Бочавер А.А., Хломов К.Д. Кибербуллинг: травля в пространстве современных технологий

Дан­ная рабо­та явля­ет­ся про­дол­же­ни­ем ста­тьи «Бул­линг как объ­ект иссле­до­ва­ний и куль­тур­ный фено­мен» Боча­вер А.А. и Хло­мо­ва К.Д.

---

Введение

Совре­мен­ное про­стран­ство повсе­днев­но­го обще­ния харак­те­ри­зу­ет­ся яркой новой осо­бен­но­стью, а имен­но его рас­про­стра­не­ни­ем в вир­ту­аль­ный мир. И если для нынеш­них взрос­лых навы­ки обще­ния с помо­щью элек­трон­ных писем, мгно­вен­ных сооб­ще­ний, чатов явля­ют­ся над­строй­кой над уже при­об­ре­тен­ны­ми навы­ка­ми обще­ния вжи­вую, то нынеш­ние дети и под­рост­ки осва­и­ва­ют и те и дру­гие навы­ки прак­ти­че­ски одновременно. 

В отно­ше­нии под­рост­ков мож­но гово­рить о том, что про­цесс соци­а­ли­за­ции в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни пере­ме­ща­ет­ся в Интер­нет (Кон­драш­кин, Хло­мов, 2012) — вме­сте со зна­ком­ства­ми, рефе­рент­ны­ми груп­па­ми, осво­е­ни­ем раз­лич­ных соци­аль­ных ролей и норм. Все те ком­му­ни­ка­тив­ные про­цес­сы, кото­рые про­ис­хо­дят в обыч­ном соци­о­фи­зи­че­ском про­стран­стве, как бы «дуб­ли­ру­ют­ся», ино­гда уси­ли­ва­ясь, а ино­гда ком­пен­си­ру­ясь вир­ту­аль­ным обще­ни­ем, одна­ко в любом слу­чае обрас­тая новы­ми чер­та­ми. И хотя исто­ри­че­ски вир­ту­аль­ное бытие, оче­вид­но, вто­рич­но по отно­ше­нию к реаль­но­му, мож­но ожи­дать и обрат­но­го вли­я­ния, и пере­но­са ком­му­ни­ка­тив­ных ситу­а­ций и пра­вил, рас­про­стра­нен­ных в Интер­не­те, в «реаль­ное» про­стран­ство общения.

Появ­ле­ние Интер­не­та поз­во­ли­ло состо­ять­ся «вир­ту­аль­но­му обще­нию», кото­рое ста­ло для мно­гих ресур­сом и откры­ло допол­ни­тель­ные соци­аль­ные возможности. 

Ано­ним­ность, допу­сти­мая в Интер­не­те, поз­во­ля­ет чело­ве­ку экс­пе­ри­мен­ти­ро­вать с раз­ны­ми соци­аль­ны­ми роля­ми и раз­ны­ми Я, не боясь нега­тив­ной оцен­ки или соци­аль­ных санк­ций, кото­рые бы после­до­ва­ли при обще­нии вживую. 

Это под­твер­жда­ет­ся дан­ны­ми 2005 г., соглас­но кото­рым чет­верть под­рост­ков в Интер­не­те при­тво­ря­ют­ся, что они дру­го­го пола, воз­рас­та, этно­са, поли­ти­че­ских взгля­дов, сек­су­аль­ной ори­ен­та­ции, чем на самом деле; чуть боль­ше поло­ви­ны име­ют боль­ше одно­го элек­трон­но­го адре­са или ник­ней­ма (Lenhart et al., 2005). 

По дру­гим дан­ным, 39% под­рост­ков пыта­лись разыг­рать кого-то или пред­став­ля­лись дру­гим чело­ве­ком в обмене мгно­вен­ны­ми сооб­ще­ни­я­ми (Lenhart et al., 2001). 

С одной сто­ро­ны, это может быть полез­но под­рост­ку, кото­рый ищет слу­чая узнать боль­ше о себе. Одна­ко, с дру­гой сто­ро­ны, вир­ту­аль­ное обще­ние созда­ло рис­ки, свя­зан­ные с новы­ми вари­ан­та­ми отве­тов среды. 

Напри­мер, ано­ним­ность повы­ша­ет веро­ят­ность встре­чи под­рост­ка в Интер­не­те и, воз­мож­но, в реаль­ном мире с кем-то, кто тоже исполь­зу­ет вымыш­лен­ную роль и явля­ет­ся вовсе не тем, кем пред­став­ля­ет­ся, а так­же сни­жа­ет при­выч­ный уро­вень стыд­ли­во­сти и про­во­ци­ру­ет такие фор­мы пове­де­ния (напри­мер, испо­ве­даль­ность), кото­рые не прак­ти­ку­ют­ся в реаль­ной жиз­ни. Одна­ко автор и участ­ни­ки ситу­а­ции могут быть рас­шиф­ро­ва­ны, что может обо­ра­чи­вать­ся пси­хо­ло­ги­че­ской травмой. 

Ано­ним­ность сни­жа­ет уро­вень лич­ной ответ­ствен­но­сти и пре­вра­ща­ет кле­вет­ни­ка в эле­мент почти симуль­тан­ной инфор­ма­ци­он­ной сре­ды, где лег­ко укрыть­ся от агрес­сии обиженного.

При повсе­мест­ном исполь­зо­ва­нии Интер­не­та и актив­ных вир­ту­аль­ных ком­му­ни­ка­ци­ях вста­ет зада­ча уре­гу­ли­ро­ва­ния этих ком­му­ни­ка­ций и обес­пе­че­ния без­опас­но­сти поль­зо­ва­те­лей, раз­ви­тия кибер­эти­ки (Вой­скун­ский, 2010). 

Несмот­ря на рас­про­стра­нен­ность про­ти­во­по­став­ле­ния «реаль­но­го» и «вир­ту­аль­но­го» миров, меж­ду ними нет чет­кой гра­ни­цы. По сло­вам Р. Махаф­фи, иссле­до­ва­те­ля-кри­ми­но­ло­га из отде­ла кибер­пре­ступ­ле­ний (пре­ступ­ле­ний с исполь­зо­ва­ни­ем инфор­ма­ци­он­ных тех­но­ло­гий) Мини­стер­ства юсти­ции шта­та Мис­си­си­пи, Интер­нет — это Дикий, Дикий Запад XXI в., в кото­ром посто­ян­но встре­ча­ют­ся вол­ну­ю­щие при­клю­че­ния, опас­но­сти и бан­ди­ты: хотя пули, лета­ю­щие в Интер­не­те, нена­сто­я­щие, они все рав­но могут ранить (Kowalski et al., 2011).

Мы оста­но­вим­ся здесь на той сто­роне обще­ния в Интер­не­те, кото­рая пред­став­ля­ет собой отчет­ли­вую соци­аль­ную про­бле­му и нуж­да­ет­ся в обсуж­де­нии и поис­ке мето­дов реше­ния. Речь идет о кибер­бул­лин­ге — новой и стре­ми­тель­но рас­про­стра­ня­ю­щей­ся и за рубе­жом, и в Рос­сии фор­ме трав­ли, исполь­зу­ю­щей воз­мож­но­сти Интер­не­та (в первую оче­редь, ано­ним­ность и огром­ное чис­ло поль­зо­ва­те­лей) для агрес­сив­но­го пре­сле­до­ва­ния человека. 

С тех пор как в 1993 г. нор­веж­ский пси­хо­лог Д. Оль­ве­ус дал став­шее обще­при­ня­тым опре­де­ле­ние трав­ли в дет­ской и под­рост­ко­вой сре­де: «бул­линг (трав­ля) — это пред­на­ме­рен­ное систе­ма­ти­че­ски повто­ря­ю­ще­е­ся агрес­сив­ное пове­де­ние, вклю­ча­ю­щее нера­вен­ство вла­сти или силы» (Olweus, 1993), — эта тема ста­ла одной из самых обсуж­да­е­мых в кон­тек­сте дет­ских кол­лек­ти­вов (Боча­вер, Хло­мов, 2013) — как в силу трав­ма­тич­но­сти послед­ствий, так и в силу повсе­мест­ной и повсе­днев­ной распространенности. 

В послед­нее вре­мя поми­мо тра­ди­ци­он­но­го про­стран­ства бул­лин­га, где взрос­лые не отсле­жи­ва­ют ситу­а­цию — в шко­ле, на школь­ном дво­ре, на пути в шко­лу и из шко­лы, в школь­ном авто­бу­се (Craig, Pepler, 1997), появи­лись Интер­нет-пло­щад­ки, быст­ро осво­ен­ные теми, кто хотел осу­ществ­лять трав­лю, не при­бли­жа­ясь к сво­ей жерт­ве вживую. 

Агрес­сив­ное пре­сле­до­ва­ние чело­ве­ка при­об­ре­ло новые фор­мы с при­ме­не­ни­ем раз­но­об­раз­ных совре­мен­ных тех­но­ло­гий. Эти фор­мы трав­ли, назы­ва­е­мые кибер­бул­лин­гом, вызы­ва­ют силь­ную тре­во­гу у детей, роди­те­лей и спе­ци­а­ли­стов в Евро­пе и Аме­ри­ке и уже начи­на­ют появ­лять­ся в России. 

Осо­бен­ность инфор­ма­ци­он­ных про­цес­сов в Интер­не­те состо­ит в том, что отту­да ниче­го нику­да не исче­за­ет. И пото­му даже непро­ве­рен­ная стиг­ма­ти­зи­ру­ю­щая (от греч. στíγμα — «ярлык, клей­мо») инфор­ма­ция оста­ет­ся там навсе­гда. Чем доль­ше будет оправ­ды­вать­ся неви­нов­ный, чем длин­нее будет его диа­лог с кем-то неви­ди­мым, но, воз­мож­но, нахо­дя­щим­ся рядом, тем выше угро­за пси­хо­ло­ги­че­ской без­опас­но­сти жерт­вы клеветы. 

Обыч­ный бул­линг в неко­то­ром смыс­ле чест­нее и без­опас­нее, пото­му что в нем нет неопре­де­лен­но­сти, при­сут­ству­ю­щей в вир­ту­аль­ном пространстве. 

«Рос­сий­ской осо­бен­но­стью явля­ет­ся тот факт, что кибер­т­рав­ля неред­ко осу­ществ­ля­ет­ся по соци­аль­ным или наци­о­наль­ным моти­вам, фак­ти­че­ски пред­став­ляя собой раз­но­вид­ность экс­тре­мист­ских дей­ствий» (Пар­фен­тьев, 2009). Извест­ны слу­чаи суи­ци­дов, совер­шен­ных под­рост­ка­ми после киберпреследования.

Под­рост­ки высту­па­ют наи­бо­лее уяз­ви­мой груп­пой для кибер­бул­лин­га. По рос­сий­ским дан­ным, 78% детей (т.е. прак­ти­че­ски все горо­жане) от 6 до 18 лет еже­днев­но поль­зу­ют­ся Интер­не­том (Бес­па­лов, 2010). Рас­тет попу­ляр­ность соци­аль­ных сетей, где поль­зо­ва­тель заво­дит себе инди­ви­ду­аль­ный про­филь и может пуб­ли­ко­вать инфор­ма­цию раз­ной сте­пе­ни откровенности. 

При этом пони­ма­ние рис­ков, свя­зан­ных с отсут­стви­ем кон­фи­ден­ци­аль­но­сти, с нару­ше­ни­ем лич­ных гра­ниц и воз­мож­но­стью зло­упо­треб­ле­ния доступ­ной инфор­ма­ци­ей, у под­рост­ков, как и у взрос­лых неопыт­ных поль­зо­ва­те­лей, зача­стую недостаточно. 

Более 72% под­рост­ков име­ют пер­со­наль­ный про­филь в соци­аль­ных сетях. До 80% рос­сий­ских детей выкла­ды­ва­ют в сеть свою фами­лию, точ­ный воз­раст, номер шко­лы, и у тре­ти опро­шен­ных детей настрой­ки про­фи­ля поз­во­ля­ют всем видеть лич­ную инфор­ма­цию о поль­зо­ва­те­ле; за рубе­жом 62% детей выкла­ды­ва­ют в общий доступ лич­ные фото­гра­фии (Сол­да­то­ва, Зото­ва, 2011; Kowalski et al., 2011). 

При обсуж­де­нии гипо­те­ти­че­ско­го пове­де­ния при воз­ник­но­ве­нии непри­ят­ной ситу­а­ции в Интер­не­те 77% 6–9-летних детей отве­ча­ют, что обра­тят­ся за помо­щью к роди­те­лям, а сре­ди 15–17-летних 54% пла­ни­ру­ют справ­лять­ся с про­бле­мой само­сто­я­тель­но, при этом не ука­зы­вая, как имен­но (Бес­па­лов, 2010). 

Высо­кая поль­зо­ва­тель­ская актив­ность детей соче­та­ет­ся с их сла­бой осве­дом­лен­но­стью об опас­но­стях Интер­нет-про­стран­ства и спо­со­бах их избе­га­ния или пре­одо­ле­ния, в свя­зи с чем велик риск попа­да­ния детей в небез­опас­ные ситу­а­ции, и оче­вид­на необ­хо­ди­мость про­све­ще­ния и профилактики.

Кибербуллинг и его формы

Кибер­бул­линг (cyberbullying), элек­трон­ная трав­ля (electronic bullying), соци­аль­ная жесто­кость онлайн (online social cruelty) — это отдель­ное направ­ле­ние трав­ли, опре­де­ля­е­мое как пред­на­ме­рен­ные агрес­сив­ные дей­ствия, систе­ма­ти­че­ски на про­тя­же­нии опре­де­лен­но­го вре­ме­ни осу­ществ­ля­е­мые груп­пой или инди­ви­дом с исполь­зо­ва­ни­ем элек­трон­ных форм вза­и­мо­дей­ствия и направ­лен­ные про­тив жерт­вы, кото­рая не может себя лег­ко защи­тить (Smith et al., 2008, p. 376). 

Кибер­бул­линг вклю­ча­ет в себя исполь­зо­ва­ние элек­трон­ной почты, мгно­вен­ных сооб­ще­ний, веб-стра­ниц, бло­гов, фору­мов и чатов, MMSи SMS­со­об­ще­ний, онлайн-игр и дру­гих инфор­ма­ци­он­ных тех­но­ло­гий ком­му­ни­ка­ции (Kowalski et al., 2011). 

Это совсем новая область иссле­до­ва­ний с не усто­яв­шей­ся пока тер­ми­но­ло­ги­че­ской систе­мой. Неко­то­рые спе­ци­а­ли­сты счи­та­ют, что кибер­бул­линг воз­мо­жен толь­ко сре­ди детей и под­рост­ков, а когда им зани­ма­ют­ся взрос­лые, это сле­ду­ет назы­вать «кибер харас­смент» (cyber harassment) или «кибер­стал­кинг» (cyberstalking) (Aftab, 2011). Дру­гие пред­ла­га­ют исполь­зо­вать тер­мин «неци­ви­ли­зо­ван­ность онлайн» (incivility online) или «кибер­не­ци­ви­ли­зо­ван­ность» (cyber incivility) (Giumetti et al., 2012).

Как и тра­ди­ци­он­ный бул­линг, кибер­бул­линг может быть пря­мым и кос­вен­ным. Пря­мой кибер­бул­линг — это непо­сред­ствен­ные ата­ки на ребен­ка через пись­ма или сооб­ще­ния. При кос­вен­ном в про­цесс трав­ли жерт­вы вовле­ка­ют­ся дру­гие люди (как дети, так и взрос­лые), не все­гда с их согла­сия; пре­сле­до­ва­тель может взло­мать акка­унт жерт­вы и, мимик­ри­руя под хозя­и­на, рас­сы­лать с это­го акка­ун­та сооб­ще­ния зна­ко­мым жерт­вы, раз­ру­шая ком­му­ни­ка­тив­ное поле жерт­вы и порож­дая сомне­ние в его мораль­ных качествах. 

Одна из наи­бо­лее угро­жа­ю­щих ситу­а­ций — когда пре­сле­до­ва­тель пуб­ли­ку­ет в сети инфор­ма­цию, кото­рая в дей­стви­тель­но­сти под­вер­га­ет жерт­ву опас­но­сти, напри­мер, от ее име­ни раз­ме­ща­ет объ­яв­ле­ние о поис­ке сек­су­аль­ных партнеров. 

Как и тра­ди­ци­он­ная трав­ля, кибер­бул­линг вклю­ча­ет в себя кон­ти­ну­ум поступ­ков, на одном полю­се кото­ро­го дей­ствия, с тру­дом рас­по­зна­ю­щи­е­ся окру­жа­ю­щи­ми как пре­сле­до­ва­ние, а на дру­гом — жесто­кое пове­де­ние агрес­со­ра, кото­рое может при­во­дить даже к смер­ти жертвы.

Р. Коваль­ски, С. Лим­бер и П. Агат­стон в сво­ей кни­ге «Кибер­бул­линг: Бул­линг в циф­ро­вом веке» (Kowalski et al., 2011) при­во­дят сле­ду­ю­щие самые рас­про­стра­нен­ные сей­час спо­со­бы трав­ли в элек­трон­ном пространстве.

Наи­бо­лее эмо­ци­о­наль­но бур­ная фор­ма кибер­бул­лин­га — это флей­минг (англ. flaming — вос­пла­ме­не­ние), кото­рый начи­на­ет­ся с оскорб­ле­ний и пере­рас­та­ет в быст­рый эмо­ци­о­наль­ный обмен репли­ка­ми, обыч­но пуб­лич­но, реже в част­ной переписке. 

Про­ис­хо­дит меж­ду дву­мя собе­сед­ни­ка­ми с изна­чаль­но рав­ны­ми пози­ци­я­ми, одна­ко вне­зап­ная агрес­сия вно­сит дис­ба­ланс, уси­ли­ва­ю­щий­ся за счет того, что участ­ник не зна­ет, кого его про­тив­ник может при­влечь на свою сто­ро­ну в этом сражении. 

Посе­ти­те­ли фору­ма, сви­де­те­ли, могут при­со­еди­нять­ся к одной из сто­рон и раз­ви­вать гру­бую пере­пис­ку, не до кон­ца пони­мая изна­чаль­ный смысл столк­но­ве­ния и зача­стую рас­смат­ри­вая ситу­а­цию как игро­вую, в отли­чие от ини­ци­а­то­ров агрес­сив­но­го диа­ло­га. Мож­но срав­нить это с дра­кой «стен­ка на стен­ку», где участ­ни­ки не до кон­ца пони­ма­ют ни что ста­ло пово­дом кон­флик­та, ни каков кри­те­рий при­со­еди­не­ния сорат­ни­ков друг к другу.

Напо­ми­на­ю­щей флей­минг, но одно­на­прав­лен­ной фор­мой бул­лин­га явля­ет­ся харас­смент (англ. harassment — при­тес­не­ние): это адре­со­ван­ные кон­крет­но­му чело­ве­ку обыч­но настой­чи­вые или повто­ря­ю­щи­е­ся сло­ва и дей­ствия, кото­рые вызы­ва­ют у него раз­дра­же­ние, тре­во­гу и стресс, и при этом не име­ют разум­ной цели. 

Кибер­ха­рас­смент обыч­но выра­жа­ет­ся в повто­ря­ю­щих­ся оскор­би­тель­ных сооб­ще­ни­ях жерт­ве, от кото­рых она чув­ству­ет себя мораль­но уни­что­жен­ной, кото­рым она не может отве­тить по при­чине стра­ха или невоз­мож­но­сти иден­ти­фи­ци­ро­вать пре­сле­до­ва­те­ля, а ино­гда к тому же вынуж­де­на опла­чи­вать полу­чен­ные сообщения. 

Спе­ци­фи­че­скую фор­му харас­смен­та осу­ществ­ля­ют так назы­ва­е­мые гри­фе­ры (griefers) — игро­ки, целе­на­прав­лен­но пре­сле­ду­ю­щие дру­гих игро­ков в мно­го­поль­зо­ва­тель­ских онлайн-играх. Они наце­ле­ны на раз­ру­ше­ние удо­воль­ствия от игры у дру­гих игро­ков, актив­но исполь­зу­ют брань, бло­ки­ру­ют отдель­ные обла­сти игры и мошенничают. 

Это соче­та­ние ван­да­лиз­ма с трав­лей, в «мате­ри­аль­ном» мире напо­ми­на­ю­щее пове­де­ние детей, кото­рые при­хо­дят рас­топ­тать кули­чи­ки, слеп­лен­ные детьми помлад­ше в песоч­ни­це, лишая их сра­зу удо­воль­ствия и полу­чен­ных достижений. 

Извест­ны и более экс­тре­маль­ные мето­ды — напри­мер, в одной игре была раз­ме­ще­на спе­ци­аль­но создан­ная мига­ю­щая панель с дви­жу­щи­ми­ся объ­ек­та­ми, кото­рая долж­на была про­во­ци­ро­вать у игро­ков эпи­леп­ти­че­ский при­ступ. 95% люби­те­лей вир­ту­аль­но­го мира «Second life» сооб­щи­ли о том, что им встре­ча­лись гри­фе­ры (Там же). 

Еще одной фор­мой харас­смен­та явля­ет­ся трол­линг: кибер­трол­ли (cyber trolls) пуб­ли­ку­ют нега­тив­ную, вызы­ва­ю­щую тре­во­гу инфор­ма­цию на веб-сай­тах, стра­ни­цах соци­аль­ных сетей, даже на мемо­ри­аль­ных стра­ни­цах, посвя­щен­ных умер­шим людям (Famiglietti, 2011), про­во­ци­руя силь­ную эмо­ци­о­наль­ную реакцию. 

Пер­во­на­чаль­но тер­мин «трол­линг» — рыбо­лов­ный и озна­ча­ет лов­лю рыбы на блес­ну. «Реаль­ных» трол­лей обыч­но назы­ва­ют про­во­ка­то­ра­ми — это те, кто исполь­зу­ют «сла­бые места» дру­гих людей для того, что­бы с помо­щью мани­пу­ля­ции под­деть чело­ве­ка и полу­чить удо­воль­ствие от его аффек­тив­но­го взры­ва. Агрес­сор в этом слу­чае пере­жи­ва­ет ощу­ще­ние все­мо­гу­ще­ства за счет вла­сти над жерт­вой, над ее эмо­ци­о­наль­ным состоянием.

Близ­ким по смыс­лу, но менее мани­пу­ля­тив­ным и более напря­мую агрес­сив­ным явля­ет­ся кибер­стал­кинг (cyberstalking; от англ. to stalk — пре­сле­до­вать, высле­жи­вать) — исполь­зо­ва­ние элек­трон­ных ком­му­ни­ка­ций для пре­сле­до­ва­ния жерт­вы через повто­ря­ю­щи­е­ся вызы­ва­ю­щие тре­во­гу и раз­дра­же­ние сооб­ще­ния, угро­зы про­ти­во­за­кон­ных дей­ствий или повре­жде­ний, жерт­ва­ми кото­рых могут стать полу­ча­тель сооб­ще­ний или чле­ны его семьи.

Кро­ме того, стыд, тре­во­гу или страх могут вызы­вать так назы­ва­е­мые сек­сты. Сек­стинг (sexting, от англ. sex — секс и text — текст) — это рас­сыл­ка или пуб­ли­ка­ция фотои видео­ма­те­ри­а­лов с обна­жен­ны­ми и полу­об­на­жен­ны­ми людь­ми. Чем стар­ше дети, тем выше веро­ят­ность их вовле­че­ния в секстинг. 

По дан­ным иссле­до­ва­ния, 10% моло­де­жи 14–24 лет отправ­ля­ли или пуб­ли­ко­ва­ли изоб­ра­же­ния самих себя с сек­су­аль­ным под­тек­стом, 15% полу­ча­ли такие сооб­ще­ния непо­сред­ствен­но от кого-то дру­го­го (Kowalski et al., 2011). 

Сре­ди участ­ни­ков иссле­до­ва­ния аме­ри­кан­ской Наци­о­наль­ной кам­па­нии по пре­ду­пре­жде­нию под­рост­ко­вой и неже­ла­тель­ной бере­мен­но­сти 71% деву­шек и 67% юно­шей отправ­ля­ли «сек­сты» сво­им роман­ти­че­ским парт­не­рам; 21% деву­шек и 39% юно­шей отправ­ля­ли кар­тин­ки с сек­су­аль­ным под­тек­стом людям, с кото­ры­ми им бы хоте­лось иметь роман­ти­че­ские отно­ше­ния; 15% юно­шей и деву­шек отправ­ля­ли их кому-то, зна­ко­мо­му толь­ко по онлайн-обще­нию (Lenhart, 2010). 

Если часть людей рас­сы­ла­ют такие сооб­ще­ния в рам­ках гар­мо­нич­ных отно­ше­ний внут­ри пары, то дру­гие пре­сле­ду­ют при этом цели трав­ли и нане­се­ния вре­да, напри­мер, выкла­ды­вая в Интер­нет фото­гра­фии обна­жен­ной быв­шей подру­ги в каче­стве мести за болез­нен­ный раз­рыв отношений.

Еще одной фор­мой пре­сле­до­ва­ния в Интер­не­те явля­ет­ся рас­про­стра­не­ние кле­ве­ты (denigration): это пуб­ли­ка­ция и рас­сыл­ка уни­жа­ю­щей и лож­ной инфор­ма­ции о чело­ве­ке, его иска­жен­ных изоб­ра­же­ний, в част­но­сти в сек­су­а­ли­зи­ро­ван­ном и/или нано­ся­щем вред его репу­та­ции виде, и др. 

Одной из форм кле­ве­ты явля­ют­ся «онлайн слэм-буки» (online slam-books). Слэм-буки – тет­ра­ди, в кото­рых одно­класс­ни­ки раз­ме­ща­ют раз­лич­ные рей­тин­ги и ком­мен­та­рии — «кто самая кра­си­вая девуш­ка в клас­се», «кто оде­ва­ет­ся хуже всех» и т.п. Соот­вет­ствен­но, «онлайн слэм­бу­ки» — это создан­ные для раз­вле­че­ния сай­ты, где одно­класс­ни­ки пуб­ли­ку­ют подоб­ные рей­тин­ги и ком­мен­та­рии, часто гру­бые и непри­ят­ные, напри­мер, «Худ­шая пароч­ка класса». 

Плат­фор­мой для это­го часто слу­жат раз­вле­ка­тель­ные сай­ты, ори­ен­ти­ро­ван­ные на сту­ден­тов и школь­ни­ков. Неко­то­рые люди посе­ща­ют их не для того, что­бы посплет­ни­чать и оста­вить ком­мен­та­рий, а про­сто для того, что­бы про­ве­рить, не ста­ли ли сами оче­ред­ным объ­ек­том кле­ве­ты и злоб­но­го раз­вле­че­ния зна­ко­мых (Lisson, 2008).

Так­же лож­ная инфор­ма­ция рас­про­стра­ня­ет­ся при выда­че себя за дру­го­го (impersonation). Пре­сле­до­ва­тель, исполь­зуя укра­ден­ный пароль, с акка­ун­тов жерт­вы и как бы от ее лица рас­сы­ла­ет нега­тив­ную, жесто­кую или неадек­ват­ную инфор­ма­цию ее зна­ко­мым. Жерт­ва испы­ты­ва­ет силь­ное уни­же­ние при полу­че­нии обрат­ной свя­зи и часто теря­ет друзей. 

Кро­ме того, пре­сле­до­ва­тель с помо­щью паро­ля может менять пер­со­наль­ный про­филь жерт­вы на веб­сай­те, раз­ме­щать там неумест­ную, оскор­би­тель­ную инфор­ма­цию, рас­сы­лать угро­жа­ю­щие или уни­жа­ю­щие е-mail с адре­са жертвы. 

В край­нем слу­чае пре­сле­до­ва­тель может пуб­ли­ко­вать на фору­мах про­во­ци­ру­ю­щие оскор­би­тель­ные сооб­ще­ния или ком­мен­та­рии, под­пи­сы­ва­ясь име­нем жерт­вы и ука­зы­вая ее реаль­ные имя, адрес и теле­фон, тем самым ста­вя жерт­ву под угро­зу реаль­но­го пре­сле­до­ва­ния и нападения.

Рас­кры­тие сек­ре­тов и мошен­ни­че­ство (outing and trickery; outing изна­чаль­но под­ра­зу­ме­ва­ло «раз­об­ла­че­ние тай­но­го гомо­сек­су­а­ли­ста или лес­би­ян­ки») вклю­ча­ет рас­про­стра­не­ние в сети лич­ной, сек­рет­ной, кон­фи­ден­ци­аль­ной инфор­ма­ции о жертве. 

Эта фор­ма ана­ло­гич­на рас­кры­тию сек­ре­тов «в реа­ле», кото­рое так­же сопро­вож­да­ет­ся пере­жи­ва­ни­я­ми сты­да и стра­ха отвер­же­ния со сто­ро­ны жерт­вы, и отли­ча­ет­ся лишь чис­лом воз­мож­ных свидетелей.

Исклю­че­ние из сооб­ще­ства, к кото­ро­му чело­век ощу­ща­ет свою при­над­леж­ность, может пере­жи­вать­ся как соци­аль­ная смерть. Исключение/остракизм (exclusion/ostracism) из онлайн-сооб­ществ может про­ис­хо­дить в любых защи­щен­ных паро­лем сре­дах или через уда­ле­ние из «спис­ка дру­зей» (buddy list). 

Экс­пе­ри­мент пока­зал, что исклю­че­ние из Интер­нет-сооб­ще­ства сни­жа­ет само­оцен­ку участ­ни­ка и спо­соб­ству­ет тому, что в сле­ду­ю­щем сооб­ще­стве он начи­на­ет вести себя более кон­форм­но (Williams et al., 2000). 

Часто после исклю­че­ния чело­век всту­па­ет в дру­гие груп­пы (в част­но­сти, тема­ти­че­ски посвя­щен­ные мести пер­во­му сооб­ще­ству), и это поз­во­ля­ет частич­но совла­дать с пере­жи­ва­ни­я­ми; мно­же­ство «сообщ­ни­ков» при­да­ет чело­ве­ку вооду­шев­ле­ния и уси­ли­ва­ет веру в воз­мож­ность ото­мстить за ост­ра­кизм — само­сто­я­тель­но или с помо­щью чле­нов новой груп­пы. При отсут­ствии пря­мых осно­ва­ний это — ана­лог кос­вен­ной трав­ли, выра­жа­ю­щей­ся в изо­ля­ции и отвер­же­нии кого-то из чле­нов груп­пы («с ним никто не хочет сидеть», «мы с ней не дружим»).

Важ­ность для чело­ве­ка его при­зна­ния со сто­ро­ны сооб­ще­ства экс­плу­а­ти­ру­ет­ся так­же при пуб­ли­ка­ции видео­за­пи­сей физи­че­ско­го насилия/хулиганского напа­де­ния (video recording of assaults/happy slapping and hopping). 

Happy slapping — хули­ган­ское напа­де­ние на про­хо­же­го груп­пой под­рост­ков, во вре­мя кото­ро­го один из хули­га­нов сни­ма­ет про­ис­хо­дя­щее на видео­ка­ме­ру мобиль­но­го теле­фо­на. Для уси­ле­ния чув­ства уни­же­ния у жерт­вы пре­сле­до­ва­те­ли выкла­ды­ва­ют видео­за­пись напа­де­ния в Интер­нет, где тыся­чи зри­те­лей могут смот­реть и ком­мен­ти­ро­вать ее. К сожа­ле­нию, загру­зить видео­за­пись в Интер­нет гораз­до про­ще, чем уда­лить ее оттуда.

Таким обра­зом, основ­ные лейт­мо­ти­вы трав­ли в Интер­не­те — экс­плу­а­та­ция зна­чи­мо­сти рефе­рент­но­го для жерт­вы сооб­ще­ства (вовле­че­ние мно­же­ства сви­де­те­лей в разы уси­ли­ва­ет пере­жи­ва­ния сты­да, стра­ха, бес­по­мощ­но­сти и отвер­же­ния); бес­кон­троль­ное рас­про­стра­не­ние любой (лож­ной, постыд­ной, кон­фи­ден­ци­аль­ной) инфор­ма­ции; про­во­ка­ция гипер­тро­фи­ро­ван­ной аффек­тив­ной обрат­ной свя­зи от жерт­вы. Целью кибер­бул­лин­га явля­ет­ся ухуд­ше­ние эмо­ци­о­наль­но­го состо­я­ния жерт­вы и/или раз­ру­ше­ние ее соци­аль­ных отношений.

Участники кибербуллинга

Иссле­до­ва­те­ли выде­ля­ют четы­ре кате­го­рии детей, зани­ма­ю­щих­ся кибер­бул­лин­гом, в зави­си­мо­сти от моти­ва­ции к это­му заня­тию и сти­ля его осуществления: 

• «ангел мести» (ощу­ща­ет себя пра­вым, часто мстит за то, что сам ока­зал­ся жерт­вой бул­лин­га в школе);
• «жаж­ду­щий вла­сти» (похож на тра­ди­ци­он­но­го пре­сле­до­ва­те­ля со школь­но­го дво­ра, хочет кон­тро­ля, вла­сти и авто­ри­те­та, одна­ко может быть мень­ше и сла­бее сверст­ни­ков, либо может выме­щать свою злость и бес­по­мощ­ность, ока­зав­шись в состо­я­нии уяз­ви­мо­сти, напри­мер, при раз­во­де или болез­ни родителей);
• «про­тив­ная дев­чон­ка» (может быть и девоч­кой, и маль­чи­ком; зани­ма­ет­ся кибер­бул­лин­гом ради раз­вле­че­ния, свя­зан­но­го с испу­гом и уни­же­ни­ем других);
• «неумыш­лен­ные пре­сле­до­ва­те­ли» (вклю­ча­ют­ся в кибер­бул­линг по инер­ции вслед за полу­чен­ны­ми нега­тив­ны­ми сооб­ще­ни­я­ми о ком-то, часто в резуль­та­те кос­вен­ной трав­ли, в кото­рую их вовле­ка­ют как сви­де­те­лей и соучаст­ни­ков) (Aftab, 2011). 

На сего­дняш­ний день иссле­до­ва­те­ли пола­га­ют, что жерт­ва­ми кибер­бул­лин­га зача­стую ста­но­вят­ся при­мер­но те же дети, кото­рых пре­сле­ду­ют вжи­вую: по раз­ным при­чи­нам более уяз­ви­мые и менее уве­рен­ные в себе, часто име­ю­щие какие-то отли­чия во внеш­нем виде, про­ис­хож­де­нии, пове­де­нии, состо­я­нии здо­ро­вья по срав­не­нию со сверст­ни­ка­ми (Kowalski et al., 2011).

Психологическая специфика кибербуллинга

Подоб­но тра­ди­ци­он­ной трав­ле, кибер­бул­линг пред­по­ла­га­ет систе­ма­тич­ность, агрес­сив­ность и нера­вен­ство в силе/власти пре­сле­до­ва­те­ля и жертвы. 

Одна­ко власть в кибер­про­стран­стве име­ет и осо­бен­но­сти: пре­сле­до­ва­тель ано­ни­мен, может скры­вать­ся за лож­ны­ми иден­тич­но­стя­ми и обра­щать­ся к огром­ной ауди­то­рии, вни­ма­ю­щей слу­хам и кле­ве­те; вдо­ба­вок жерт­ва при­тес­не­ния доступ­на через элек­трон­ные при­спо­соб­ле­ния все­гда и вез­де (Там же). 

И если в обыч­ной трав­ле пре­сле­до­ва­те­ля могут оста­но­вить не столь­ко мораль­ные аргу­мен­ты, сколь­ко воз­мож­ные затра­ты, то кибер­бул­линг прак­ти­че­ски не тре­бу­ет ни пре­ры­вать основ­ную дея­тель­ность, ни отвле­кать­ся от нее, т.е. это очень ком­форт­ный спо­соб повы­ше­ния уров­ня адреналина.

Оста­но­вим­ся подроб­нее на осо­бен­но­стях кибер­бул­лин­га — ано­ним­но­сти, непре­рыв­но­сти, бес­чис­лен­ных неви­ди­мых сви­де­те­лях, отсут­ствии обрат­ной свя­зи и фено­мене растормаживания.

В отли­чие от тра­ди­ци­он­ной трав­ли, где агрес­сор изве­стен в лицо и его мож­но попы­тать­ся избе­жать, в кибер­про­стран­стве пре­сле­до­ва­тель часто ано­ни­мен. Жерт­ва не зна­ет, один ли пре­сле­до­ва­тель или их несколь­ко; маль­чик это или девоч­ка; стар­ше или млад­ше; зна­ко­мы ли они и не друг ли это. Такая неопре­де­лен­ность уси­ли­ва­ет тре­во­гу, жерт­ва может начи­нать фан­та­зи­ро­вать о могу­ще­стве и силе агрес­со­ра и в свя­зи с этим — о соб­ствен­ной без­за­щит­но­сти и уяз­ви­мо­сти, опи­ра­ясь на свой лич­ный про­шлый опыт, пер­со­наль­ные переживания. 

Таким обра­зом, кибер­бул­линг может быть осо­бен­но опа­сен для детей и под­рост­ков, име­ю­щих трав­ма­ти­че­ский опыт или пере­жи­ва­ю­щих отвер­же­ние внут­ри семьи.

Неопре­де­лен­ность под­креп­ля­ет­ся непре­рыв­но­стью: трав­ля через Интер­нет и сото­вые теле­фо­ны может не пре­кра­щать­ся ни днем, ни ночью. Более того, одно опуб­ли­ко­ван­ное сооб­ще­ние может рабо­тать как мно­го­ра­зо­вый акт трав­ли, вызы­вая все новые болез­нен­ные для жерт­вы ком­мен­та­рии, не счи­тая того, что жерт­ва сама может пере­чи­ты­вать полу­чен­ный оскор­би­тель­ный или угро­жа­ю­щий текст и пере­жи­вать ретравматизацию. 

Посколь­ку Интер­нет выпол­ня­ет ком­му­ни­ка­тив­ную функ­цию и явля­ет­ся про­стран­ством соци­а­ли­за­ции, жерт­ва может пере­жи­вать ситу­а­цию трав­ли как пол­ную поте­рю воз­мож­но­стей для постро­е­ния отно­ше­ний, раз­ви­тия, социализации.

На страх пре­сле­до­ва­ния у ребен­ка накла­ды­ва­ет­ся страх лише­ния досту­па к сети. Для мно­гих роди­те­лей, узнав­ших, что их ребе­нок под­вер­га­ет­ся элек­трон­но­му наси­лию, пер­вым шагом явля­ет­ся лише­ние ребен­ка воз­мож­но­сти поль­зо­вать­ся ком­пью­те­ром или сото­вым теле­фо­ном. Хотя это кажет­ся логич­ным спо­со­бом оста­но­вить поток сооб­ще­ний от пре­сле­до­ва­те­ля, для ребен­ка страх лише­ния ком­пью­те­ра пре­вы­ша­ет даже страх от про­дол­же­ния трав­ли, посколь­ку отсут­ствие досту­па к элек­трон­ной ком­му­ни­ка­ции в боль­шой сте­пе­ни анну­ли­ру­ет его соци­аль­ную жизнь. Поэто­му дети часто скры­ва­ют фак­ты элек­трон­но­го пре­сле­до­ва­ния. Лише­ние ребен­ка тех­но­ло­ги­че­ских при­спо­соб­ле­ний — это допол­ни­тель­ное нака­за­ние пострадавшего.

В ситу­а­ции кибер­бул­лин­га пре­сле­до­ва­тель не видит выра­же­ния лица жерт­вы, не слы­шит ее инто­на­ций и не зна­ет о ее эмо­ци­о­наль­ных реак­ци­ях: e-mail или мгно­вен­ные сооб­ще­ния поз­во­ля­ют ему дистан­ци­ро­вать­ся от них. 

Эмо­ци­о­наль­ная обрат­ная связь регу­ли­ру­ет чело­ве­че­ское вза­и­мо­дей­ствие; без нее нет «линей­ки», кото­рая бы помог­ла изме­рить жесто­кость пове­де­ния. Кибер­пре­сле­до­ва­тель забы­ва­ет о том, что его сооб­ще­ния на экране сво­е­го элек­трон­но­го устрой­ства чита­ет реаль­ный человек. 

Жерт­ва так­же не может видеть пре­сле­до­ва­те­ля, пред­став­лять выра­же­ния его лица, интер­пре­ти­ро­вать его инто­на­ции, что затруд­ня­ет для нее счи­ты­ва­ние смыс­ла, вло­жен­но­го в посла­ния преследователя. 

Редук­ция эмо­ци­о­наль­ной состав­ля­ю­щей в элек­трон­ных пись­мах, мгно­вен­ных сооб­ще­ни­ях ведет к силь­но­му недо­по­ни­ма­нию меж­ду участ­ни­ка­ми ком­му­ни­ка­ции и при этом к недо­оцен­ке это­го недо­по­ни­ма­ния. Таким обра­зом, ком­му­ни­ка­ция иска­жа­ет­ся в обе сто­ро­ны, при этом участ­ни­ки могут об этом не догадываться.

Хотя ино­гда участ­ни­ки сооб­ще­ства отчет­ли­во при­со­еди­ня­ют­ся к обид­чи­ку или жерт­ве, как пра­ви­ло, при­сут­ству­ет мно­же­ство мол­ча­ли­вых сви­де­те­лей, невме­ша­тель­ство кото­рых слу­жит под­держ­кой пре­сле­до­ва­те­ля и уси­ли­ва­ет и без того уни­зи­тель­ные и болез­нен­ные пере­жи­ва­ния жертвы. 

Пред­по­ло­жи­тель­но, сви­де­те­лям элек­трон­но­го наси­лия про­ще при­со­еди­нить­ся к агрес­со­ру, чем сви­де­те­лям тра­ди­ци­он­ной трав­ли, посколь­ку для это­го от них не тре­бу­ет­ся ника­ких физи­че­ских уси­лий или соци­аль­ных уме­ний; самый физи­че­ски сла­бый ребе­нок может актив­но тра­вить само­го силь­но­го, исполь­зуя совре­мен­ные технологии. 

Кро­ме того, ано­ним­ность и отсут­ствие кон­так­та лицом к лицу обез­ли­чи­ва­ют вза­и­мо­дей­ствие, поз­во­ляя с лег­ко­стью поза­быть о чело­ве­че­ской состав­ля­ю­щей вза­и­мо­дей­ствия и вос­при­ни­мать про­ис­хо­дя­щее как некую симу­ля­цию, подо­бие ком­пью­тер­ной игры.

Доз­во­лен­ная в Интер­не­те ано­ним­ность меня­ет пове­де­ние людей. Воз­мож­ность не быть иден­ти­фи­ци­ро­ван­ны­ми при­во­дит к фено­ме­ну рас­тор­ма­жи­ва­ния (disinhibition): без угро­зы нака­за­ния и соци­аль­но­го неодоб­ре­ния люди гово­рят и дела­ют вещи, кото­рые бы не ста­ли гово­рить и делать под сво­им име­нем, поз­во­ля­ют себе гораз­до боль­ше, чем при­вык­ли в обыч­ной жиз­ни, где они несут ответ­ствен­ность за свои поступ­ки и высказывания. 

Эта ано­ним­ность — ско­рее иллю­зия, чем дей­стви­тель­ность, — поль­зо­ва­те­ли остав­ля­ют «элек­трон­ные отпе­чат­ки ног» (Willard, 2006), одна­ко, даже будучи иден­ти­фи­ци­ро­ван­ным, пре­сле­до­ва­тель может утвер­ждать, что кто-то дру­гой вос­поль­зо­вал­ся его акка­ун­том, что­бы осу­ществ­лять трав­лю, и пытать­ся укло­нить­ся от наказания.

Профилактика и прекращение кибербуллинга

Итак, поль­зо­ва­те­ли Интер­не­та стал­ки­ва­ют­ся с мно­же­ством не все­гда осо­зна­ва­е­мых ими ком­му­ни­ка­тив­ных рис­ков. Что мож­но сде­лать, что­бы поста­рать­ся их предупредить? 

Борь­ба с некор­рект­ным пове­де­ни­ем в Интер­не­те дви­жет­ся по двум направ­ле­ни­ям. С одной сто­ро­ны, это раз­ви­тие тех­ни­че­ских при­спо­соб­ле­ний, огра­ни­чи­ва­ю­щих неже­ла­тель­ный кон­тент (филь­тры, цен­зу­ра), рас­по­ла­га­е­мые в соци­аль­ных сетях и на веб-сай­тах раз­но­об­раз­ные кноп­ки тре­во­ги («пожа­ло­вать­ся»), пред­на­зна­чен­ные для вклю­че­ния в непри­ят­ную ситу­а­цию сотруд­ни­ков сай­та, и настрой­ки кон­фи­ден­ци­аль­но­сти пер­со­наль­ных аккаунтов. 

С дру­гой сто­ро­ны, осу­ществ­ля­ет­ся обу­че­ние поль­зо­ва­те­лей Интер­не­та основ­ным пра­ви­лам без­опас­но­сти и кор­рект­но­го пове­де­ния по отно­ше­нию к дру­гим поль­зо­ва­те­лям. За рубе­жом суще­ству­ют спе­ци­аль­ные веб-сай­ты, посвя­щен­ные повы­ше­нию Интер­нет-гра­мот­но­сти и обу­че­нию кор­рект­но­му, неа­грес­сив­но­му и невик­тим­но­му пове­де­нию в Интернете. 

В част­но­сти, рас­смат­ри­ва­ют­ся цен­ност­ные аспек­ты тех или иных поступ­ков в интер­не­те, обсуж­да­ют­ся внут­рен­ние выбо­ры, кото­рые чело­век совер­ша­ет, пере­сы­лая чьи-то фото­гра­фии в обна­жен­ном виде, ведя себя в Интер­не­те жесто­ко, неува­жи­тель­но или шпи­о­ня за другими. 

В Руне­те сей­час интен­сив­но идет рабо­та в направ­ле­нии цен­зу­ри­ро­ва­ния кон­тен­та и раз­ви­тия филь­тров, есть и мате­ри­а­лы, посвя­щен­ные Интер­нет-без­опас­но­му пове­де­нию, — напри­мер, реко­мен­да­ции для детей, роди­те­лей и педа­го­гов в рам­ках про­ек­та «Дети онлайн» или на веб-сай­те фон­да «Дру­же­ствен­ный Рунет». 

Эти реко­мен­да­ции в основ­ном сосре­до­то­че­ны на тех­ни­че­ской сто­роне про­бле­мы (как мож­но забло­ки­ро­вать посла­ния от агрес­со­ра и кому нуж­но сооб­щить о ситу­а­ции нару­ше­ния прав) и под­чер­ки­ва­ют зна­чи­мость роди­тель­ско­го кон­тро­ля за дея­тель­но­стью детей в Интернете. 

Одна­ко соб­ствен­но пси­хо­ло­ги­че­ская сто­ро­на ситу­а­ции кибер­пре­сле­до­ва­ния — пере­жи­ва­ния и пове­де­ние жерт­вы, агрес­со­ра, сви­де­те­лей, воз­мож­ность рабо­ты с ними — в таких реко­мен­да­ци­ях рас­кры­ва­ет­ся недостаточно.

В ситу­а­ции тра­ди­ци­он­но­го бул­лин­га и кибер­бул­лин­га внут­ри кон­крет­но­го сооб­ще­ства (напри­мер, учеб­ной груп­пы) пси­хо­ло­ги­че­ская рабо­та фоку­си­ру­ет­ся на изме­не­нии каче­ства отно­ше­ний внут­ри груп­пы, что­бы в этих отно­ше­ни­ях вме­сто цен­но­сти вла­сти и пат­тер­нов доми­ни­ро­ва­ния-под­чи­не­ния и скры­то­го при­ме­не­нии наси­лия фор­ми­ро­ва­лись цен­но­сти вза­им­но­го ува­же­ния и сотрудничества.

В ситу­а­ции кибер­бул­лин­га при отсут­ствии «реаль­ных» отно­ше­ний меж­ду жерт­вой и агрес­со­ром, по-види­мо­му, основ­ной мише­нью пси­хо­ло­ги­че­ской рабо­ты долж­ны ста­но­вить­ся лич­ные гра­ни­цы жерт­вы и навы­ки обес­пе­че­ния их устойчивости. 

Тема роди­тель­ско­го кон­тро­ля как зало­га без­опас­но­сти детей в этом кон­тек­сте ста­но­вит­ся дис­кус­си­он­ной: конеч­но, погру­же­ние ребен­ка в Интер­нет — это вызов дове­рию, откры­то­сти, после­до­ва­тель­но­сти, чест­но­сти в отно­ше­ни­ях ребен­ка и родителей. 

Одна­ко ребен­ку необ­хо­ди­мо учить­ся само­сто­я­тель­но и осо­знан­но при­ни­мать реше­ния, пони­мать свои и чужие моти­вы, и Интер­нет высту­па­ет пло­щад­кой для отра­бот­ки этих навыков. 

Отно­ше­ния ребен­ка и роди­те­лей явля­ют­ся фоном и в бла­го­при­ят­ном слу­чае ресур­сом под­держ­ки в ситу­а­ци­ях, с кото­ры­ми стал­ки­ва­ет­ся ребе­нок в про­цес­се сво­ей соци­а­ли­за­ции в Интернете.

Заключение

Итак, мы пока­за­ли, как тен­ден­ция пере­ме­ще­ния тра­ди­ци­он­ных форм вза­и­мо­дей­ствия в вир­ту­аль­ное про­стран­ство транс­фор­ми­ру­ет спо­со­бы орга­ни­за­ции ситу­а­ций травли. 

Воз­мож­ность избе­жать лич­но­го кон­так­та при агрес­сив­ном вза­и­мо­дей­ствии при­во­дит к обез­ли­чи­ва­нию участ­ни­ков, ощу­ще­нию нере­аль­но­сти про­ис­хо­дя­ще­го у пре­сле­до­ва­те­ля и в конеч­ном ито­ге к тому, что пре­сле­до­ва­ние ста­но­вит­ся еще более жесто­ким в сво­ей безграничности. 

Пере­нос тако­го опы­та ком­му­ни­ка­ции, с утра­той чув­стви­тель­но­сти и отсут­стви­ем опо­ры на обрат­ную связь, в «реаль­ную жизнь» чре­ват совер­шен­но дру­гим отве­том сре­ды, при встре­че с кото­рым под­рост­ку при­дет­ся столк­нуть­ся со сво­ей соци­аль­ной некомпетентностью. 

Это под­чер­ки­ва­ет необ­хо­ди­мость раз­ра­бот­ки пси­хо­ло­ги­че­ских про­грамм по раз­ви­тию ком­му­ни­ка­тив­ных навы­ков в роли поль­зо­ва­те­лей сре­ди под­рост­ков и молодежи.

Свое­об­ра­зие и воз­мож­ные угро­зы ком­му­ни­ка­ций в Интер­не­те еще не вполне отре­флек­си­ро­ва­ны. Мы обо­зна­чи­ли ряд раз­ли­чий в обще­нии в Интер­не­те и в реаль­но­сти, о кото­рых извест­но бла­го­да­ря исследованиям. 

Одна­ко сре­ди поль­зо­ва­те­лей ред­ко прак­ти­ку­ет­ся ана­лиз про­ис­хо­дя­ще­го, нет внят­ной «систе­мы без­опас­но­сти» пове­де­ния в Интер­не­те и отчет­ли­вых эти­че­ских стан­дар­тов. В свя­зи с этим регу­ляр­но про­ис­хо­дят непри­ят­ные, а ино­гда и тра­ги­че­ские ситуации. 

В Руне­те, осо­бен­но в соци­аль­ных сетях, в насто­я­щее вре­мя идет вол­на раз­об­ла­че­ний раз­лич­ных пре­ступ­ле­ний, в кон­тек­сте кото­рых актив­но пуб­ли­ку­ют­ся и тира­жи­ру­ют­ся раз­но­об­раз­ные лич­ные све­де­ния из жиз­ни преступников. 

Очень слож­но раз­ве­сти слу­чаи, когда пуб­лич­ность про­ти­во­сто­ит замал­чи­ва­нию и обла­да­ет пози­тив­ным эффек­том для сооб­ще­ства, и ситу­а­ции, когда она тоталь­но нару­ша­ет лич­ные гра­ни­цы и (даже в рам­ках про­фес­си­о­наль­ной жур­на­лист­ской дея­тель­но­сти) пре­вра­ща­ет­ся в кибербуллинг. 

Пред­став­ля­ет­ся очень важ­ным, осо­бен­но в дет­ской и под­рост­ко­вой ауди­то­рии, раз­ви­вать осо­знан­ное и цен­ност­ное отно­ше­ние к сво­е­му пове­де­нию в Интер­не­те и транс­ли­ро­вать после­до­ва­тель­ную систе­му мер предо­сто­рож­но­сти, что­бы сни­зить риск того, что ребе­нок или под­ро­сток ока­жет­ся в роли пред­ме­та или ини­ци­а­то­ра киберпреследования.

Литература

1. Бес­па­лов, Е. И. (2010). Резуль­та­ты онлайн-иссле­до­ва­ния «Юный интер­нет-поль­зо­ва­тель» в 2010 году. 
2. Боча­вер, А. А., Хло­мов, К. Д. (2013). Бул­линг (трав­ля) как объ­ект иссле­до­ва­ний и куль­тур­ный фено­мен. Пси­хо­ло­гия. Жур­нал Выс­шей шко­лы эко­но­ми­ки, 10(3), 149–159.
3. Вой­скун­ский, А. Е. (2010). Пси­хо­ло­гия и интер­нет. М.: Акро­поль.
4. Кон­драш­кин, А.В., Хло­мов, К. Д. (2012). Деви­ант­ное пове­де­ние под­рост­ков и Интер­нет: изме­не­ние соци­аль­ной ситу­а­ции. Пси­хо­ло­гия. Жур­нал Выс­шей шко­лы эко­но­ми­ки, 9(3), 102–113.
5. Пар­фен­тьев, У. (2009). Кибер-агрес­со­ры. Дети в инфор­ма­ци­он­ном обще­стве, 2, 66–67.
6. Сол­да­то­ва, Г. В., Зото­ва, Е. Ю. (2011). Зона рис­ка: Рос­сий­ские и евро­пей­ские школь­ни­ки: про­бле­мы онлайн-соци­а­ли­за­ции. Резуль­та­ты иссле­до­ва­ния «дети Рос­сии онлайн». Дети в инфор­ма­ци­он­ном обще­стве, 7, 46–55.
7. Aftab, P. (2011). Cyberbullying: An Interview with Parry Aftab. 2011. 
8. Craig, W., & Pepler, D. J. (1997). Observations of bullying and victimization in the schoolyard.
9. Canadian Journal of School Psychology, 13, 41–60.
10. Famiglietti, C. (2011). Cyber-trolls vandalize Facebook page for Isabella Grasso. 
11. Giumetti, G. W., McKibben, E. S., Hatfield, A. L., Schroeder, A. N., & Kowalski, R. M. (2012). Cyberincivility @ work: The new age of interpersonal deviance. Cyberpsychology, Behavior and Social Networking, 15, 148–154.
12. Kowalski, R. M., Limber, S. P., & Agatston, P. W. (2011). Cyberbullying: Bullying in the digital age (2nd ed.). Chichester: Wiley-Blackwell.
13. Lenhart, A. (2010). Cyberbullying: What the research is telling us. Retrieved from http://www.pewinternet.org/Presentations/2009/18-Cyberbullying-What-the-research-is-telling-us.aspx
14. Lenhart, A., Madden, M., & Hitlin, P. (2005). Teens and technology: Youth are leading the transition to a fully and mobile nation. Retrieved from Technology.aspx
15. Lenhart, A., Rainie, L., & Lewis, O. (2001). Teenage life online. Retrieved from http://www.pewinternet.org/Reports/2001/Teenage-Life-Online.aspx
16. Lisson, M. (2008). Out-of-Control Gossip on Juicy Campus Web Site.
17. Olweus, D. (1993). Bullying at school: What we know what we can do. New York: Blackwell.
18. Smith, P. K., Mahdavi, J., Carvalho, M., Fisher, S., Russel, S., & Tippett, N. (2008). Cyber bullying: Its nature and impact in secondary school pupils. Journal of Child and Psychiatry, 49, 376–385.
19. Willard, N. (2006). Cyber bullying and cyberthreats: Responding to a challenge of online social cruelty, threats, and distress. Eugene, OR: Center for Safe and Responsible Internet Use.
20. Williams, K., Cheung, C. K. T., & Choi, W. (2000). Cyberostracism: Effects of being ignored over the Internet. Journal of Personality and Social Psychology, 40, 303–311.

Об авторах

• Алек­сандра Алек­се­ев­на Боча­вер - руко­во­ди­тель лабо­ра­то­рии соци­аль­ных и пси­хо­ло­ги­че­ских про­блем взрос­ле­ния Цен­тра соци­аль­но-пси­хо­ло­ги­че­ской адап­та­ции и раз­ви­тия под­рост­ков «Пере­кре­сток», стар­ший науч­ный сотруд­ник лабо­ра­то­рии соци­аль­но-пси­хо­ло­ги­че­ских и социо­ло­ги­че­ских мони­то­рин­го­вых иссле­до­ва­ний Меж­ве­дом­ствен­но­го ресурс­но­го цен­тра мони­то­рин­га и экс­пер­ти­зы без­опас­но­сти обра­зо­ва­тель­ной сре­ды МГППУ, кан­ди­дат пси­хо­ло­ги­че­ских наук.
• Кирилл Дани­и­ло­вич Хло­мов - руко­во­ди­тель Цен­тра соци­аль­но-пси­хо­ло­ги­че­ской адап­та­ции и раз­ви­тия под­рост­ков «Пере­кре­сток», стар­ший науч­ный сотруд­ник лабо­ра­то­рии соци­аль­но-пси­хо­ло­ги­че­ских и социо­ло­ги­че­ских мони­то­рин­го­вых иссле­до­ва­ний Меж­ве­дом­ствен­но­го ресурс­но­го цен­тра мони­то­рин­га и экс­пер­ти­зы без­опас­но­сти обра­зо­ва­тель­ной сре­ды МГППУ, кан­ди­дат пси­хо­ло­ги­че­ских наук.

Смот­ри­те также:

• Вол­ко­ва Е.Н., Вол­ко­ва И.В., Голу­бов­ская А.С. Обзор зару­беж­ных иссле­до­ва­ний по про­бле­ме кибер­бул­лин­га сре­ди под­рост­ков и молодежи
• Мар­чен­ко Ф.О., Махов­ская О.И. Пси­хо­ло­гия сете­вой агрес­сии (кибер­бул­лин­га) во вре­мя эпи­де­мии нарциссизма
• Сол­да­то­ва Г. У., Чигарь­ко­ва С. В., Льво­ва Е. Н. Онлайн-агрес­сия и подростки
• Сол­да­то­ва Г.У., Ярми­на А.Н. Кибер­бул­линг: осо­бен­но­сти, роле­вая струк­ту­ра, дет­ско-роди­тель­ские отно­ше­ния и стра­те­гии совладания