как про­стран­ство позна­ния: пси­хо­ло­ги­че­ские аспек­ты при­ме­не­ния гипер­тек­сто­вых струк­тур // Совре­мен­ная зару­беж­ная пси­хо­ло­гия. 2017. Т. 6. № 4. С. 7‒20.
4. Голу­бин­ская, 2016 – Голу­бин­ская А.В. Ней­ро­ко­гни­тив­ный под­ход к иссле­до­ва­нию поко­ле­ния Z // Меж­ду­на­род­ный жур­нал гума­ни­тар­ных и есте­ствен­ных наук. 2016. № 1. С. 161‒167.
5. Карр, 2012 – Карр Н. Пустыш­ка: Что Интер­нет дела­ет с наши­ми моз­га­ми. СПб.: Best Business Books, 2012. 256 с.
6. Клин­берг, 2010 – Клин­берг Т. Пере­гру­жен­ный мозг. Инфор­ма­ци­он­ный поток и пре­де­лы рабо­чей памя­ти. М.: Ломо­но­совъ, 2010. 208 с.
7. Мил­лер, 1964 – Мил­лер Д.А. Маги­че­ское чис­ло семь плюс-минус два: неко­то­рые огра­ни­че­ния в нашей спо­соб­но­сти обра­ба­ты­вать инфор­ма­цию // Инже­нер­ная пси­хо­ло­гия. Сбор­ник ста­тей / Пер. с англ., под ред. Д.Ю. Пано­ва, В.П. Зин­чен­ко. М.: Про­гресс, 1964. С. 192‒255.
8. Пост­ман, 2003, web – Пост­ман Н. Инфор­ми­ру­ем­ся до смер­ти / 2003. 
9. Тоф­флер, 1999 – Тоф­флер Э. Тре­тья вол­на. М.: АСТ, 1999. 781 с.
10. Хай­дег­гер, 1993 – Хай­дег­гер М. Вре­мя и бытие (ста­тьи и выступ­ле­ния). М.: Рес­пуб­ли­ка, 1993. 447 с.
11. Ясперс, 1991 – Ясперс К. Исто­ки исто­рии и ее цель. М.: Поли­т­из­дат, 1991. 527 c. DeStefano, LeFevre, 2007 – DeStefano D., LeFevre J.A. Cognitive load in hypertext reading:
12. A review // Computers in Human Behavior. 2007. Vol. 23. No. 3. P. 1616‒1641.
13. Small, Vorgan, 2009 – Small G., Vorgan G. iBrain: Surviving the Technological Alteration of the Modern Mind. N.Y.: Harper Collis, 2009. 255 p.
14. Sparrow, Liu, Wenger, 2011 – Sparrow B., Liu J., Wenger D.M. Google effects on memory: Cognitive consequences of having information at our fingertips // Science. 2011. Vol. 333. No. 6043. P. 776−778.

Иссле­до­ва­ние про­ве­де­но при под­держ­ке Сове­та по гран­там Пре­зи­ден­та Рос­сий­ской Феде­ра­ции для госу­дар­ствен­ной под­держ­ки моло­дых рос­сий­ских уче­ных (про­ект № МД-178.2019.6 «Транс­фор­ма­ции само­со­зна­ния и позна­ва­тель­ной дея­тель­но­сти чело­ве­ка в ситу­а­ции инфор­ма­ци­он­но­го перенасыщения»).

Об авторе

Алек­сандра Нико­ла­ев­на Пронь­ки­на – Госу­дар­ствен­ный ака­де­ми­че­ский уни­вер­си­тет гума­ни­тар­ных наук, фило­соф­ский факуль­тет, Москва, Рос­сий­ская Федерация.

Смот­ри­те также:

• Иса­ко­ва И.А., Янак А.Л. Инфор­ма­ти­за­ция и гад­же­ти­за­ция совре­мен­но­го обще­ства и детства
• Кара­ба­но­ва О.А., Мол­ча­нов С.В. Рис­ки нега­тив­но­го воз­дей­ствия инфор­ма­ци­он­ной про­дук­ции на пси­хи­че­ское раз­ви­тие и пове­де­ние детей и подростков
• Край­ню­ков С. В. Вли­я­ние совре­мен­ных инфор­ма­ци­он­ных тех­но­ло­гий на кар­ти­ну мира человека
• Руб­цо­ва О.В. Циф­ро­вые тех­но­ло­гии как новое сред­ство опосредования