Изде­ва­тель­ства над детьми явля­ют­ся серьез­ной соци­аль­но- пси­хо­ло­ги­че­ской про­бле­мой совре­мен­но­го обще­ства, кото­рая хоро­шо впи­сы­ва­ет­ся в более широ­кое раз­ра­ба­ты­ва­е­мое направ­ле­ние иссле­до­ва­ний в насто­я­щее вре­мя (см., напри­мер: Журавлев, 2004; Пси­хо­ло­ги­че­ские иссле­до­ва­ния…, 2013; Пси­хо­ло­ги­че­ские про­бле­мы…, 2012; и др.). Под этим явле­ни­ем мы пони­ма­ем повтор­ную пред­на­ме­рен­ную агрес­сию, совер­ша­е­мую более силь­ным чело­ве­ком или груп­пой про­тив более сла­бой жертвы.

Кибер-изде­ва­тель­ства, кибер-пре­сле­до­ва­ние (кибер­бул­линг) слож­но выявить, и, в свя­зи с этим, слож­нее защи­тить жерт­ву, чем при тра­ди­ци­он­ных фор­мах это­го явле­ния: это вик­ти­ми­за­ция, совер­ша­е­мая с помо­щью инфор­ма­ци­он­ных тех­но­ло­гий (мобиль­ных теле­фо­нов, Интернета). 

Вик­тим­ность (от лат. Victima – жерт­ва) – склон­ность стать жерт­вой пре­ступ­ле­ния, несчаст­но­го слу­чая, трав­ли, агрес­сии. Вик­ти­ми­за­ция - собы­тие наси­лия или опыт пере­жи­ва­ния наси­лия, про­цесс пре­вра­ще­ния лица в жерт­ву пре­ступ­но­го пося­га­тель­ства, а так­же резуль­тат это­го процесса. 

«Вик­ти­ми­за­ция — это не про­сто про­цесс пре­вра­ще­ния лич­но­сти или соци­аль­ной общ­но­сти в жерт­ву, а ско­рее - в жерт­ву потен­ци­аль­ную, это про­цесс повы­ше­ния сте­пе­ни вик­тим­но­сти» (Виш­не­вец­кий, 2014, с. 226).

Мас­штаб тако­го явле­ния, как кибер­бул­линг, осо­бен­но сре­ди под­рост­ков воз­рас­та­ет по при­чине рас­ши­ре­ния досту­па к элек­трон­ным устрой­ствам и мень­ше­му онлайн-кон­тро­лю. Напри­мер, в США более 97% моло­дых людей поль­зу­ют­ся Интер­не­том (Tokunaga, 2010). 

К пол­но­му охва­ту Интер­не­том стре­мят­ся и дру­гие стра­ны, вклю­чая Рос­сию. Непред­ви­ден­ным резуль­та­том это­го явля­ет­ся рас­ту­щий уро­вень опас­ных пре­ступ­ле­ний, в част­но­сти про­тив детей и под­рост­ков, и вик­ти­ми­за­ция последних.

Необ­хо­ди­мость изу­че­ния вик­ти­ми­за­ции объ­яс­ня­ет­ся ее широ­ким рас­про­стра­не­ни­ем в обще­стве и мно­го­чис­лен­ны­ми отри­ца­тель­ны­ми послед­стви­я­ми для ее жертв (Gini, Espelage, 2014; Шей­нов, 2018, 2019). 

Дан­ная про­бле­ма име­ет непо­сред­ствен­ное отно­ше­ние к про­бле­ме пси­хо­ло­ги­че­ско­го здо­ро­вья обще­ства и, в том чис­ле, изу­че­нию пере­жи­ва­е­мых соци­у­мом в целом кол­лек­тив­ных эмо­ций и чувств (Воло­ви­ко­ва и др., 2018; Пси­хо­ло­ги­че­ское здо­ро­вье…, 2014; Еме­лья­но­ва, 2016).

Кибер-изде­ва­тель­ства ста­ли акту­аль­ной, кри­ти­че­ской соци­аль­ной про­бле­мой, кото­рая серьез­но угро­жа­ет физи­че­ско­му и пси­хи­че­ско­му здо­ро­вью, осо­бен­но детей и под­рост­ков, поэто­му необ­хо­ди­мо тща­тель­ное ее изу­че­ние. Вполне зако­но­мер­но, что про­бле­ма кибер­бул­лин­га полу­чи­ла отра­же­ние в ряде исследований. 

Цель дан­ной ста­тьи – дать ана­ли­ти­че­ский обзор совре­мен­ных зару­беж­ных иссле­до­ва­ний это­го явления.

Степень распространения кибербуллинга

Пока­за­те­ли рас­про­стра­не­ния кибер-изде­ва­тельств в раз­ных стра­нах раз­ли­ча­ют­ся. По одним оцен­кам в школь­ные годы изде­ва­ют­ся над 10-20% моло­дых людей, а от 5 до 15% под­рост­ков сами изде­ва­ют­ся над дру­ги­ми. При этом мно­гие дети, кото­рые под­вер­га­ют­ся тако­му воз­дей­ствию, испы­ты­ва­ют повтор­ную и устой­чи­вую вик­ти­ми­за­цию в после­ду­ю­щем (Gini, Espelage, 2014).

В обзо­ре Робер­та С. Току­на­га пока­за­но, что око­ло 20-40% моло­дых людей испы­та­ли кибер-пре­сле­до­ва­ние хотя бы раз в жиз­ни (Tokunaga, 2010). 

В иссле­до­ва­нии К.Дж. Мит­чел­ла и Л.М. Джонс око­ло 23% из обсле­до­ван­ных под­рост­ков сооб­щи­ли о том, что в тече­ние послед­не­го меся­ца были жерт­ва­ми раз­лич­ных форм изде­ва­тельств (кибер­бул­лин­гу, скры­тым, физи­че­ским и сло­вес­ным фор­мам), при­чем 25,6% этих жертв ука­за­ли, что под­вер­га­ют­ся это­му в интер­нет-про­стран­стве. Боль­шая часть (50,3%) жертв сооб­щи­ла, что они ста­ли жерт­ва­ми всех четы­рех форм наси­лия (Mitchell, Jones, 2015).

Исполь­зуя дан­ные реги­о­наль­ной пере­пи­си уча­щих­ся сред­них школ, Ш.К. Шнай­дер с соав­то­ра­ми иссле­до­ва­ли рас­про­стра­нен­ность кибер­бул­лин­га и вик­ти­ми­за­ции вслед­ствие изде­ва­тельств в аме­ри­кан­ских шко­лах и их свя­зи с пси­хо­ло­ги­че­ским рас­строй­ством учащихся. 

В рам­ках это­го иссле­до­ва­ния, про­ве­ден­но­го осе­нью 2008 г., 20406 уче­ни­ков две­на­дца­тых клас­сов в Запад­ном Мас­са­чу­сет­се запол­ни­ли опрос­ни­ки, оце­ни­ва­ю­щие изде­ва­тель­ства над ними и воз­ни­ка­ю­щие пси­хо­ло­ги­че­ские рас­строй­ства, вклю­чая депрес­сив­ные симп­то­мы, душев­ные трав­мы и мыс­ли о суициде. 

Соглас­но дан­но­му иссле­до­ва­нию, в общей слож­но­сти 15,8% школь­ни­ков сооб­щи­ли о пре­сле­до­ва­нии через Интер­нет и 25,9% − о воз­дей­ствии в шко­ле за послед­ние 12 меся­цев (Schneider et al., 2012).

Соглас­но дру­го­му иссле­до­ва­нию, в зави­си­мо­сти от стра­ны про­жи­ва­ния от 5 до 20% детей ста­но­вят­ся жерт­ва­ми кибер­бул­лин­га (Geel et al., 2014).

Ф. Миш­на с соав­то­ра­ми изу­чи­ли часто­ту кибер-изде­ва­тельств сре­ди школь­ни­ков с выде­ле­ни­ем трех кате­го­рий уча­стия в нем: жертв, хули­га­нов и хули­га­нов-жертв. Пока­за­но, что школь­ни­ки в целом актив­но участ­ву­ют в этом про­цес­се: более 30% уча­щих­ся в дан­ном иссле­до­ва­нии иден­ти­фи­ци­ро­ва­ли себя как вовле­чен­ные в это явле­ние, как жерт­вы или хули­га­ны, и каж­дый чет­вер­тый из них (25,7%) сооб­щил о том, что в тече­ние преды­ду­щих трех меся­цев был вовле­чен в этот про­цесс и как хули­ган, и как жерт­ва (Mishna et al., 2012).

Дан­ные о рас­про­стра­нен­но­сти это­го явле­ния пред­став­ле­ны и в ряде дру­гих работ, эти све­де­ния будут при­ве­де­ны ниже при опи­са­нии иссле­до­ва­ний послед­ствий и пре­дик­то­ров кибербуллинга.

Последствия кибербуллинга

Жерт­вы изде­ва­тельств в бесе­де с иссле­до­ва­те­лем сооб­ща­ли о сво­их тяже­лых пере­жи­ва­ни­ях, при этом вик­ти­ми­за­ция была выше сре­ди школь­ни­ков, име­ю­щих ори­ен­та­цию, отлич­ную от гете­ро­сек­су­аль­ной. Объ­ек­ты воз­дей­ствия отме­ча­ли ухуд­ше­ние школь­ной успе­ва­е­мо­сти и отно­ше­ния к школе. 

Кон­тро­ли­ру­е­мые изме­ре­ния пока­за­ли, что наи­боль­шее рас­строй­ство сре­ди жертв как кибер­бул­лин­га, так и школь­ных изде­ва­тельств были свя­за­ны с депрес­сив­ны­ми симп­то­ма­ми и попыт­ка­ми само­убий­ства, тре­бу­ю­щи­ми меди­цин­ско­го лече­ния (Schneider et al., 2012).

Иссле­до­ва­ния пока­зы­ва­ют, что школь­ная и ком­пью­тер­ная вик­ти­ми­за­ция име­ют схо­жие нега­тив­ные послед­ствия, но изна­чаль­но не было ясно­сти, име­ют ли эти два кон­тек­ста пере­кры­ва­ю­щи­е­ся или уни­каль­ные свя­зи с состо­я­ни­ем подростков. 

В рабо­те Б.К. Фред­стром, Р.Э. Адам­са и Р. Гил­ма­на 802 девя­ти­класс­ни­ка (43% юно­шей, сред­ний воз­раст 16 лет), боль­шин­ство из кото­рых (82%) были белы­ми аме­ри­кан­ца­ми, пред­ста­ви­ли само­от­че­ты о рас­про­стра­нен­но­сти школь­ной и ком­пью­тер­ной вик­ти­ми­за­ции, а так­же о само­ува­же­нии, тре­во­ге, депрес­сив­ных симп­то­мах и локу­се контроля. 

Резуль­та­ты пока­за­ли, что 24,7% под­рост­ков счи­та­ют себя жерт­ва­ми в элек­трон­ном и 27,1% − в школь­ном кон­тек­сте. И в той, и в дру­гой груп­пе пока­за­те­ли вик­ти­ми­за­ции поло­жи­тель­но кор­ре­ли­ро­ва­ли с мень­шим само­ува­же­ни­ем и само­эф­фек­тив­но­стью, а так­же с повы­шен­ны­ми стрес­сом, тре­вож­но­стью, депрес­сив­ны­ми симп­то­ма­ми и экстернальностью. 

Важ­но отме­тить, что даже после уче­та вик­ти­ми­за­ции в шко­лах, кибер-вик­ти­ми­за­ция оста­ва­лась важ­ной пред­по­сыл­кой для всех ука­зан­ных нега­тив­ных послед­ствий. Раз­лич­ные типы ком­пью­тер­ной вик­ти­ми­за­ции сопро­вож­да­лись раз­лич­ны­ми отри­ца­тель­ны­ми пси­хо­ло­ги­че­ски­ми последствиями. 

Полу­чен­ные дан­ные сви­де­тель­ству­ют о том, что важ­но раз­ли­чать кон­тек­сты вик­ти­ми­за­ции и кон­крет­ные изме­не­ния, что­бы помочь школь­ни­ка­ми взрос­лым бороть­ся с послед­стви­я­ми вик­ти­ми­за­ции со сто­ро­ны сверст­ни­ков (Fredstrom et al., 2011).

Несмот­ря на сов­па­де­ние меж­ду тра­ди­ци­он­ны­ми и кибер-фор­ма­ми изде­ва­тельств, оста­ва­лось неяс­ным, име­ют ли жерт­вы те же нега­тив­ные послед­ствия, что и при их тра­ди­ци­он­ных формах. 

В иссле­до­ва­нии С. Пер­рен с соав­то­ра­ми изу­ча­лись свя­зи меж­ду кибер­бул­лин­гом, тра­ди­ци­он­ны­ми изде­ва­тель­ства­ми и депрес­сив­ны­ми симп­то­ма­ми у 374 школь­ни­ков из Швей­ца­рии и 1320 школь­ни­ков из Австра­лии (52% дево­чек, воз­раст: M=13,8, SD=1,0).

В допол­не­ние к шка­лам по депрес­сив­ным симп­то­мам все участ­ни­ки запол­ни­ли опрос­ник (оцен­ка совер­ше­ния и вик­ти­ми­за­ции вслед­ствие тра­ди­ци­он­ных и кибер-форм). По обе­им из назван­ных выбо­рок тра­ди­ци­он­ные жерт­вы и жерт­вы-хули­га­ны сооб­щи­ли о более силь­ных симп­то­мах депрес­сии, чем хули­га­ны и не участ­ву­ю­щие в изде­ва­тель­ствах дети. 

Важ­но отме­тить, что жерт­вы испы­ты­ва­ли зна­чи­тель­но более высо­кие уров­ни симп­то­мов депрес­сии, даже на фоне вовле­чен­но­сти в тра­ди­ци­он­ные фор­мы. В целом, кибер- вик­ти­ми­за­ция ста­ла допол­ни­тель­ным фак­то­ром рис­ка депрес­сив­ных симп­то­мов у под­рост­ков, участ­ву­ю­щих в изде­ва­тель­ствах (Perren et al., 2010).

В обзо­ре Р.С. Току­на­га пока­за­но, что вик­ти­ми­за­ция свя­за­на с серьез­ны­ми пси­хо­со­ци­аль­ны­ми, аффек­тив­ны­ми и ака­де­ми­че­ски­ми про­бле­ма­ми (Tokunaga, 2010).

Цель иссле­до­ва­ния С. Вигдер­со­ни М. Лин­ча состо­я­ла в том, что­бы изу­чить связь меж­ду: 1) кибер-вик­ти­ми­за­ци­ей и бла­го­по­лу­чи­ем под­рост­ков и 2) то же в соче­та­нии со скры­той и физи­че­ской ее формами. 

Были собра­ны дан­ные о 388 под­рост­ках. Для изу­че­ния свя­зей меж­ду опы­том вик­ти­ми­за­ции и пока­за­те­ля­ми эмо­ци­о­наль­но­го бла­го­по­лу­чия и успе­ва­е­мо­сти исполь­зо­ва­лась мно­же­ствен­ная регрес­сия. Уста­нов­ле­но, что кибер-вик­ти­ми­за­ция поло­жи­тель­но кор­ре­ли­ру­ет с эмо­ци­о­наль­ны­ми про­бле­ма­ми и нега­тив­но свя­за­на с пока­за­те­ля­ми эмо­ци­о­наль­но­го бла­го­по­лу­чия даже без опы­та физи­че­ской и скры­той виктимизации. 

Так­же пока­за­но, что кибер-вик­ти­ми­за­ция суще­ствен­но вли­я­ет на дру­гие ее фор­мы – скры­тую и физи­че­скую, кото­рые изме­ни­ли свя­зи меж­ду нею и пока­за­те­ля­ми эмо­ци­о­наль­но­го благополучия. 

В целом эти дан­ные сви­де­тель­ству­ют о том, что мно­го­чис­лен­ные фор­мы вик­ти­ми­за­ции нега­тив­но свя­за­ны с бла­го­по­лу­чи­ем под­рост­ков, и что кибер-вик­ти­ми­за­ция может вли­ять на под­рост­ков, поми­мо тра­ди­ци­он­ной (Wigderson, Lynch, 2013).

М. ван Гил, П. Вед­дер и Д. Тани­лон про­ве­ли мета ана­лиз иссле­до­ва­ний свя­зи меж­ду вик­ти­ми­за­ци­ей сверст­ни­ков, суи­ци­даль­ны­ми иде­я­ми под­рост­ков и попыт­ка­ми само­убий­ства. В нау­ко­мет­ри­че­ских базах дан­ных Ovid MEDLINE, Psyc INFO и Web of Science были най­де­ны соот­вет­ству­ю­щие ста­тьи за пери­од с 1910 по 2013 гг. В обзор были вклю­че­ны те иссле­до­ва­ния, в кото­рых сооб­ща­лось о вели­чине кор­ре­ля­ции меж­ду вик­ти­ми­за­ци­ей сверст­ни­ков и суи­ци­даль­ны­ми иде­я­ми или попыт­ка­ми само­убий­ства у детей и подростков. 

Из выяв­лен­ных таким обра­зом 491 иссле­до­ва­ний в 34 из них (в общей слож­но­сти 284375 респон­ден­тов) были пока­за­ны свя­зи меж­ду вик­ти­ми­за­ци­ей сверст­ни­ков и суи­ци­даль­ны­ми иде­я­ми. В девя­ти иссле­до­ва­ни­ях (в общей слож­но­сти 70102 испы­ту­е­мых) сооб­ща­лось о такой связи. 

В резуль­та­те было уста­нов­ле­но, что вик­ти­ми­за­ция детей и под­рост­ков неред­ко при­во­дит как к суи­ци­даль­ным иде­ям (уве­ли­че­ние веро­ят­но­сти в 2,23 раза по срав­не­нию с невик­ти­ми­зи­ро­ван­ны­ми испы­ту­е­мы­ми), так и к попыт­кам само­убий­ства (рост в 2,55 раза). 

Ана­лиз пока­зал, что эти резуль­та­ты не были свя­за­ны с воз­мож­ной пред­взя­то­стью пуб­ли­ка­ций. Кибер-изде­ва­тель­ство ока­за­лось более тес­но свя­зан­ным с суи­ци­даль­ны­ми иде­я­ми, неже­ли тра­ди­ци­он­ные формы. 

В целом вик­ти­ми­за­ция сверст­ни­ков явля­ет­ся фак­то­ром рис­ка для суи­ци­даль­ных идей и попы­ток для детей и под­рост­ков. Два мета ана­ли­за, про­ве­ден­ных авто­ра­ми иссле­до­ва­ния, чет­ко про­де­мон­стри­ро­ва­ли отри­ца­тель­ную связь меж­ду вик­ти­ми­за­ци­ей под­рост­ков со сто­ро­ны их сверст­ни­ков и пси­хи­че­ским и физи­че­ским здоровьем. 

Изде­ва­тель­ства мог­ли быть физи­че­ски­ми или уст­ны­ми, но так­же мог­ли осу­ществ­лять­ся через оттор­же­ние от груп­пы. При­мер­но 20% под­рост­ков серьез­но рас­смат­ри­ва­ли само­убий­ство, а от 5% до 8% под­рост­ков в США пыта­лись совер­шить само­убий­ство в тече­ние года; в целом, само­убий­ство явля­ет­ся одной из наи­бо­лее частых при­чин смерт­но­сти сре­ди под­рост­ков во всем мире (Geel et al.,2014).

Кибербуллинг и традиционные издевательства

В ста­тье Й. ван Уил­се­ма срав­ни­ва­лись фак­то­ры рис­ка вик­ти­ми­за­ции в резуль­та­те угроз элек­трон­ны­ми и тра­ди­ци­он­ны­ми сред­ства­ми (напри­мер, элек­трон­ная поч­та или чат в срав­не­нии с пись­мом или лич­ным контактом). 

Преды­ду­щие иссле­до­ва­те­ли при­ме­ня­ли в этих слу­ча­ях изо­ли­ро­ван­ный под­ход, сопо­став­ляя вик­ти­ми­за­цию в резуль­та­те кибер пре­ступ­ле­ний с тра­ди­ци­он­ной. При­ме­нен­ный авто­ром дан­ной рабо­ты инте­гри­ро­ван­ный под­ход исхо­дил из того, что соци­аль­ные вза­и­мо­дей­ствия меж­ду людь­ми в физи­че­ском и циф­ро­вом мире свя­за­ны меж­ду собой. То есть, под­вер­жен­ность кон­флик­то­ген­ным ситу­а­ци­ям и угро­за воз­мож­ной эска­ла­ции кон­флик­та могут одно­вре­мен­но воз­ни­кать в том и дру­гом виде дея­тель­но­сти: повсе­днев­ные дей­ствия в онлайн не могут при­ве­сти к тра­ди­ци­он­ной вик­ти­ми­за­ции в резуль­та­те угроз и, наобо­рот, меж­лич­ност­ная вик­ти­ми­за­ция может при­ве­сти к вик­ти­ми­за­ции вслед­ствие кибер-угроз. 

Резуль­та­ты про­ве­ден­ных авто­ром пуб­ли­ка­ции опро­сов по вик­ти­ми­за­ции из выбор­ки (N=6896) жите­лей Нидер­лан­дов под­твер­ди­ли спра­вед­ли­вость обе­их этих гипо­тез (Wilsem, 2011).

В иссле­до­ва­нии Х. Джанг, Д. Сонг и Р. Кима изу­ча­лась воз­мож­ная связь меж­ду тра­ди­ци­он­ны­ми изде­ва­тель­ства­ми и кибер­бул­лин­гом. Авто­ры исхо­ди­ли из пред­по­ло­же­ния, что пер­вые при непо­сред­ствен­ном кон­так­те могут созда­вать нега­тив­ные эмо­ци­о­наль­ные напря­же­ния, кото­рые вви­ду воз­мож­ной ано­ним­но­сти в кибер­про­стран­стве могут при­ве­сти к тому, что жерт­вы сами перей­дут к кибер­бул­лин­гу в каче­стве раз­ряд­ки воз­ник­ше­го состояния.

Исполь­зуя дан­ные корей­ско­го лон­ги­тюд­но­го наци­о­наль­но­го моло­деж­но­го обсле­до­ва­ния, авто­ры эмпи­ри­че­ски про­ве­ри­ли выше­упо­мя­ну­тую гипо­те­зу. Ими уста­нов­ле­но, что тра­ди­ци­он­ная вик­ти­ми­за­ция в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни свя­за­на с кибер­бул­лин­гом. Моло­дые люди, став­шие жерт­ва­ми тра­ди­ци­он­ных изде­ва­тельств, про­яв­ля­ли более выра­жен­ную тен­ден­цию к тому, что­бы занять­ся кибер­бул­лин­гом с экс­тер­на­ли­за­ци­ей сво­е­го напря­же­ния в кибер­про­стран­стве (Jang et al., 2014).

К. Дж. Мит­челл и Л.М. Джонс изу­чи­ли соот­но­ше­ние тра­ди­ци­он­ных изде­ва­тельств (скры­тых, сло­вес­ных и физи­че­ских) с кибер-фор­ма­ми, срав­нив кибер-жертв с жерт­ва­ми тра­ди­ци­он­ной вик­ти­ми­за­ции в шко­лах. Были изу­че­ны так­же подроб­но­сти опы­та кибер-изде­ва­тельств (напри­мер, кто отпра­вил сооб­ще­ние, как было отправ­ле­но сооб­ще­ние, и что было сообщено). 

Авто­ра­ми обра­бо­та­ны дан­ные, посту­пив­шие от 28104 под­рост­ков 9-12 клас­сов из 58 сред­них школ. Кибер-жерт­вы обыч­но пола­га­ли, что тре­ти­ру­ю­щий их сверст­ник был из чис­ла их дру­зей, и поэто­му у них было боль­ше шан­сов под­вер­гать­ся скры­то­му воз­дей­ствию. Мно­го­уров­не­вый ана­лиз пока­зал, что по срав­не­нию с теми, кто под­вер­гал­ся толь­ко тра­ди­ци­он­ным изде­ва­тель­ствам, у тех, кто под­верг­ся его кибер-фор­мам, были боль­шие шан­сы на экс­тер­на­ли­за­цию и интер­на­ли­за­цию симп­то­мов (отно­ше­ние шан­сов рав­но, соот­вет­ствен­но, 1,44 и 1,25). Изу­че­ние подроб­ных харак­те­ри­стик пере­жи­ва­ний жертв кибер­за­пу­ги­ва­ния ука­за­ло на отно­си­тель­но высо­кий уро­вень пере­кры­тия меж­ду кибер­бул­лин­гом и тра­ди­ци­он­ны­ми изде­ва­тель­ства­ми (Mitchell, Jones, 2015).

Предикторы кибербуллинга

Цель иссле­до­ва­ния Х.А. Каса с с соав­то­ра­ми состо­я­ла в том, что­бы узнать, явля­ют­ся ли пере­мен­ные, кото­рые пред­ска­зы­ва­ют вовле­чен­ность моло­де­жи в тра­ди­ци­он­ные изде­ва­тель­ства, пре­дик­то­ра­ми появ­ле­ния кибер- форм, како­вы сход­ства и раз­ли­чия уча­стия в этих явле­ни­ях. Выбор­ку в иссле­до­ва­нии соста­ви­ли уче­ни­ки сред­них школ (N=893, 45,9% девочек). 

Резуль­та­ты пока­за­ли, что: 1) меж­ду пре­дик­то­ра­ми школь­но­го изде­ва­тель­ства и кон­крет­ны­ми пере­мен­ны­ми вир­ту­аль­ной сре­ды, кото­рые пред­ска­зы­ва­ют кибер- фор­мы, суще­ству­ют мно­же­ствен­ные свя­зи; 2) школь­ный кли­мат и эмпа­тия явля­ют­ся дву­мя важ­ны­ми их пред­ска­за­те­ля­ми; 3)интернет-зависимость пред­ска­зы­ва­ет кибер-агрес­сию; 4)отсутствие кон­тро­ля над лич­ной инфор­ма­ци­ей в Интер­не­те пред­ска­зы­ва­ет кибербуллинг;5) фак­то­ры рис­ка, свя­зан­ные с тра­ди­ци­он­ны­ми изде­ва­тель­ства­ми, так­же пред­ска­зы­ва­ют их кибер- фор­мы (Casas et al., 2013).

В обзо­ре иссле­до­ва­ний пре­дик­то­ров кибер-изде­ва­тельств, выпол­нен­ном Лян Чен, Ш.С. Хо и М.О. Лвин было выяв­ле­но 16 пред­ска­за­те­лей как их самих, таки и после­ду­ю­щей вик­ти­ми­за­ции. Про­ана­ли­зи­ро­ва­на сила воз­дей­ствия этих пред­ска­за­те­лей с помо­щью мета ана­ли­за 81 эмпи­ри­че­ских иссле­до­ва­ний, кото­рые пред­став­ля­ли собой общую выбор­ку из 99741 участ­ни­ка и дали 259 неза­ви­си­мых корреляций. 

Полу­чен­ные резуль­та­ты пока­за­ли, что основ­ны­ми фак­то­ра­ми кибер­бул­лин­га явля­ют­ся рис­ко­ван­ное исполь­зо­ва­ние инфор­ма­ци­он­но-ком­му­ни­ка­ци­он­ных тех­но­ло­гий (ИКТ), нару­ше­ния мораль­ных прин­ци­пов и соци­аль­ных норм, депрес­сия и тра­ди­ци­он­ные фор­мы нега­тив­но­го воз­дей­ствия, при­чем рис­ко­ван­ное исполь­зо­ва­ние ИКТ и тра­ди­ци­он­ная вик­ти­ми­за­ция вслед­ствие изде­ва­тельств были глав­ны­ми фак­то­ра­ми кибервиктимизации. 

Соглас­но ана­ли­зу авто­ров, стра­на (отку­да были испы­ту­е­мые), спо­соб фор­ми­ро­ва­ния выбор­ки, воз­раст и медиа-плат­фор­ма были важ­ны­ми посред­ни­ка­ми в свя­зях меж­ду неко­то­ры­ми из назван­ных пред­ска­за­те­лей и кибер-изде­ва­тель­ства­ми/вик­ти­ми­за­ци­ей (Chen et al. 2017).

В интер­нет-чатах дети и под­рост­ки ста­но­вят­ся жерт­ва­ми вир­ту­аль­ной сло­вес­ной агрес­сии, онлайн-вик­ти­ми­за­ции (драз­не­ние, угро­зы, оскорб­ле­ния, пре­сле­до­ва­ние). В иссле­до­ва­нии К. Кат­цер, Д. Фет­чен­хау­эр и Ф. Бел­шак рас­смат­ри­ва­лись сле­ду­ю­щие вопро­сы: 1) Как часто изде­ва­тель­ство про­ис­хо­дит в интер­нет-чатах? 2) Кто явля­ет­ся жерт­вой в интер­нет-чатах? 3) Како­вы детер­ми­нан­ты вик­ти­ми­за­ции в интернет-чатах? 

В иссле­до­ва­нии участ­во­ва­ло 1700 уче­ни­ков из немец­ких сред­них школ. Резуль­та­ты выяви­ли проч­ную связь меж­ду вик­ти­ми­за­ци­ей в шко­ле и вик­ти­ми­за­ци­ей в интер­нет-чатах; школь­ные жерт­вы зна­чи­тель­но чаще ста­но­вят­ся жерт­ва­ми чата. При этом пред­ска­за­те­ля­ми вик­ти­ми­за­ции и посред­ством чатов, и при непо­сред­ствен­ных кон­так­тах в шко­ле явля­ют­ся такие фак­то­ры, как пол, само­оцен­ка, отно­ше­ния меж­ду детьми и роди­те­ля­ми. Раз­ли­чия про­яв­ля­ют­ся в роли, кото­рые в одном и дру­гом виде вик­ти­ми­за­ции игра­ют соци­аль­ная инте­гра­ция, попу­ляр­ность и пове­де­ние, свя­зан­ное с изде­ва­тель­ства­ми (Katzer et al., 2009).

В иссле­до­ва­нии В. Пелу­чет­те с соав­то­ра­ми рас­смат­ри­ва­лось вли­я­ние рис­ко­ван­ных прак­тик в соци­аль­ных сетях и инди­ви­ду­аль­ных раз­ли­чий в само­рас­кры­тии лич­но­сти на веро­ят­ность вик­ти­ми­за­ции кибер- изде­ва­тель­ства­ми сре­ди моло­дых поль­зо­ва­те­лей Facebook. 

Резуль­та­ты, полу­чен­ные от 572 респон­ден­тов из трех уни­вер­си­те­тов (два в США и один в Австра­лии), пока­за­ли, что пуб­ли­ка­ция нескром­но­го или нега­тив­но­го кон­тен­та, нали­чие дру­зей в Facebook, кото­рые пуб­ли­ку­ют такой кон­тент, и общее коли­че­ство дру­зей в Facebook были силь­ны­ми пред­ска­за­те­ля­ми кибервиктимизации. 

Кро­ме того, боль­шин­ство рас­смот­рен­ных лич­ност­ных пере­мен­ных (доб­ро­со­вест­ность, экс­тра­вер­сия, согла­со­ван­ность, эмо­ци­о­наль­ная ста­биль­ность, само­рас­кры­тие) были зна­чи­мы­ми пре­дик­то­ра­ми, по край­ней мере, неко­то­рых из этих рис­ко­ван­ных прак­тик в соци­аль­ных сетях. Одна­ко толь­ко экс­тра­вер­сия и откры­тость были наи­бо­лее зна­чи­тель­ны­ми пред­ска­за­те­ля­ми кибер­вик­ти­ми­за­ции (Peluchette et al., 2015).

Целью иссле­до­ва­ния Ф. Миш­на с соав­то­ра­ми было изу­че­ние фак­то­ров, кото­рые спо­соб­ству­ют уча­стию в кибер-изде­ва­тель­ствах. В этом иссле­до­ва­нии исполь­зо­ва­лась боль­шая и раз­но­об­раз­ная выбор­ка уча­щих­ся 2186 сред­них и стар­ших клас­сов из более чем 200 школ. 

Школь­ни­ки, вовле­чен­ные в про­цесс, чаще сооб­ща­ли о наси­лии в отно­ше­нии сверст­ни­ков, кото­рые боль­ше вре­ме­ни исполь­зо­ва­ли ком­пью­те­ры и дава­ли свой пароль дру­зьям. При тра­ди­ци­он­ной фор­ме кате­го­рия жертв-хули­га­нов пред­став­ля­ет собой наи­мень­шую и наи­бо­лее уяз­ви­мую груп­пу детей, тогда как в дан­ном иссле­до­ва­нии кате­го­рия хули­га­нов- жертв пред­ста­ла большей. 

Кро­ме того, девоч­ки ока­за­лись более склон­ны­ми, чем маль­чи­ки, быть жерт­ва­ми в кибер-изде­ва­тель­ствах, в отли­чие от тра­ди­ци­он­ных, в кото­рых обыч­но боль­ше маль­чи­ков, чем дево­чек участ­ву­ют в каче­стве хули­га­нов-жертв. Эти резуль­та­ты ука­зы­ва­ют на необ­хо­ди­мость даль­ней­ше­го изу­че­ния и сосре­до­то­че­ния вни­ма­ния на фак­то­рах рис­ка для уча­стия под­рост­ков в каж­дой из трех кате­го­рий это­го явле­ния (Mishna et al., 2012).

Потре­би­тель­ское мошен­ни­че­ство широ­ко рас­про­стра­не­но, но мало иссле­до­ва­ний посвя­ще­но пони­ма­нию того, поче­му неко­то­рые соци­аль­ные груп­пы более уяз­ви­мы к вик­ти­ми­за­ции тако­го типа, чем дру­гие. Ста­тья Й. ван Вил­се­ма посвя­ще­на вик­ти­ми­за­ции в резуль­та­те интернет-мошенничества. 

Ана­лиз дан­ных широ­ко­мас­штаб­ных обсле­до­ва­ний вик­ти­ми­за­ции насе­ле­ния Нидер­лан­дов (N=6201) пока­зал, что люди с низ­ким уров­нем само­кон­тро­ля, а так­же актив­ные онлайн-поку­па­те­ли и участ­ни­ки онлайн-фору­мов под­вер­га­ют­ся зна­чи­тель­но более высо­ко­му рис­ку виктимизации. 

Связь меж­ду низ­ким само­кон­тро­лем и вик­ти­ми­за­ци­ей явля­ет­ся кос­вен­ной, но вви­ду того, что импуль­сив­ные люди более актив­но участ­ву­ют в рис­ко­вой онлайн-дея­тель­но­сти, име­ет место ощу­ти­мый пря­мой эффект. Это под­твер­жда­ет то, что в подоб­ных ситу­а­ци­ях люди с низ­ким само­кон­тро­лем чаще стра­да­ют от обман­чи­вых ком­мер­че­ских пред­ло­же­ний в Интер­не­те (Wilsem, 2013а; 2013b).

Изу­че­ние фак­то­ров рис­ка стать жерт­вой взло­ма сай­та при­влек­ли мень­шее вни­ма­ние иссле­до­ва­те­лей. В ста­тье Й. ван Вил­се­мас соав­то­ра­ми рас­смат­ри­ва­лись фак­то­ры рис­ка для это­го вида пре­ступ­ле­ний и иссле­до­ва­лась его тео­ре­ти­че­ская и эмпи­ри­че­ская связь с более широ­ко изу­чен­ным типом вик­ти­ми­за­ции кибер­пре­ступ­но­сти – онлайн-преследованиями. 

Резуль­та­ты пока­за­ли, что низ­кий уро­вень само­кон­тро­ля дей­ству­ет как общий фак­тор рис­ка при вик­ти­ми­за­ции ука­зан­ны­ми дву­мя спо­со­ба­ми. Это при­во­дит к более высо­ко­му рис­ку пере­жи­ва­ния в тече­ние года одно­го из этих двух видов вик­ти­ми­за­ции. Одна­ко кон­крет­ное онлайн-пове­де­ние пред­ска­зы­ва­ют кон­крет­ные типы вик­ти­ми­за­ции онлайн (напри­мер, исполь­зо­ва­ние соци­аль­ных сетей пред­ска­зы­ва­ло толь­ко изде­ва­тель­ства, а не взлом сай­та) (Wilsem, 2011).

Кибер-изде­ва­тель­ства на рабо­чем месте и их вли­я­ние на пове­де­ние сотруд­ни­ков сла­бо пред­став­ле­ны в лите­ра­ту­ре. В ста­тье Х. Кес­кин с соав­то­ра­ми уста­нов­ле­на связь меж­ду таким их видом на рабо­чем месте и контр­про­дук­тив­ным пове­де­ни­ем на рабо­те. Пока­за­но, что высо­кий уро­вень эмо­ци­о­наль­но­го интел­лек­та дает сотруд­ни­кам воз­мож­ность луч­ше справ­лять­ся со стрес­со­ра­ми на рабо­чем месте (Keskin et al., 2016).

Выводы

Кибер-изде­ва­тель­ства полу­ча­ют все боль­шее рас­про­стра­не­ние сре­ди под­рост­ков вслед­ствие роста чис­ла поль­зо­ва­те­лей гад­же­та­ми и отсут­ствия онлайн-контроля.

Обна­ру­же­но нега­тив­ное вли­я­ние кибер­бул­лин­га на пси­хи­че­ское и физи­че­ское здо­ро­вье, кото­рое поло­жи­тель­но кор­ре­ли­ру­ет с серьез­ны­ми пси­хо­со­ци­аль­ны­ми, аффек­тив­ны­ми про­бле­ма­ми, с мень­шим само­ува­же­ни­ем и само­эф­фек­тив­но­стью, с повы­шен­ны­ми стрес­сом, тре­вож­но­стью, депрес­сив­ны­ми симп­то­ма­ми и экстернальностью.

Этот нега­тив­ный про­цесс отри­ца­тель­но свя­зан с пока­за­те­ля­ми эмо­ци­о­наль­но­го бла­го­по­лу­чия. Опыт онлайн-воз­дей­ствия поло­жи­тель­но кор­ре­ли­ру­ет с уси­ле­ни­ем неудо­вле­тво­рен­но­сти жиз­нью и с ухуд­ше­ни­ем пси­хи­че­ско­го здоровья.

Кибер­бул­линг нега­тив­но отра­жа­ет­ся на уче­бе: его жерт­вы сооб­ща­ют об ухуд­ше­нии школь­ной успе­ва­е­мо­сти и отно­ше­ния к школе.

Кибер-изде­ва­тель­ства ока­за­лись более тес­но свя­зан­ны­ми с суи­ци­даль­ны­ми иде­я­ми, неже­ли тра­ди­ци­он­ные фор­мы это­го явления.

Суще­ству­ет дву­сто­рон­няя связь меж­ду кибер­бул­лин­гом и тра­ди­ци­он­ны­ми издевательствами.

Глав­ны­ми фак­то­ра­ми, спо­соб­ству­ю­щи­ми кибер­бул­лин­гу, явля­ют­ся рис­ко­ван­ное исполь­зо­ва­ние инфор­ма­ци­он­но-ком­му­ни­ка­ци­он­ных тех­но­ло­гий и тра­ди­ци­он­ные (напри­мер, школь­ные) изде­ва­тель­ства. Интер­нет-зави­си­мость так­же пред­ска­зы­ва­ет агрес­сию посред­ством кибер­бул­лин­га. Школь­ни­ки чаще сооб­ща­ют о кибер-фор­мах в отно­ше­нии сверст­ни­ков, кото­рые боль­ше вре­ме­ни про­во­ди­ли за ком­пью­те­ра­ми дава­ли паро­ли сво­им друзьям.

Более дру­гих риску­ют постра­дать от кибер-изде­ва­тельств инди­ви­ды с низ­ким уров­нем само­кон­тро­ля, актив­ные онлайн-поку­па­те­ли и люди, участ­ву­ю­щие в онлайн-фору­мах. В целом низ­кий уро­вень само­кон­тро­ля инди­ви­да дей­ству­ет как общий фак­тор рис­ка стать жерт­вой онлайн-преследований.

Пуб­ли­ка­ция сту­ден­та­ми нескром­но­го или нега­тив­но­го кон­тен­та, нали­чие дру­зей в Facebook, кото­рые пуб­ли­ку­ют такой кон­тент, и общее коли­че­ство дру­зей в Facebook явля­ют­ся надеж­ны­ми пред­ска­за­те­ля­ми кибер­бул­лин­га. Наи­бо­лее зна­чи­тель­ны­ми пред­ска­за­те­ля­ми кибер­бул­лин­га явля­ют­ся экс­тра­вер­сия и открытость.

Луч­ше справ­ля­ют­ся с кибер­бул­лин­гом на рабо­чем месте сотруд­ни­ки с высо­ким уров­нем эмо­ци­о­наль­но­го интеллекта.

Пред­став­лен­ные в ста­тье резуль­та­ты зару­беж­ных иссле­до­ва­те­лей слу­жат источ­ни­ка­ми рабо­чих гипо­тез при про­ве­де­нии ана­ло­гич­ных иссле­до­ва­ний в рус­ско­языч­ном соци­у­ме и для крос­скуль­тур­ных исследований.

В прак­ти­че­ском плане полу­чен­ные резуль­та­ты целе­со­об­раз­но было бы рас­про­стра­нять сре­ди роди­те­лей, педа­го­гов, прак­ти­че­ских пси­хо­ло­гов, а так­же и потен­ци­аль­ных жертв кибер­бул­лин­га – о его рас­про­стра­нен­но­сти, опас­но­сти и нега­тив­ном вли­я­нии на пси­хи­че­ское и физи­че­ское здо­ро­вье и эмо­ци­о­наль­ное бла­го­по­лу­чие жертв.

Для про­фи­лак­ти­ки вик­ти­ми­за­ции в резуль­та­те кибер­бул­лин­га мож­но реко­мен­до­вать про­ве­де­ние тре­нин­гов, направ­лен­ных на повы­ше­ние эмо­ци­о­наль­но­го интеллекта.

Список литературы

1. Виш­не­вец­кий К.В. Вик­ти­ми­за­ция: фак­то­ры, усло­вия, уров­ни // Тео­рия и прак­ти­ка обще­ствен­но­го раз­ви­тия. 2014. № 4. С. 226-227.
2. Воло­ви­ко­ва М.И., Журавлев А.Л., Юре­вич А.В. Пре­ди­сло­вие // Духов­но- нрав­ствен­ные про­бле­мы совре­мен­ной лич­но­сти. М.: Изд-во «Инсти­тут пси­хо­ло­гии РАН», 2018. С. 7-14.
3. Еме­лья­но­ва Т.П. Фено­мен кол­лек­тив­ных чувств в пси­хо­ло­гии боль­ших соци­аль­ных групп // Инсти­тут пси­хо­ло­гии Рос­сий­ской ака­де­мии наук. Соци­аль­ная и эко­но­ми­че­ская пси­хо­ло­гия. 2016. Т. 1. № 1. С. 3-22.
4. Журавлев А.Л. Пси­хо­ло­ги­че­ские фак­то­ры физи­че­ско­го и пси­хи­че­ско­го здо­ро­вья чело­ве­ка (по мате­ри­а­лам иссле­до­ва­ний ИП РАН) // Пси­хо­ло­ги­че­ский жур­нал. 2004. Т. 25. № 3. С. 107–117.
5. Пси­хо­ло­ги­че­ские иссле­до­ва­ния про­блем совре­мен­но­го рос­сий­ско­го обще­ства. М.: Изд-во «Инсти­тут пси­хо­ло­гии РАН», 2013.
6. Пси­хо­ло­ги­че­ские про­бле­мы совре­мен­но­го рос­сий­ско­го обще­ства. М.: Изд-во «Инсти­тут пси­хо­ло­гии РАН», 2012.
7. Пси­хо­ло­ги­че­ское здо­ро­вье лич­но­сти и духов­но-нрав­ствен­ные про­бле­мы совре­мен­но­го рос­сий­ско­го обще­ства / Отв. ред. А.Л. Журавлев, М.И. Воло­ви­ко­ва, Т.В. Гал­ки­на. М.: Изд-во «Инсти­тут пси­хо­ло­гии РАН», 2014.
8. Шей­нов В.П. Вик­ти­ми­за­ция жертв изде­ва­тельств как источ­ник их отри­ца­тель­ных эмо­ци­о­наль­ных состо­я­ний // Инсти­тут пси­хо­ло­гии Рос­сий­ской ака­де­мии наук. Соци­аль­ная и эко­но­ми­че­ская пси­хо­ло­гия. 2019. Т. 4. № 1. С. 94-123. 
9. Шей­нов В.П. Детер­ми­нан­ты вик­ти­ми­за­ции про­фес­си­о­на­ла на рабо­чем месте // Инсти­тут пси­хо­ло­гии Рос­сий­ской ака­де­мии наук. Орга­ни­за­ци­он­ная пси­хо­ло­гия и пси­хо­ло­гия тру­да. 2018. Т. 3. № 4. С. 168-192.
10. Casas J.A., Rey R.D. Ortega-Ruiz R. Bullying and cyberbullying: Convergent and divergent predictor variables // Computers in Human Behavior. 2013. V. 29. № 3. P. 580-587.
11. Chen L., Ho S.S., Lwin M. A meta-analysis of factors predicting cyberbullying perpetration and victimization: From the social cognitive and media effects approach // New Media & Society. 2017. V. 19. № 8. P. 1194-1213.
12. Fredstrom B.K., Adams R.E., Gilman R. Electronic and School-Based Victimization: Unique Contexts for Adjustment Difficulties During Adolescence // Journal of Youth and Adolescence. 2011. V. 40. № 4. P. 405-415.
13. Geel M., Vedder P., Tanilon J. Relationship Between Peer Victimization, Cyberbullying, and Suicide in Children and Adolescents. A Meta-analysis // JAMA Pediatr. 2014. V. 168. № 5. P. 435-442. doi:10.1001/jamapediatrics.2013.4143.
14. Gini G., Espelage D.L. Peer Victimization, Cyberbullying, and Suicide Risk in Children and Adolescents // JAMA. 2014. V. 312. № 5. P. 545-546.
15. Jang H., Song J., Kima R. Does the offline bully-victimization influence cyberbullying behavior among youths? Application of General Strain Theory // Computers in Human Behavior. 2014. V. 31. P. 85-93.
16. Katzer C., Fetchenhauer D., Belschak F. Cyberbullying: Who Are the Victims? A Comparison of Victimization in Internet Chatrooms and Victimization in School // Journal of Media Psychology. 2009. № 21. P. 25-36.
17. Keskin, H., Akgün A.E., Ayar H., Kayman Ş.S. Cyberbullying Victimization, Counterproductive Work Behaviour and Emotional Intelligence at Workplace // Procedia– Social and Behavioral Sciences. 2016. V. 235. № 24. P. 281-287.
18. Mishna F., Khoury-Kassabri M., Schwan K., Wiener J., Craig W., Beran T., Pepler D., Daciuk J. The contribution of social support to children and adolescents’ self-perception: The mediating role of bullying victimization // Children and Youth Services Review. 2016. V. 63. P. 120-127.
19. Mitchell K.J., Jones L.M. Cyberbullying and Bullying Must Be Studied Within a Broader Peer Victimization Framework // Journal of Adolescent Health. 2015. V. 56. № 5. P. 473-474.
20. Peluchette J.V., Karlb K., Wood C., Williams J. Cyberbullying victimization: Do victims’ personality and risky social network behaviors contribute to the problem? // Computers in Human Behavior. 2015. V. 52. P. 424-435.
21. Perren S., Dooley J., Shaw T., Cross D. Bullying in school and cyberspace: Associations with depressive symptoms in Swiss and Australian adolescents // Child and Adolescent Psychiatry and Mental Health. 2010. V. 4. № 28.
22. Schneider S.K., Stueve A. Cyberbullying, School Bullying, and Psychological Distress: A Regional Census of High School Students // American Journal of Public Health. V. 102. № 1. P. 171-177.
23. Tokunaga R.S. Following you home from school: A critical review and synthesis of research on cyberbullying victimization // Computers in Human Behavior. 2010. V. 26. № 3. P. 277-287.
24. Tynes B.M., Rose C.A., Williams D.R. The Development and Validation of the Online Victimization Scale for Adolescents // Cyberpsychology: Journal of Psychosocial Research on Cyberspace. 2010. V. 4. № 2. P. 1-15.
25. Wigderson S., Lynch M. Cyber- and traditional peer victimization: Unique relationships with adolescent well-being // Psychology of Violence. 2013. V. 3. № 4. P. 297-309.
26. Wilsem J. «Bought it, but Never Got it» Assessing Risk Factors for Online Consumer Fraud Victimization // European Sociological Review. 2013 (a). V. 29. Is. 2. P. 168-178.
27. Wilsem J. Hacking and Harassment – Do They Have Something in Common? Comparing Risk Factors for Online Victimization // Journal of Contemporary Criminal Justice. 2013 (b). V. 29. № 4. P. 437-453.
28. Wilsem J. Worlds tied together? Online and non-domestic routine activities and their impact on digital and traditional threat victimization // European Journal of Criminology. 2011. V. 8. № 2. P. 115-127.

Об авторе

Вик­тор Пав­ло­вич Шей­нов — док­тор социо­ло­ги­че­ских наук, про­фес­сор, про­фес­сор кафед­ры пси­хо­ло­гии и педа­го­ги­че­ско­го мастер­ства, Бело­рус­ский госу­дар­ствен­ный уни­вер­си­тет, Минск, Беларусь.

Смот­ри­те также:

• Анти­пи­на С.С. Опрос­ник «Типо­ло­гия кибе­ра­грес­сии»: струк­ту­ра и пер­вич­ные пси­хо­мет­ри­че­ские характеристики
• Бови­на И.Б., Дво­рян­чи­ков Н.В. Пове­де­ние онлайн и офлайн: две реаль­но­сти или одна?
• Напи­сан­ное оста­ет­ся. Как сде­лать интер­нет-обще­ние без­опас­ным и ком­форт­ным. Дж. Пэт­чин, С. Хиндуя
• Шаров А.А. Изме­ре­ние кибе­ра­грес­сии: раз­ра­бот­ка рус­ско­языч­но­го ана­ло­га опрос­ни­ка CYBA