Новиков В.В., Тираспольский Л.М. Жанр виртуальной конференции

Н

Когда стро­ку дик­ту­ет чувство,
Оно на сце­ну шлет раба,
И тут кон­ча­ет­ся искусство,
И дышат поч­ва и судьба.
Б.Пастернак

Появ­ле­ние Интер­не­та во мно­гом изме­ни­ло нашу жизнь. Тем­пы его раз­ви­тия пре­вос­хо­дят все мыс­ли­мые про­гно­зы; то, что еще вче­ра каза­лось пре­хо­дя­щим капри­зом моды, сего­дня ста­ло неотъ­ем­ле­мым эле­мен­том повсе­днев­но­сти. Воз­ни­ка­ет ощу­ще­ние хао­тич­но­сти столь бур­но­го раз­ви­тия, скла­ды­ва­ю­ще­го­ся под вли­я­ни­ем слу­чай­ных факторов.

При огром­ном коли­че­стве работ, посвя­щен­ных Сети, ее вли­я­нию на пси­хи­ку чело­ве­ка и на обще­ство в целом, оста­ет­ся откры­тым вопрос о месте, кото­рое может занять Интер­нет в куль­ту­ре, и о сфе­ре его исполь­зо­ва­ния. Такое пони­ма­ние Интер­не­та невоз­мож­но в рам­ках ана­ли­за лишь вир­ту­аль­ной реаль­но­сти, необ­хо­ди­мо вклю­че­ние его в общий кон­текст всей миро­вой культуры.

Пред­ме­том наше­го иссле­до­ва­ния явля­ет­ся интер­нет-кон­фе­рен­ция, или в даль­ней­шем про­сто кон­фе­рен­ция, - неотъ­ем­ле­мая состав­ля­ю­щая мно­гих интер­не­тов­ских про­ек­тов (сай­тов). Она пред­став­ля­ет собой вир­ту­аль­ное про­стран­ство, где посе­ти­те­ли сай­та обме­ни­ва­ют­ся мне­ни­я­ми, дис­ку­ти­ру­ют и зада­ют вопро­сы специалистам.

Содер­жа­ние боль­шин­ства кон­фе­рен­ций Руне­та в насто­я­щее вре­мя состав­ля­ют отве­ты спе­ци­а­ли­ста в какой-либо обла­сти на вопро­сы нович­ка. Суще­ству­ют и более слож­ные фор­мы кон­фе­рен­ций. Они носят диа­ло­ги­че­ский харак­тер и посвя­ще­ны вопро­сам, не име­ю­щим одно­знач­ных отве­тов и допус­ка­ю­щим несколь­ко воз­мож­ных реше­ний. Имен­но в них наи­бо­лее пол­но про­яв­ля­ют­ся осо­бен­но­сти и потен­ци­аль­ные воз­мож­но­сти интернет-конференций.

Суще­ству­ю­щее поло­же­ние вещей в рус­ско­языч­ных кон­фе­рен­ци­ях напо­ми­на­ет кине­ма­то­граф в момент его зарож­де­ния, когда еще не было чет­ко сло­жив­ших­ся пред­став­ле­ний об этом жан­ре. Самые пер­вые филь­мы часто не име­ли сюже­та и копи­ро­ва­ли обыч­ную жизнь без худо­же­ствен­ной ее обра­бот­ки. В дан­ной ста­тье мы попы­та­лись опре­де­лить и про­ана­ли­зи­ро­вать жанр вир­ту­аль­ной кон­фе­рен­ции, исполь­зуя для это­го под­ход, в рам­ках кото­ро­го кон­фе­рен­ция рас­смат­ри­ва­ет­ся как худо­же­ствен­ное про­из­ве­де­ние. В этом под­хо­де нет отри­ца­ния авто­ном­но­сти и само­быт­но­сти Интер­не­та; он не отри­ца­ет при­выч­но­го его опре­де­ле­ния как ново­го спо­со­ба рас­про­стра­не­ния инфор­ма­ции, обслу­жи­ва­ю­ще­го тра­ди­ци­он­ные сфе­ры нау­ки, искус­ства, тор­гов­ли и т.д. Напро­тив, само­быт­ность и важ­ность Интер­не­та может толь­ко воз­рас­ти, когда будет опре­де­ле­но его место в чело­ве­че­ской куль­ту­ре, когда он пере­ме­стит­ся из обла­сти чисто фак­ти­че­ско­го свое­об­ра­зия — в смыс­ло­вое. Смысл обре­та­ет­ся в рам­ках мета­си­сте­мы: попыт­ка понять смысл Интер­не­та изо­ли­ро­ван­но, вне про­стран­ства куль­ту­ры, огра­ни­чи­ва­ет пони­ма­ние его потен­ци­аль­ных возможностей.

Поче­му содер­жа­ние интер­нет-кон­фе­рен­ции может рас­смат­ри­вать­ся как лите­ра­тур­ный текст? Дан­ный под­ход кажет­ся пра­во­мер­ным, посколь­ку текст вир­ту­аль­ной кон­фе­рен­ции обла­да­ет, по край­ней мере, потен­ци­аль­но мно­ги­ми свой­ства­ми худо­же­ствен­но­го про­из­ве­де­ния. Пере­чис­лим неко­то­рые из них.

В кон­фе­рен­ции раз­ные сооб­ще­ния объ­еди­не­ны общим замыс­лом веду­ще­го, текст сооб­ще­ний напол­нен фило­соф­ски­ми раз­мыш­ле­ни­я­ми, регу­ляр­но воз­ни­ка­ют неожи­дан­ные пово­ро­ты сюже­та, появ­ля­ют­ся и исче­за­ют пер­со­на­жи, для само­го участ­ни­ка сооб­ще­ния носят не толь­ко инфор­ма­ци­он­ный харак­тер, но и эти­че­ский (отста­и­ва­ние сво­ей жиз­нен­ной пози­ции). Сооб­ще­ния неред­ко афо­ри­стич­ны, образ­ны и направ­ле­ны на реше­ние эсте­ти­че­ских задач. Все эти осо­бен­но­сти харак­тер­ны для литературы.

Сле­ду­ет заме­тить, что в ана­ли­зи­ру­е­мой кон­фе­рен­ции экс­пли­цит­но про­воз­гла­ша­ет­ся необ­хо­ди­мость исполь­зо­ва­ния эсте­ти­че­ских прин­ци­пов для реше­ния задач пси­хо­ло­ги­че­ско­го вос­пи­та­ния и духов­но­го пре­об­ра­же­ния. Моде­ра­тор – веду­щий кон­фе­рен­ции, к при­ме­ру, реко­мен­ду­ет при­ме­нять сле­ду­ю­щие мето­ды искусства:

  • Создать коми­че­ский кон­текст. Напри­мер, если суще­ству­ет воз­мож­ность пошу­тить, осно­вы­ва­ясь на мате­ри­а­ле, предо­став­лен­ном гру­би­я­ном, это зача­стую луч­ший выход из поло­же­ния, пото­му что, по сло­вам Кан­та, смех (коми­че­ское) есть «раз­ре­ше­ние про­ти­во­ре­чия в ничто» .
  • Изме­нить мас­штаб вос­при­я­тия - пре­уве­ли­чить (гипер­бо­ла) или пре­умень­шить (лито­та) зна­чи­мость дан­но­го собы­тия, срав­ни­вая его с другими.
  • Создать дра­ма­ти­че­скую ситу­а­цию и раз­ре­шить ее, вызвав катар­сис (очи­ще­ние через силь­ное эсте­ти­че­ское переживание).
    Вве­сти в дей­ствие пер­со­на­жей, кото­рые помо­гут чело­ве­ку уви­деть ситу­а­цию с дру­гой стороны.

В каче­стве при­ме­ра лите­ра­тур­но­го про­из­ве­де­ния сво­ей дис­крет­но­стью близ­ко­го к жан­ру кон­фе­рен­ции мож­но при­ве­сти роман Е.Попова «Пре­крас­ность жиз­ни». В этом романе худо­же­ствен­ный замы­сел осу­ществ­ля­ет­ся путем отбо­ра под­хо­дя­щих сооб­ще­ний из мно­же­ства газет­ных выре­зок. Как пишет о сво­ем романе автор, «нача­ла нет, кон­ца нет, про­дол­же­ние может сле­до­вать или не следовать».

Жанр сокра­ти­че­ско­го диа­ло­га начи­нал­ся с реаль­ных бесед, кото­рые лишь потом были запи­са­ны. В кон­фе­рен­ции бесе­ды сра­зу ведут­ся в пись­мен­ном виде.

Интер­нет-кон­фе­рен­ция пред­став­ля­ет собой обмен посла­ни­я­ми и в этом плане ана­ло­гич­на эпи­сто­ляр­но­му жан­ру в лите­ра­ту­ре, напри­мер, рома­ну в письмах.

Еще один эле­мент, сбли­жа­ю­щий вир­ту­аль­ную кон­фе­рен­цию с лите­ра­ту­рой. Участ­ник может всту­пить в диа­лог сам с собой под раз­ны­ми псев­до­ни­ма­ми («ника­ми»). Это сбли­жа­ет кон­фе­рен­цию с жан­ром поли­фо­ни­че­ско­го рома­на, где автор – один.

Более того, в кон­фе­рен­ции зву­чат, как пра­ви­ло, не про­сто автор­ские голо­са, а имен­но раз­ные пер­со­на­жи. Имен­но в кон­фе­рен­ции про­яв­ля­ет­ся под­лин­ная поли­фо­нич­ность, а не псев­до­по­ли­фо­нич­ность тра­ди­ци­он­но­го рома­на, где все герои – это плод твор­че­ско­го вымыс­ла одно­го автора.

В кон­фе­рен­ции каж­дый участ­ник – автор, поэто­му мож­но гово­рить о гипе­рав­тор­стве. Это тер­мин, вве­ден­ный М.Эпштейном в ста­тье «О вир­ту­аль­ной сло­вес­но­сти» для обо­зна­че­ния воз­ник­ших в Интер­не­те меж­лич­ност­ных форм лите­ра­тур­но­го твор­че­ства. Гипер­текст в отли­чие от линей­но­го - это текст, кото­рый может писать­ся и читать­ся в любой после­до­ва­тель­но­сти, в любом направ­ле­нии и с любо­го места, поэто­му каж­дое собы­тие тек­ста может читать­ся каж­дый раз по-раз­но­му. В Руне­те уже суще­ству­ет несколь­ко при­ме­ров гипер­тек­стов: гипер­ро­ман «Роман», «Сад рас­хо­дя­щих­ся хок­ку» и др. Конеч­но, в насто­я­щее вре­мя наи­боль­ший инте­рес пред­став­ля­ет не содер­жа­ние этих про­из­ве­де­ний, а спо­соб их напи­са­ния, но это не отме­ня­ет их зна­чи­мость для совре­мен­ной лите­ра­ту­ры. Все отме­чен­ные осо­бен­но­сти гипер­тек­ста в пол­ной мере при­ме­ни­мы к вир­ту­аль­ной конференции.

Это поз­во­ля­ет гово­рить о воз­ник­но­ве­нии ново­го жан­ра лите­ра­тур­но­го твор­че­ства, о чем пишет М.Эпштейн в сво­ем интер­нет-про­ек­те «Кни­га книг». В Интер­не­те каж­дый учит­ся быть писа­те­лем, т.е. пре­вра­щать мир в сло­во. Это явле­ние М.Эпштейн назы­ва­ет тек­сту­а­ли­за­ци­ей. Имен­но с ней он свя­зы­ва­ет раз­мы­ва­ние гра­ниц меж­ду лите­ра­ту­рой и нели­те­ра­ту­рой, что при­ве­дет в конеч­ном ито­ге к совер­шен­но ново­му типу лите­ра­тур­но­го творчества .

Таким обра­зом, по край­ней мере, потен­ци­аль­но нет ниче­го в худо­же­ствен­ной лите­ра­ту­ре, что нель­зя было бы вос­про­из­ве­сти в вир­ту­аль­ной кон­фе­рен­ции. Все зави­сит от спо­соб­но­стей и пони­ма­ния участников.

В каче­стве основ­ной идеи ста­тьи мы выдви­га­ем кон­цеп­цию посте­пен­но­го созда­ния в интер­нет-кон­фе­рен­ции осо­бой, транс­фор­ми­ру­ю­щей ее участ­ни­ков сре­ды, подоб­ной про­стран­ству худо­же­ствен­но­го произведения.

Одно из необ­хо­ди­мых усло­вий созда­ния пол­но­цен­но­го диа­ло­га меж­ду участ­ни­ка­ми - это пра­виль­ная орга­ни­за­ция струк­ту­ры кон­фе­рен­ции и пони­ма­ние роли, кото­рую игра­ют в ней ее непо­сред­ствен­ные участники.

Это воз­мож­но при усло­вии пра­виль­но­го осо­зна­ния жан­ра кон­фе­рен­ции. Такие попыт­ки уже встре­ча­ют­ся в науч­ной лите­ра­ту­ре. Напри­мер, У.Эко срав­ни­ва­ет ее с джа­зо­вой джем-сейшен:

«Давай­те вооб­ра­зим себе гипер­тек­сты бес­пре­дель­ные и бес­ко­неч­ные. Это быва­ет в Интер­не­те. Запус­ка­ет­ся сюжет и каж­дый поль­зо­ва­тель допи­сы­ва­ет кусо­чек, и этот бес­ко­неч­ный чер­вяк тянет­ся и тянет­ся. Полу­ча­ет­ся джа­зо­вый джем-сейшн, когда исче­за­ет тра­ди­ци­он­ное поня­тие автор­ства и откры­ва­ет­ся новое поле для сво­бод­но­го творчества».

Такое срав­не­ние не учи­ты­ва­ет роли веду­щих кон­фе­рен­ции (моде­ра­то­ров), кото­рые направ­ля­ют эту импро­ви­за­цию к задан­ной цели или созда­ют опре­де­лен­ный кон­текст для диа­ло­га. Без под­держ­ки моде­ра­то­ра сюжет, кото­ро­му У.Эко отво­дит место веду­ще­го кон­фе­рен­ции, очень быст­ро ухо­дит в «песок» пустых разговоров.

С дру­гой сто­ро­ны, пра­виль­но выстро­ен­ный моде­ра­то­ром кон­текст поз­во­ля­ет прак­ти­че­ски любо­му собы­тию или выска­зы­ва­нию сыг­рать кон­струк­тив­ную роль в общей тка­ни диа­ло­га. Не эта ли осо­бен­ность отли­ча­ет набор слу­чай­ных выска­зы­ва­ний, пусть даже инте­рес­ных, от худо­же­ствен­но­го про­из­ве­де­ния? Так, в ана­ли­зи­ру­е­мой кон­фе­рен­ции кон­текст фор­ми­ру­ет­ся осо­бым, эсте­ти­че­ским, отно­ше­ни­ем к про­ис­хо­дя­ще­му. Все собы­тия рас­смат­ри­ва­ют­ся как часть худо­же­ствен­но­го про­из­ве­де­ния. Это поз­во­ля­ет участ­ни­кам отно­сить­ся, напри­мер, даже к гру­бым или фана­тич­ным выска­зы­ва­ни­ям, неиз­беж­но попа­да­ю­щим в кон­фе­рен­цию, с тер­пи­мо­стью и при­я­ти­ем, посколь­ку и отри­ца­тель­ные пер­со­на­жи игра­ют важ­ную роль в созда­ва­е­мом тексте.

Нам пред­став­ля­ет­ся, что жанр интер­нет-кон­фе­рен­ции наи­бо­лее точ­но соот­вет­ству­ет поли­фо­ни­че­ско­му рома­ну. Тер­мин был вве­ден М.М.Бахтиным в его кни­ге «Про­бле­мы поэ­ти­ки Досто­ев­ско­го» для опре­де­ле­ния ново­го типа худо­же­ствен­но­го мыш­ле­ния. Харак­те­ри­зуя осо­бен­ность про­из­ве­де­ний Досто­ев­ско­го, Бах­тин пишет:

«Не мно­же­ствен­ность харак­те­ров и судеб в еди­ном объ­ек­тив­ном мире в све­те еди­но­го автор­ско­го созна­ния, но имен­но мно­же­ствен­ность рав­но­прав­ных созна­ний с их мира­ми соче­та­ют­ся здесь, сохра­няя свою нес­ли­ян­ность, в един­ство неко­то­ро­го события».

Поло­же­ние участ­ни­ков кон­фе­рен­ции в этом смыс­ле пол­но­стью соот­вет­ству­ет состо­я­нию геро­ев рома­нов Достоевского.

Дру­гой важ­ной осо­бен­но­стью кон­фе­рен­ции, отли­ча­ю­щей его от осталь­ных лите­ра­тур­ных жан­ров и сбли­жа­ю­щей с про­из­ве­де­ни­я­ми Досто­ев­ско­го, явля­ет­ся прин­ци­пи­аль­ная неза­кон­чен­ность диа­ло­га в конференции.

«В рома­нах Досто­ев­ско­го мы дей­стви­тель­но наблю­да­ем свое­об­раз­ный кон­фликт меж­ду внут­рен­ней неза­вер­шен­но­стью диа­ло­га геро­ев и внеш­ней (в боль­шин­стве слу­ча­ев ком­по­зи­ци­он­но-сюжет­ной) закон­чен­но­стью каж­до­го отдель­но­го романа».

Кон­фе­рен­ция — это прак­ти­че­ски бес­ко­неч­ный роман. Харак­тер­но, что Досто­ев­ский, тон­ко чув­ствуя прин­ци­пи­аль­ную неза­вер­ши­мость диа­ло­га, его откры­тость бес­ко­неч­но­сти, не любил закан­чи­вать рабо­ту над руко­пи­ся­ми. Рабо­та над рома­ном для него была подоб­на лест­ни­це Иако­ва, кото­рая шаг за шагом при­бли­жа­ла его к Богу, а завер­ше­ние рома­на, напро­тив, гово­ри­ло о невоз­мож­но­сти достичь цели.

Рас­смот­рим раз­ви­тие жан­ра поли­фо­ни­че­ско­го рома­на и выяс­ним, с каки­ми фено­ме­на­ми в куль­ту­ре свя­за­ны его жан­ро­вые осо­бен­но­сти. Исто­ки поли­фо­ни­че­ско­го рома­на берут нача­ло в антич­ной лите­ра­ту­ре. В первую оче­редь, это мимы Софро­на, «сокра­ти­че­ский диа­лог», пам­фле­ты, «менип­по­ва сати­ра» и неко­то­рые дру­гие серьез­но-сме­хо­вые жан­ры. При всем их внеш­нем раз­но­об­ра­зии они были объ­еди­не­ны сво­ей глу­бо­кой свя­зью с кар­на­валь­ным фольк­ло­ром. Бах­тин выде­ля­ет три важ­ные осо­бен­но­сти пере­чис­лен­ных выше жанров.

Пер­вая — это то, что исход­ным пунк­том их пони­ма­ния явля­ет­ся зло­бо­днев­ная современность.

Вто­рая — кри­ти­че­ское, ино­гда цинич­но-раз­об­ла­чи­тель­ное отно­ше­ние к пре­да­нию. Герой, в первую оче­редь, опи­ра­ет­ся на соб­ствен­ный опыт и сво­бод­ный вымы­сел, а не на мне­ние авторитета.

Тре­тья осо­бен­ность — мно­го­стиль­ность и раз­но­го­ло­сость. Для всех этих жан­ров харак­тер­на «мно­го­тон­ность рас­ска­за, сме­ше­ние высо­ко­го и низ­ко­го, серьез­но­го и смешного».

Осо­бое зна­че­ние для раз­ви­тия «диа­ло­ги­че­ско­го рома­на» име­ют два серьез­но-сме­хо­вых жан­ра: «сокра­ти­че­ский диа­лог» и «менип­по­ва сатира».

«Сокра­ти­че­ский диа­лог» — это осо­бый и в свое вре­мя широ­ко рас­про­стра­нен­ный жанр. «Сокра­ти­че­ские диа­ло­ги» писа­ли Пла­тон, Ксе­но­фонт, Анти­сфен, Эсхин, Федон, Эвклид, Алек­са­мен, Гла­у­кон, Сим­мий, Кра­тон и дру­гие. До нас дошли толь­ко диа­ло­ги Пла­то­на и Ксе­но­фон­та. Осталь­ные нам извест­ны лишь по кос­вен­ным све­де­ни­ям и отдель­ным фраг­мен­там. Пер­во­на­чаль­но жанр «сокра­ти­че­ско­го диа­ло­га» (далее — СД) был почти мему­ар­ным жанром.

Это были вос­по­ми­на­ния о бесе­дах, кото­рые вел Сократ, изло­жен­ные в фор­ме крат­ко­го рас­ска­за. Но вско­ре сво­бод­но-твор­че­ское отно­ше­ние к мате­ри­а­лу осво­бож­да­ет жанр от его мему­ар­ных огра­ни­че­ний и сохра­ня­ет в нем толь­ко внеш­нюю фор­му запи­сан­но­го и обрам­лен­но­го рас­ска­зом диалога.

Для Сокра­та исти­на рож­да­ет­ся в раз­го­во­ре с людь­ми, сов­мест­но ищу­щи­ми исти­ну, поэто­му он назы­вал себя «свод­ни­ком». Сократ стал­ки­вал людей в спо­ре, в резуль­та­те кото­ро­го и рож­да­лась исти­на; по отно­ше­нию к этой рож­да­ю­щей­ся истине он назы­вал себя «пови­валь­ной баб­кой», помо­га­ю­щей ее появ­ле­нию на свет.

Дву­мя основ­ны­ми при­е­ма­ми СД явля­лись син­кри­за и ана­кри­за. Под син­кри­зой пони­ма­лось сопо­став­ле­ние раз­лич­ных точек зре­ния на опре­де­лен­ный пред­мет. Тех­ни­ке тако­го сопо­став­ле­ния в СД при­да­ва­лось боль­шое зна­че­ние, что выте­ка­ло из самой при­ро­ды это­го жан­ра. Под ана­кри­зой пони­ма­лись раз­лич­ные спо­со­бы про­во­ци­ро­вать собе­сед­ни­ка, застав­лять его выска­зы­вать свое мне­ние и дово­дить мысль до логи­че­ско­го завер­ше­ния. Сократ был вели­ким масте­ром ана­кри­зы: он умел заста­вить людей гово­рить, обле­кать в сло­во свои пред­взя­тые мне­ния, осве­щать их сло­вом и тем самым раз­об­ла­чать их лож­ность или непол­но­ту; он умел «вытас­ки­вать» ходя­чие исти­ны на свет божий и опре­де­лять их истин­ную ценность.

СД как опре­де­лен­ный жанр про­су­ще­ство­вал недол­го, но в про­цес­се его рас­па­да сло­жил­ся дру­гой диа­ло­ги­че­ский жанр — «менип­по­ва сати­ра». Свое назва­ние он полу­чил от име­ни фило­со­фа III века до н.э. Менип­па из Гада­ры, а наи­бо­лее пол­ное пред­став­ле­ние о нем дают дошед­шие до нас «менип­по­вы сати­ры» Луки­а­на. Раз­вер­ну­той «менип­по­вой сати­рой» явля­ют­ся «Мета­мор­фо­зы» («Золо­той осел») Апу­лея (рав­но как и его гре­че­ский источ­ник, извест­ный нам по крат­ко­му изло­же­нию Луки­а­на). В даль­ней­шем, вслед за Бах­ти­ным, мы будем назы­вать «менип­по­ву сати­ру» про­сто мениппеей.

Важ­ней­шей осо­бен­но­стью менип­пеи явля­ет­ся исклю­чи­тель­ная сво­бо­да сюжет­но­го вымыс­ла, сме­лая и необуз­дан­ная фан­та­зия, необ­хо­ди­мая для созда­ния исклю­чи­тель­ной ситу­а­ции, про­во­ци­ро­ва­ния и испы­та­ния фило­соф­ской идеи — сло­ва прав­ды, вопло­щен­ной в обра­зе муд­ре­ца, иска­те­ля этой прав­ды. Фан­та­сти­ка слу­жит здесь не для поло­жи­тель­но­го вопло­ще­ния прав­ды, а для ее иска­ния, про­во­ци­ро­ва­ния и, глав­ное, для ее испытания.

Менип­пея — это жанр «послед­них вопро­сов». В ней испы­ты­ва­ют­ся миро­воз­зрен­че­ские пози­ции чело­ве­ка. Менип­пея стре­мит­ся пока­зы­вать послед­ние, реша­ю­щие сло­ва и поступ­ки чело­ве­ка, в каж­дом из кото­рых выра­жа­ют­ся весь чело­век и вся его жизнь. В менип­пее отпа­да­ют все сколь­ко-нибудь «ака­де­ми­че­ские» про­бле­мы, слож­ная и раз­вер­ну­тая аргу­мен­та­ция, а оста­ют­ся, в сущ­но­сти, голые «послед­ние вопро­сы» с эти­ко-прак­ти­че­ским уклоном.

Для менип­пеи очень харак­тер­ны сце­ны скан­да­лов, экс­цен­трич­но­го пове­де­ния, неумест­ных речей и выступ­ле­ний, т.е. вся­че­ские нару­ше­ния обще­при­ня­то­го и обыч­но­го хода собы­тий, уста­нов­лен­ных норм пове­де­ния и эти­ке­та, в том чис­ле и рече­во­го. Скан­да­лы и экс­цен­трич­но­сти раз­ру­ша­ют эпи­че­скую и тра­ги­че­скую целост­ность мира, про­би­ва­ют брешь в незыб­ле­мом, нор­маль­ном («бла­го­об­раз­ном») ходе чело­ве­че­ских дел и собы­тий и осво­бож­да­ют чело­ве­че­ское пове­де­ние от обу­слав­ли­ва­ю­щих его норм.

В менип­пее впер­вые появ­ля­ет­ся и то, что мож­но назвать мораль­но-пси­хо­ло­ги­че­ским экс­пе­ри­мен­ти­ро­ва­ни­ем: необыч­ные, ненор­маль­ные мораль­но-пси­хи­че­ские состо­я­ния чело­ве­ка, вся­ко­го рода безу­мия, раз­дво­е­ния лич­но­сти, меч­та­тель­ность, сны, стра­сти, гра­ни­ча­щие с безу­ми­ем и т. п. Менип­пея напол­не­на рез­ки­ми кон­траста­ми и оксю­мо­рон­ны­ми соче­та­ни­я­ми: доб­ро­де­тель­ная гете­ра, сво­бо­да муд­ре­ца и его раб­ское поло­же­ние, импе­ра­тор, ста­но­вя­щий­ся рабом, мораль­ные паде­ния и очи­ще­ния, рос­кошь и нище­та, бла­го­род­ный раз­бой­ник и т.п.

В менип­пее часто исполь­зу­ют­ся рез­кие пере­хо­ды меж­ду вер­хом и низом, неожи­дан­ные сбли­же­ния дале­ко­го и разъ­еди­нен­но­го, меза­льян­сы вся­ко­го рода. Все это носит в менип­пее фор­маль­но-жан­ро­вый характер.

И нако­нец, что осо­бен­но важ­но в кон­тек­сте дан­ной ста­тьи, «…менип­пея — глу­бо­ко кар­на­ва­ли­зи­ро­ван­ный жанр».

Отме­тим ряд важ­ных осо­бен­но­стей вир­ту­аль­ной кон­фе­рен­ции, сбли­жа­ю­щих ее с жан­ром менип­пеи и поли­фо­ни­че­ско­го рома­на, а так­же кар­на­валь­ной традицией.

Во-пер­вых, интер­нет-кон­фе­рен­ция бла­го­да­ря сво­ей при­ро­де зада­ет осо­бый, игро­вой, кар­на­валь­но-мас­ка­рад­ный кон­текст для раз­во­ра­чи­ва­ю­ще­го­ся диа­ло­га. В ней сня­ты боль­шин­ство зако­нов, запре­тов и огра­ни­че­ний, опре­де­ля­ю­щих строй и поря­док обыч­ной жиз­ни. Преж­де все­го, отме­ня­ет­ся иерар­хи­че­ский уклад и все свя­зан­ные с ним фор­мы стра­ха, бла­го­го­ве­ния, пие­те­та, эти­ке­та, т.е. все то, что опре­де­ля­ет­ся соци­аль­ным и вся­ким иным (в том чис­ле воз­раст­ным и физи­че­ским) нера­вен­ством людей. Исче­за­ет при­выч­ная дистан­ция меж­ду людь­ми, обще­ние носит воль­ный, фами­льяр­ный характер.

Для вир­ту­аль­ной кон­фе­рен­ции в силу ее откры­то­сти свой­ствен­но глу­бо­ко кри­ти­че­ское, а ино­гда – цинич­но-раз­об­ла­чи­тель­ное отно­ше­ние ко вся­ко­го рода авто­ри­те­там и пре­да­ни­ям. Это спо­соб­ству­ет сры­ва­нию соци­аль­ных масок. В одном фору­ме могут встре­тить­ся про­фес­сор и двор­ник, диа­лог меж­ду ними воз­мо­жен толь­ко вне их обыч­ных соци­аль­ных ролей. Иерар­хия в интер­нет-кон­фе­рен­ции суще­ству­ет, но она носит иной, мери­то­кра­ти­че­ский харак­тер. Каж­дый участ­ник «зара­ба­ты­ва­ет» и утвер­жда­ет авто­ри­тет соб­ствен­ны­ми выска­зы­ва­ни­я­ми и поведением.

Здесь ста­но­вит­ся воз­мож­ным осу­ществ­ле­ние иде­а­лов равен­ства и сво­бо­ды. Поэто­му поло­же­ние любо­го авто­ри­те­та потен­ци­аль­но уяз­ви­мо и неустой­чи­во. Это созда­ет ощу­ще­ние весе­лой отно­си­тель­но­сти вся­ко­го иерар­хи­че­ско­го поло­же­ния, вся­ко­го строя и порядка.

Такие взле­ты и паде­ния авто­ри­те­та участ­ни­ков напо­ми­на­ют основ­ное кар­на­валь­ное дей­ство: шутов­ское увен­ча­ние и после­ду­ю­щее раз­вен­ча­ние кар­на­валь­но­го коро­ля, «кар­на­вал — празд­ник все­уни­что­жа­ю­ще­го и все­об­нов­ля­ю­ще­го времени».

Ано­ним­ность участ­ни­ков поз­во­ля­ет им про­яв­лять­ся в раз­ных ролях — подоб­но тому, как во вре­мя кар­на­ва­ла или мас­ка­ра­да мож­но высту­пать под раз­ны­ми мас­ка­ми. Воз­мож­ность выбрать для себя любую роль потен­ци­аль­но может ока­зы­вать тера­пев­ти­че­ский эффект, созда­вая некую вир­ту­аль­ную ана­ло­гию «пси­ходра­мы».

Несмот­ря на вир­ту­аль­ный харак­тер интер­нет-кон­фе­рен­ции, пере­жи­ва­ния участ­ни­ков фору­ма могут быть вполне реаль­ны­ми, если в каче­стве кри­те­рия берет­ся сте­пень эмо­ци­о­наль­ной вовле­чен­но­сти. Впро­чем, здесь нет ниче­го уди­ви­тель­но­го и прин­ци­пи­аль­но ново­го. Спор­тив­ные болель­щи­ки или «гей­ме­ры», напри­мер, чрез­вы­чай­но вовле­че­ны в игру и часто испы­ты­ва­ют более силь­ные эмо­ции по пово­ду искус­ствен­но создан­ных ситу­а­ций, чем в обы­ден­ной, «насто­я­щей» жиз­ни. В пси­хо­ло­ги­че­ской плос­ко­сти пере­жи­ва­ния участ­ни­ка вир­ту­аль­ной кон­фе­рен­ции мало отли­ча­ют­ся от эмо­ций, испы­ты­ва­е­мых им в жиз­ни, грань меж­ду интер­нет-кон­фе­рен­ци­ей и жиз­нью размыта.

При этом участ­ник все­гда ощу­ща­ет отно­си­тель­ную без­опас­ность сво­е­го поло­же­ния. Он может в любой момент без­бо­лез­нен­но вый­ти из ситу­а­ции и вер­нуть­ся в нее вновь под дру­гим име­нем, в дру­гой роли, не неся на себе груз про­шло­го, вины и не опа­са­ясь послед­ствий сво­их поступ­ков. Это свой­ство род­нит интер­нет-кон­фе­рен­ции с дру­ги­ми сим­во­ли­че­ски­ми реаль­но­стя­ми «сно­ви­де­ний, искус­ства, рели­ги­оз­ны­ми или эзо­те­ри­че­ски­ми реаль­но­стя­ми». Воз­мож­ность все­гда начать уча­стие «с чисто­го листа» не отме­ня­ет ответ­ствен­но­сти участ­ни­ка за свои выска­зы­ва­ния, посколь­ку, остав­ляя ста­рый образ и беря новый «ник», участ­ник теря­ет и весь накоп­лен­ный в рам­ках это­го фору­ма авторитет.

Инте­рес­но, что в интер­нет-кон­фе­рен­ции почти неиз­беж­но появ­ля­ют­ся пер­со­на­жи, харак­тер­ные для про­из­ве­де­ний Досто­ев­ско­го: шут, демон-иску­си­тель, двой­ни­ки, безум­цы и дру­гие. Одно из объ­яс­не­ний это­го явле­ния может состо­ять в том, что вир­ту­аль­ная кон­фе­рен­ция, отме­няя неко­то­рые соци­аль­ные услов­но­сти, ослаб­ля­ет и внут­рен­нюю цен­зу­ру. Поэто­му рас­кры­ва­ет­ся сущ­ност­ная неза­вер­шен­ность и неод­но­знач­ность чело­ве­ка, он пере­ста­ет сов­па­дать с самим собой.

Каж­дый участ­ник нахо­дит­ся в мар­ги­наль­ном состо­я­нии, посколь­ку его жиз­нен­ная пози­ция под­вер­га­ет­ся посто­ян­но­му сомне­нию и пере­смот­ру осталь­ны­ми участ­ни­ка­ми. Непре­кра­ща­ю­щий­ся диа­лог дела­ет кол­лек­тив­ное созна­ние интер­нет-кон­фе­рен­ции более глу­бо­ким по срав­не­нию с созна­ни­ем каж­до­го из участ­ни­ков в отдельности.

При этом в отли­чие от обыч­но­го кол­лек­ти­ва, где чело­век часто высту­па­ет под опре­де­лен­ной, еди­но­жды задан­ной и неиз­мен­ной, соци­аль­но допу­сти­мой мас­кой, в вир­ту­аль­ной кон­фе­рен­ции участ­ник может пере­хо­дить от одной роли к дру­гой по сво­е­му соб­ствен­но­му жела­нию, а сами роли более сво­бод­ны и пластичны.

Нали­чие пер­со­на­жей, демон­стри­ру­ю­щих раз­но­го рода откло­не­ния от обще­при­ня­тых норм пове­де­ния, при­во­дит к тому, что обще­ние на интер­нет-кон­фе­рен­ции часто носит фор­му спо­ров, скан­да­лов, неумест­ных речей и выступ­ле­ний. Эта жан­ро­вая осо­бен­ность пове­де­ния геро­ев харак­тер­на и для менип­пеи, и для рома­нов Достоевского.

Дей­ствие в вир­ту­аль­ной кон­фе­рен­ции, так же как и в менип­пее, может лег­ко пере­но­сить­ся в любую точ­ку мира реаль­но­го или вымыш­лен­но­го (пре­ис­под­няя, небе­са), его основ­ная зада­ча — поста­вить обсуж­да­е­мую идею в новый кон­текст, про­ве­рить исти­ну в новых усло­ви­ях. Этот кон­текст фор­ми­ру­ет­ся, в част­но­сти, за счет появ­ле­ния в интер­нет-кон­фе­рен­ции новых пер­со­на­жей (или «ников»).

Напри­мер, в дис­кус­сии могут появить­ся такие пер­со­на­жи, как лич­но­сти вели­ких людей, ска­зоч­ные живот­ные, Мефи­сто­фель. Конеч­но, появ­ля­ет­ся не сам Пла­тон или Ниц­ше, а новый участ­ник с таким «ником»; кто имен­но скры­ва­ет­ся под дан­ным име­нем оста­ет­ся загад­кой. Несмот­ря на то, что их выду­ман­ность не ста­вит­ся под сомне­ние, участ­ни­ки кон­фе­рен­ции, при­ни­мая пра­ви­ла игры, обыч­но отно­сят­ся к ним имен­но как к пер­со­на­жам, а не как к чело­ве­ку с таким стран­ным име­нем. Это, конеч­но, про­ис­хо­дит в шут­ли­вой фор­ме, но факт оста­ет­ся фак­том: если участ­ник появ­ля­ет­ся под име­нем Муму, то к нему отно­сят­ся как к гово­ря­щей соба­ке, а появ­ле­ние Мефи­сто­фе­ля пред­ве­ща­ет бес­по­щад­ную кри­ти­ку чьей-то пози­ции, искус, сомнение.

Ана­ло­гич­ная ситу­а­ция суще­ству­ет в кине­ма­то­гра­фе или в теат­ре, где наря­ду с людь­ми могут появ­лять­ся вымыш­лен­ные суще­ства. В рам­ках филь­ма или спек­так­ля и те, и дру­гие оди­на­ко­во реаль­ны. Мы пере­жи­ва­ем сход­ные эмо­ции, если герою угро­жа­ет не чело­век, а какая-нибудь гово­ря­щая чере­па­ха, несмот­ря на то, что досто­вер­но извест­но — гово­ря­щих чере­пах нет. Услов­ность обра­за не отме­ня­ет его реаль­но­сти в рам­ках произведения.

Напом­ним, что менип­пея — уни­вер­саль­ный жанр послед­них вопро­сов. Это осо­бен­ность про­яв­ля­ет­ся и в интер­нет-кон­фе­рен­ции. Так как диа­лог ведет­ся в пись­мен­ном виде, то каж­дое сло­во, выска­зан­ное участ­ни­ком, как бы «зави­са­ет в веч­но­сти» и ста­но­вит­ся объ­ек­том, доступ­ным для ана­ли­за и кри­ти­ки. Любой участ­ник интер­нет-кон­фе­рен­ции может посмот­реть запи­си за все вре­мя ее суще­ство­ва­ния, поэто­му каж­дое сло­во, когда-либо выска­зан­ное на кон­фе­рен­ции, может быть предъ­яв­ле­но в каче­стве неопро­вер­жи­мо­го доказательства.

Совре­мен­ные кон­фе­рен­ции поз­во­ля­ют осу­ществ­лять раз­но­об­раз­ный поиск по клю­че­вым сло­вам, по вре­ме­ни напи­са­ния, по авто­ру и т. п. Все это дела­ет нахож­де­ние нуж­но­го сооб­ще­ния делом несколь­ких секунд.

Мир интер­нет-кон­фе­рен­ции сжат в еди­ную точ­ку: здесь все оди­на­ко­во близ­ко, и в тоже вре­мя этот мир спо­со­бен рас­ши­рять­ся до бес­ко­неч­но­сти, ведь любой вопрос в кон­фе­рен­ции может вызвать сколь угод­но мно­го ответов.

В рам­ках диа­ло­га в каче­стве аргу­мен­та может быть предъ­яв­ле­но любое выска­зы­ва­ние собе­сед­ни­ка, неза­ви­си­мо от того, когда оно было сде­ла­но. И если участ­ник фору­ма допу­стил ошиб­ку, или его утвер­жде­ния не выдер­жа­ли кри­ти­ки, то это невоз­мож­но скрыть, пото­му что весь диа­лог, пред­став­лен­ный в виде тек­ста, виден как на ладо­ни (некая ана­ло­гия с допро­сом, кото­рый тоже фик­си­ру­ет­ся на бума­ге). Бла­го­да­ря этой осо­бен­но­сти кон­фе­рен­ция пре­вра­ща­ет­ся в область мак­си­маль­но ответ­ствен­но­го слова.

Под­лин­ный диа­ло­гизм под­ра­зу­ме­ва­ет не толь­ко ответ, но и ответ­ствен­ность. Такую же область ответ­ствен­но­го сло­ва мы нахо­дим и в диа­ло­гах Сокра­та, кото­рый бес­ком­про­мисс­но иссле­ду­ет каж­дую важ­ную мысль или заблуж­де­ние собе­сед­ни­ка, и в про­из­ве­де­ни­ях Досто­ев­ско­го, где она пред­став­ле­на в эпи­зо­дах допро­са, в испо­ве­ди чело­ве­ка на гра­ни смерти.

Если в обы­ден­ной жиз­ни связь меж­ду раз­но­вре­мен­ны­ми собы­ти­я­ми не оче­вид­на, то здесь каж­дое собы­тие отра­жа­ет­ся в каж­дом. При помо­щи кон­фе­рен­ции выска­зы­ва­ние мно­го­днев­ной дав­но­сти может всплыть и ока­зать вли­я­ние на про­ис­хо­дя­щее сей­час и на то, что будет про­ис­хо­дить в даль­ней­шем. Все спле­те­но в тугой узел, в кото­ром нет вре­ме­ни; все суще­ству­ет акту­аль­но, как бы в Вечности.

Про­во­дя ана­лиз жан­ра интер­нет-кон­фе­рен­ции необ­хо­ди­мо ука­зать на одно отли­чие кон­фе­рен­ции от поли­фо­ни­че­ско­го рома­на и от лите­ра­ту­ры в целом. Само­быт­ность и новиз­на вир­ту­аль­ной кон­фе­рен­ции состо­ит в том, что ее не толь­ко чита­ют, как роман, но и живут в ней. В рам­ках вир­ту­аль­ной кон­фе­рен­ции ста­но­вит­ся воз­мож­ным непо­сред­ствен­ное вза­и­мо­дей­ствие авто­ра и чита­те­ля. Участ­ник кон­фе­рен­ции ста­но­вит­ся геро­ем худо­же­ствен­но­го про­из­ве­де­ния, явля­ясь при этом одним из его соавторов.

Кон­фе­рен­ция это сво­е­го рода «кни­га жиз­ни», куда каж­дый впи­сы­ва­ет свою био­гра­фию. Эта кни­га разыг­ры­ва­ет­ся и пишет­ся нами одно­вре­мен­но, как на кар­тине Эше­ра, когда рука худож­ни­ка посте­пен­но пере­хо­дит в рису­нок руки. Надо заме­тить, что худо­же­ствен­ные свой­ства кон­фе­рен­ции суще­ству­ют лишь как потен­ция. (Так же как у чело­ве­ка могут быть спо­соб­но­сти к музы­ке, но стать музы­кан­том он может толь­ко после дол­го труда).

Поэто­му пред­став­ля­ет­ся необ­хо­ди­мым нали­чие в кон­фе­рен­ции веду­ще­го (моде­ра­то­ра), кото­рый, осо­зна­вая ее жанр, мог бы направ­лять кон­фе­рен­цию в нуж­ное рус­ло. Пони­ма­ние потен­ци­аль­ных воз­мож­но­стей кон­фе­рен­ции необ­хо­ди­мо и про­сто для пол­но­цен­но­го в ней участия.

Любой участ­ник вос­при­ни­ма­ет свои выска­зы­ва­ния на кон­фе­рен­ции как выра­же­ние сво­ей лич­ной пози­ции. Он так­же может отно­сить­ся к ним (выска­зы­ва­ни­ям) и как к репли­кам одно­го из лите­ра­тур­ных геро­ев, а сам он тогда ста­но­вит­ся одним из соав­то­ров это­го про­из­ве­де­ния. Конеч­но, виде­ние кон­фе­рен­ции как худо­же­ствен­но­го про­из­ве­де­ния тре­бу­ет созна­тель­но­го уси­лия со сто­ро­ны участ­ни­ка. Одна­ко, это уси­лие оку­па­ет­ся той почти неогра­ни­чен­ной автор­ской сво­бо­дой, кото­рую он при­об­ре­та­ет. Теперь у него появ­ля­ет­ся воз­мож­ность созна­тель­но стро­ить свое уча­стие в кон­фе­рен­ции по зако­нам худо­же­ствен­но­го творчества.

Такое пре­вра­ще­ние участ­ни­ка кон­фе­рен­ции в героя худо­же­ствен­но­го про­из­ве­де­ния — это про­цесс, в кото­ром «плоть ста­но­вит­ся сло­вом». Став пер­со­на­жем, каж­дый участ­ник фору­ма начи­на­ет жить по зако­нам искус­ства. Здесь необ­хо­ди­мо заме­тить, что это прин­ци­пи­аль­но двух­сто­рон­ний про­цесс. Не толь­ко чело­век стре­мит­ся вопло­тить себя в сло­ве, но и сло­во-идея стре­мит­ся к опред­ме­чи­ва­нию. Неред­ко эта идея обре­та­ет «вир­ту­аль­ную плоть» и ста­но­вит­ся пер­со­на­жем, рав­но­прав­ным участ­ни­ком действа.

Таким обра­зом, вир­ту­аль­ная кон­фе­рен­ция - это про­стран­ство, где сло­во ста­но­вит­ся пло­тью, а плоть обре­та­ет свой­ства слова.

Даже самое воз­вы­шен­ное искус­ство огра­ни­че­но в сво­ей спо­соб­но­сти пре­об­ра­зить чело­ве­ка. Одно из объ­яс­не­ний это­го явле­ния состо­ит в том, что искус­ство суще­ству­ет как отдель­ная, не свя­зан­ная с обыч­ной жиз­нью область чело­ве­че­ско­го опы­та и поэто­му вос­при­ни­ма­ет­ся нами лишь как источ­ник эсте­ти­че­ских пере­жи­ва­ний. Попыт­ки искус­ства вый­ти за гра­ни­цы сце­ны, про­ник­нуть в обыч­ную жизнь обыч­но кон­ча­лись неуда­чей. Оно слов­но бы увя­за­ло в кос­но­сти мате­ри­аль­но­го мира.

Напри­мер, такой попыт­кой были хэп­пе­нин­ги - теат­ра­ли­зо­ван­ные импро­ви­за­ции с обя­за­тель­ным уча­сти­ем зри­те­лей. Хэп­пе­нин­ги по замыс­лу авто­ров направ­ле­ны на сти­ра­ние гра­ни­цы меж­ду искус­ством и жиз­нью. Одна­ко уча­стие зри­те­лей в дан­ных пред­став­ле­ни­ях было незна­чи­тель­ным и слу­чай­ным (хлоп­ки в ладо­ни, непро­из­воль­ный вскрик и т.д.). Види­мо, мисте­рии древ­но­сти или сред­не­ве­ко­вый кар­на­вал, кото­рые мы упо­ми­на­ем ниже, более эффек­тив­но вопло­ща­ли эсте­ти­че­ские прин­ци­пы в бытие людей.

Неспо­соб­ность искус­ства транс­фор­ми­ро­вать чело­ве­ка и изме­нить жизнь пере­жи­ва­ет­ся как кри­зис искус­ства. Наи­бо­лее ост­ро про­бле­ма кри­зи­са искус­ства была постав­ле­на в рус­ской куль­ту­ре вто­рой поло­ви­ны XIX – нача­ла XX века.
«Искус­ство судо­рож­но стре­мит­ся вый­ти за свои пре­де­лы. Нару­ша­ют­ся гра­ни, отде­ля­ю­щие одно искус­ство от дру­го­го и искус­ство вооб­ще от того, что не есть уже искус­ство… Нико­гда еще так ост­ро не сто­я­ла про­бле­ма отно­ше­ния искус­ства и жиз­ни, твор­че­ства и бытия, нико­гда еще не было такой жаж­ды перей­ти от твор­че­ства про­из­ве­де­ний искус­ства к твор­че­ству самой жизни».

Для пре­одо­ле­ния воз­ник­ше­го кри­зи­са искус­ство долж­но стать теур­ги­че­ским, т.е. вести к пре­об­ра­же­нию самой жиз­ни на осно­ве духов­но-эсте­ти­че­ских прин­ци­пов. Это была одна из наи­бо­лее живо­тре­пе­щу­щих тем рели­ги­оз­ной фило­со­фии и куль­ту­ры, вол­но­вав­шая таких мыс­ли­те­лей, как П.Флоренский, С.Булгаков, Н.Бердяев, А.Белый. Пер­вым стал раз­ви­вать кон­цеп­цию теур­гии вели­кий рус­ский фило­соф В.С.Соловьев, кото­рый пони­мал теур­гию как «осо­знан­ное един­ство мисти­ки, искус­ства и тех­ни­ки на путях пре­об­ра­же­ния жиз­ни под води­тель­ством Бога, или выс­ше­го Духа, как гря­ду­щее искус­ство созда­ния жиз­ни на совер­шен­но новых принципах» .

Вид­ный рус­ский поэт-сим­во­лист и мыс­ли­тель В.Иванов пред­став­лял себе искус­ство буду­ще­го в виде Мисте­рии – сакраль­но­го дей­ства, в кото­ром зри­те­ли и акте­ры явля­ют­ся пол­но­прав­ны­ми участ­ни­ка­ми. Эта Мисте­рия долж­на осно­вы­вать­ся на «собор­ном сознании».

Пред­став­ля­ет­ся воз­мож­ным, что имен­но раз­ви­тие Интер­не­та поз­во­лит создать теур­ги­че­скую сре­ду, в кото­рой раз­рыв меж­ду искус­ством и жиз­нью све­ден до мини­му­ма, т. е. пре­одо­лен кри­зис искус­ства. Даже в таком тех­ни­че­ски несо­вер­шен­ном явле­нии как тек­сто­вая кон­фе­рен­ция ощу­ща­ет­ся умень­ше­ние это­го раз­ры­ва. Здесь при­сут­ству­ет и «един­ство мисти­ки, искус­ства и тех­ни­ки», о кото­рых пишет В. Соло­вьев, и «собор­ность созна­ния», рав­но­прав­ное уча­стие зри­те­лей и акте­ров, упо­ми­на­е­мые В.Ивановым.

В кон­фе­рен­ции наря­ду с эсте­ти­че­ским при­сут­ству­ет и эти­че­ский эле­мент. Каж­дое выска­зы­ва­ние участ­ни­ка на кон­фе­рен­ции это посту­пок. Уча­стие в кон­фе­рен­ции явля­ет­ся частью обы­ден­ной жиз­ни само­го чело­ве­ка, частью его бытия. Вос­при­я­тие собы­тий, про­ис­хо­дя­щих на кон­фе­рен­ции, отлич­но от чте­ния книг, эти собы­тия вос­при­ни­ма­ют­ся как жиз­нен­ные ситуации.

В то же вре­мя в кон­фе­рен­ции суще­ству­ет потен­ци­аль­ное отли­чие от повсе­днев­ной жиз­ни. Оно заклю­ча­ет­ся в том, что ее отно­си­тель­но лег­ко выстро­ить в соот­вет­ствии с зако­на­ми искус­ства. Участ­ни­ки кон­фе­рен­ции в этом слу­чае явля­ют­ся одно­вре­мен­но и геро­я­ми худо­же­ствен­но­го про­из­ве­де­ния. Поэто­му воз­мож­но, что мета­мор­фо­зы, про­ис­хо­дя­щие с пер­со­на­жем кон­фе­рен­ции, изме­нят в чем-то и само­го чело­ве­ка – изме­нят в боль­шей сте­пе­ни, чем чте­ние им худо­же­ствен­ной литературы.

В исто­рии суще­ству­ют при­ме­ры постро­е­ния жиз­ни чело­ве­ка на осно­ва­нии ска­за­ний и мифов, попыт­ки «худо­же­ствен­но­го» вопло­ще­ния идеи о совер­шен­ном, уто­пи­че­ском, сакраль­ном мире в повсе­днев­ной дей­стви­тель­но­сти. В каче­стве под­твер­жде­ния мож­но при­ве­сти мисте­рии Древ­ней Гре­ции (осно­ву Элев­син­ских мисте­рий состав­ля­ло вос­со­зда­ние мифа о Демет­ре и Коре). Не будем оста­нав­ли­вать­ся на этом подроб­но, отме­тим лишь, что дей­ствие мисте­рии раз­ви­ва­лось по зако­нам искус­ства — от мра­ка к надеж­де и све­ту, поз­во­ляя участ­ни­кам достичь катар­си­са — очи­ще­ния и про­буж­де­ния. К этой же кате­го­рии сле­ду­ет отне­сти рим­ские сатур­на­лии, «кото­рые мыс­ли­лись как реаль­ный и пол­ный… воз­врат на зем­лю сатур­но­го золо­то­го века».

Евро­пей­ский кар­на­вал — непо­сред­ствен­ный наслед­ник сатур­на­лий, так­же являл собой разыг­ры­ва­е­мое на город­ской пло­ща­ди теат­раль­ное пред­став­ле­ние с одним отли­чи­ем от совре­мен­но­го теат­ра: «кар­на­вал — это зре­ли­ще без рам­пы и без раз­де­ле­ния на испол­ни­те­лей и зри­те­лей. В кар­на­ва­ле все актив­ные участ­ни­ки, все при­ча­ща­ют­ся кар­на­валь­но­му дей­ству». Во вре­мя кар­на­ва­ла все сосло­вия охва­ты­ва­ла празд­нич­ная атмо­сфе­ра игры. В игро­вой фор­ме пре­одо­ле­ва­лись страх и боль, вос­ста­нав­ли­ва­лась утра­чен­ная гар­мо­ния. Со вре­ме­нем кар­на­валь­ная тра­ди­ция посте­пен­но реду­ци­ро­ва­лась, ста­но­ви­лась все более замкну­той, при­ни­мая фор­му двор­цо­вых маскарадов.

Вслед за Бах­ти­ным, мы счи­та­ем, что эти фор­мы народ­но-сме­хо­во­го искус­ства ока­за­ли зна­чи­тель­ное вли­я­ние на раз­ви­тие евро­пей­ской лите­ра­ту­ры, кото­рая донес­ла тра­ди­цию все­на­род­но­го кар­на­валь­но­го сме­ха до наших дней. Эти обра­зы мож­но най­ти у Пуш­ки­на, Гого­ля, Досто­ев­ско­го и мно­гих дру­гих авторов.

В этом отно­ше­нии Интер­нет с его поис­ти­не все­на­род­ной, пло­щад­ной атмо­сфе­рой предо­став­ля­ет вели­ко­леп­ную воз­мож­ность для воз­вра­ще­ния сакраль­ной кар­на­валь­ной тра­ди­ции из обла­сти иде­аль­но­го мира худо­же­ствен­но­го про­из­ве­де­ния в повсе­днев­ность нашей жиз­ни. Из ска­зан­но­го не сле­ду­ет, что кон­фе­рен­ция долж­на быть сти­ли­за­ци­ей древ­них жан­ров. Она лишь дает воз­мож­ность вопло­тить­ся тем иде­ям, кото­рые рань­ше реа­ли­зо­вы­ва­лись толь­ко в лите­ра­тур­ной форме.

В заклю­че­ние хоте­лось бы сфор­му­ли­ро­вать назва­ние жан­ра рас­смот­рен­ной выше интер­нет-кон­фе­рен­ции как вир­ту­аль­ная мистерия.

Сло­во «вир­ту­аль­ная» ука­зы­ва­ет на ту сре­ду, в кото­рой мисте­рия может быть реа­ли­зо­ва­на. Под «мисте­ри­ей» пони­ма­ет­ся дей­ство, выстро­ен­ное по зако­нам искус­ства, вос­со­зда­ю­щее некий духов­ный иде­ал и явля­ю­ще­е­ся при этом частью нашей жиз­ни. Дей­ство, в кото­ром мы, в отли­чие от искус­ства, явля­ем­ся актив­ны­ми участ­ни­ка­ми, а не пас­сив­ны­ми наблюдателями.

Литература

1. Бах­тин М.М Про­бле­мы поэ­ти­ки Досто­ев­ско­го. М.: Худо­же­ствен­ная лите­ра­ту­ра, 1972.
2. Бах­тин М.М. Про­бле­мы содер­жа­ния, мате­ри­а­ла и фор­мы в сло­вес­ном худо­же­ствен­ном твор­че­стве. М.: Худо­же­ствен­ная лите­ра­ту­ра, 1975.
3. Бах­тин М.М. Твор­че­ство Фран­с­уа Раб­ле и народ­ная куль­ту­ра сред­не­ве­ко­вья и Ренес­сан­са. М.: Худо­же­ствен­ная лите­ра­ту­ра, 1990.
4. Лау­эн­штайн Дитер. Элев­син­ские мисте­рии. М: Эниг­ма, 1996.
5. Розин В.М. Тех­но­ло­гии вир­ту­аль­ной реаль­но­сти. // Тра­ди­ци­он­ная и совре­мен­ная тех­но­ло­гия (фило­соф­ско-мето­до­ло­ги­че­ский ана­лиз) / РАН инсти­тут фило­со­фии. М., 1999, С. 159-181.
6. Тирас­поль­ский Л. М. Золо­той век. М.: Про­гресс, 1995.
7. Эко У. От Интер­не­та к Гут­тен­бер­гу: текст и гипер­текст из пуб­лич­ной лек­ции Умбер­то Эко на эко­но­ми­че­ском факуль­те­те МГУ 20 мая 1998. http://www.inter.net.ru/10/32.html
8. Computerization and Controversy: Value Conflicts and social Choices/ by Rob Kling 2nd edition, Academic Press, 1996, p.278-309.
9. Бер­дя­ев Н. Кри­зис искус­ства. // Фило­со­фия твор­че­ства, куль­ту­ры и искус­ства. Т.2. М.: Искус­ство, 1994.
10. Быч­ков В. 2000 лет хри­сти­ан­ской куль­ту­ры sub specie aesthetica.Т.2. М.-СПб.: Уни­вер­си­тет­ская кни­га, 1999.

Категории

Метки

Публикации

ОБЩЕНИЕ

CYBERPSY — первое место, куда вы отправляетесь за информацией о киберпсихологии. Подписывайтесь и читайте нас в социальных сетях.

vkpinterest