Волкова Е.Н., Волкова И.В., Голубовская А.С. Обзор зарубежных исследований по проблеме кибербуллинга среди подростков и молодежи

Введение

Рас­про­стра­нен­ность инфор­ма­ци­он­ных тех­но­ло­гий и доступ­ность Интер­не­та при­ве­ли к появ­ле­нию новой фор­мы трав­ли - кибер­бул­лин­га – сре­ди под­рост­ков и молодежи. 

Кибер­бул­линг пред­став­ля­ет собой трав­лю, кото­рая про­ис­хо­дит с помо­щью исполь­зо­ва­ния тех­но­ло­гий (ком­пью­те­ра, мобиль­ных теле­фо­нов) и Интер­не­та (элек­трон­ной почты, соци­аль­ных сетей, мессенджеров). 

В отли­чие от непо­сред­ствен­ных, кон­такт­ных форм бул­лин­га, он обла­да­ет рядом спе­ци­фи­че­ских свойств, таких как: ано­ним­ность, кото­рую предо­став­ля­ют мно­гие сай­ты, что дает воз­мож­ность поль­зо­ва­те­лям при­ме­рить на себя раз­ные соци­аль­ные роли, не боясь при этом столк­нуть­ся с соци­аль­ным пори­ца­ни­ем; дистант­ность, про­яв­ля­ю­ща­я­ся в том, что хули­ган совер­ша­ет запу­ги­ва­ние через тех­но­ло­гии, кото­рые поз­во­ля­ют чув­ство­вать себя в без­опас­но­сти; боль­шое коли­че­ство сви­де­те­лей и бес­кон­троль­ное рас­про­стра­не­ние инфор­ма­ции, кото­рые предо­став­ля­ет Интернет. 

На дан­ный момент нет точ­ных дан­ных о рас­про­стра­нен­но­сти кибер­бул­лин­га, так как в раз­ных иссле­до­ва­ни­ях уро­вень уча­стия в кибер­бул­лин­ге варьи­ру­ет от 6 до 62% [5, 6, 25, 27].

Посколь­ку кибер­бул­линг воз­мо­жен толь­ко при помо­щи исполь­зо­ва­ния Интер­не­та и средств свя­зи, инфор­ма­ци­он­но-тех­но­ло­ги­че­ский про­гресс, кото­рый был свя­зан с раз­ви­ти­ем ком­му­ни­ка­тив­ных тех­но­ло­гий, спо­соб­ство­вал появ­ле­нию и рас­про­стра­не­нию кибер­бул­лин­га. Поэто­му для зару­беж­ных стран (США, Вели­ко­бри­та­ния и др.) конец 1990-х – нача­ло 2000-х годов ста­ли отправ­ной точ­кой в изу­че­нии кибербуллинга. 

На 16 авгу­ста 2018 года в базе PubMed по запро­су «cyberbullying» было най­де­но 5408 резуль­та­тов. Посколь­ку чис­ло иссле­до­ва­ний вели­ко, тре­бу­ет­ся обоб­щить основ­ные резуль­та­ты, полу­чен­ные ино­стран­ны­ми коллегами.

В Рос­сии науч­ные ста­тьи по про­бле­ме кибер­бул­лин­га актив­но пуб­ли­ку­ют­ся в тече­ние послед­них пяти лет. Так, из 188 работ, най­ден­ных по запро­су «кибер­бул­линг» на пор­та­ле elibrary.ru по состо­я­нию на 16 авгу­ста 2018 года, 85 были опуб­ли­ко­ва­ны не ранее 2017 года. 

Боль­шин­ство этих пуб­ли­ка­ций кон­ста­ти­ру­ет сте­пень рас­про­стра­нен­но­сти кибер­бул­лин­га, ука­зы­ва­ет на нега­тив­ные послед­ствия кибер­бул­лин­га для акту­аль­но­го состо­я­ния лич­но­сти и ее раз­ви­тия. Одна­ко чис­ло обзор­ных ста­тей сре­ди этих пуб­ли­ка­ций единично. 

Клю­че­вой рабо­той мож­но назвать ста­тью А.А. Боча­вер и К.Д. Хло­мо­ва [1]. Авто­ры опи­сы­ва­ют актив­ность исполь­зо­ва­ния Интер­не­та под­рост­ка­ми (нали­чие досту­па к ком­му­ни­ка­тив­ным тех­но­ло­ги­ям и Интер­не­ту; коли­че­ство вре­ме­ни, про­ве­ден­но­го в Интер­не­те), пси­хо­ло­ги­че­ские аспек­ты видов кибер­бул­лин­га, его спе­ци­фи­че­ские свой­ства, а так­же рас­смат­ри­ва­ют уже суще­ству­ю­щие про­фи­лак­ти­че­ские меры по предот­вра­ще­нию кибер­бул­лин­га в Рос­сии и за рубежом. 

В целом авто­ры не ста­ви­ли зада­чу обоб­щить иссле­до­ва­ния кибер­бул­лин­га за рубе­жом. Целью насто­я­щей рабо­ты явля­ет­ся обзор зару­беж­ных ста­тей для обоб­ще­ния резуль­та­тов иссле­до­ва­ний в обла­сти кибер­бул­лин­га и поис­ка акту­аль­ных направ­ле­ний буду­щих исследований.

Отбор исследований для включения в анализ

Поиск по запро­су «cyberbullying» (01.02.2018–02.02.2018) про­во­дил­ся на сле­ду­ю­щих ресур­сах: «Journal of psychosocial research on cyberspace» (cyberpsychology.eu) и «PubMed – The National Center for Biotechnology Information» (ncbi.nlm.nih.gov).

Про­цесс отбо­ра пуб­ли­ка­ций отоб­ра­жен на схе­ме, состав­лен­ной по реко­мен­да­ци­ям PRISMA-2009 и пред­став­лен­ной на рисун­ке 1.

Было най­де­но 6042 резуль­та­та, все пуб­ли­ка­ции на этих ресур­сах име­ли фор­му науч­ной ста­тьи и были напи­са­ны на англий­ском язы­ке. Далее был про­ве­ден отбор ста­тей по назва­ни­ям и нали­чию откры­то­го досту­па (03.02.2018–28.02.2018). Было ото­бра­но 360 ста­тей. Затем был про­ве­ден ана­лиз резю­ме на нали­чие резуль­та­тов эмпи­ри­че­ско­го иссле­до­ва­ния, не содер­жа­щих толь­ко тео­ре­ти­че­ский обзор (01.03.2018– 26.03.2018). Этим кри­те­ри­ям соот­вет­ство­ва­ли 70 пуб­ли­ка­ций. На заклю­чи­тель­ной ста­дии было про­ана­ли­зи­ро­ва­но содер­жа­ние ото­бран­ных ста­тей (27.03.2018– 09.04.2018) и исклю­че­но 44 ста­тьи, направ­лен­ные на изу­че­ние кибер­бул­лин­га сре­ди людей с умствен­ной отста­ло­стью и тре­вож­ным рас­строй­ством и посвя­щен­ные вопро­сам общей инфор­ма­ти­за­ции обще­ства, либо рас­смат­ри­ва­ю­щие кибер­бул­линг не в каче­стве спе­ци­аль­но­го пред­ме­та изучения. 

В ито­ге было ото­бра­но 26 пуб­ли­ка­ций, пред­став­ля­ю­щих собой науч­ные ста­тьи, обоб­ща­ю­щие резуль­та­ты эмпи­ри­че­ских иссле­до­ва­ний и рас­кры­ва­ю­щие основ­ные осо­бен­но­сти участ­ни­ков кибер­бул­лин­га, что отве­ча­ло нашим иссле­до­ва­тель­ским инте­ре­сам. Эти пуб­ли­ка­ции лег­ли в осно­ву содер­жа­тель­но­го анализа.

Ото­бран­ные ста­тьи вклю­ча­ли в себя пуб­ли­ка­ции за 2004–2018 годы. При этом в 2004–2008 гг. было опуб­ли­ко­ва­но 8% ста­тей, в 2009–2013 гг. – 57% ста­тей, в 2014– 2018 гг. – 35% статей.

Тематика исследований

Основ­ное содер­жа­ние пуб­ли­ка­ций было сгруп­пи­ро­ва­но вокруг 7 тем иссле­до­ва­ний. Резуль­та­ты пред­став­ле­ны в таб­ли­це 1.

Таблица 1. Распределение статей по темам исследований

№	Тема иссле­до­ва­ний	Автор и год изда­ния статьи
1	Иссле­до­ва­ния о вза­и­мо­свя­зи бул­лин­га и кибербуллинга	Beckman L., Hagquist C., Hellström L. (2012); Samara M., Burbidge V., Asam A.E., Asam M., Smith P.K., Morsi H. (2017); Wang J., Nansel T.R., Iannotti R.J. (2011); Wang J., Iannotti R. J., Luk J.W. (2012); Wang J., Iannotti R.J., Luk J.W., Nansel T.R. (2010)
2	Иссле­до­ва­ния о рас­про­стра­нен­но­сти кибер­бул­лин­га, в кото­рых рас­смат­ри­ва­лись поло­ро­ле­вые раз­ли­чия, а так­же осо­бен­но­сти опре­де­лен­ных видов кибербуллинга	Bergmann M.C., Baier D. (2018); Görzig A., Frumkin L.A. (2013); Kowalski R.M., Giumetti G.W., Schroeder A.N., Lattanner M.R. (2014); Lenhart A. (2010); Patchin J., Hinduja S. (2006); Schneider S.K., O’Donnell L., Stueve A., Coulter R.W. (2012); Seiler S.J., Navarro J.N. (2014); Priebe G., Mitchell K.J., Finkelhor D. (2013); Wang J., Iannotti R.J., Nansel T.R. (2009); Wolak J., Mitchell J.M., Finkelhor D. (2007)
3	Иссле­до­ва­ния об изу­че­нии вза­и­мо­свя­зи отно­ше­ния к кибер­бул­лин­гу и уча­стия в нем	Chao M., Yu T.K. (2017); Li Q. (2010); Cho M.K., Kim M., Shin G. (2017)
4	Иссле­до­ва­ния о вли­я­нии сверст­ни­ков, роди­те­лей и педа­го­гов на пове­де­ние под­рост­ков, участ­ву­ю­щих в кибербуллинге	Gоldstein S.E. (2015); Hinduja S., Patchin J. (2013); Мascheroni G., Jorge A., Farrugia L. (2014); Seiler S.J., Navarro J.N. (2014); Wang J., Iannotti R.J., Nansel T.R. (2009)
5	Иссле­до­ва­ния пси­хо­ло­ги­че­ских и пра­во­вых, юри­ди­че­ских ком­по­нен­тов кибербуллинга	Samara M., Burbidge V., Asam A.E., Asam M., Smith P.K., Morsi H. (2017)
6	Иссле­до­ва­ния вли­я­ния кибер­бул­лин­га на упо­треб­ле­ние пси­хо­ак­тив­ных веществ и на здоровье	Beckman L., Hagquist C., Hellström L. (2012); Goebert D., Else I., Matsu C., Chung-Do J., Chang J. (2011); Samara M., Burbidge V., Asam A.E., Asam M., Smith P.K., Morsi H. (2017); Schneider S.K., O’Donnell L., Stueve A., Coulter R.W. (2012); Sourander A., Klomek A.B., Ikonen M., Lindroos J., Luntamo T., Koskelainen M., Helenius H. (2010); Ybarra M.L. (2004)
7	Иссле­до­ва­ния, направ­лен­ные на изу­че­ние осо­бен­но­стей участ­ни­ков кибер­бул­лин­га (сви­де­те­лей, жертв, хулиганов)	Shultz E., Heilman R., Hart K.J. (2014); Šléglová V., Cerna A. (2011); Brack K., Caltabiano N. (2014); Wang J., Iannotti R.J., Luk J.W., Nansel T.R. (2010)

Распределение исследований по возрасту респондентов

Боль­шин­ство иссле­до­ва­ний в обла­сти кибер­бул­лин­га в каче­стве респон­ден­тов рас­смат­ри­ва­ет под­рост­ков воз­расте от 9 до 17 лет – 88%. Иссле­до­ва­ни­ям кибер­бул­лин­га в юно­ше­ском воз­расте (респон­ден­ты от 17 до 25 лет) посвя­ще­но 12% ста­тей. Рас­пре­де­ле­ние пуб­ли­ка­ций по воз­рас­ту респон­ден­тов пред­став­ле­но в таб­ли­це 2.

Таблица 2. Распределение статей по возрасту респондентов

№	Автор и год изда­ния статьи	Воз­раст респон­ден­тов, лет
1	Beckman L., Hagquist C., Hellström L. (2012)	13–16
2	Bergmann M.C., Baier D. (2018)	14–16
3	Brack K., Caltabiano N. (2014)	17–25
4	Chao M., Yu T.K. (2017)	14–17
5	Cho M.K., Kim M., Shin G. (2017)	11–14
6	Goebert D., Else I., Matsu C., Chung-Do J., Chang J. (2011)	14–17
7	Goldstein S.E. (2015)	14–17
8	Görzig A., Frumkin L.A. (2013)	9–16
9	Hinduja S., Patchin J. (2013)	11–17
10	Kowalski R.M., Giumetti G.W., Schroeder A.N., Lattanner M.R. (2014)	14–24
11	Lenhart A. (2010)	11–16
12	Li Q. (2010)	12–17
13	Мascheroni G., Jorge A., Farrugia L. (2014)	9–16
14	Patchin J., Hinduja S. (2006)	11–17
15	Priebe G., Mitchell K.J., Finkelhor D. (2013)	10–17
16	Samara M., Burbidge V., Asam A.E., Asam M., Smith P.K. , Morsi H. (2017)	14–18
17	Schneider S.K., O’Donnell L., Stueve A., Coulter R.W. (2012)	14–18
18	Seiler S. J., Navarro J.N. (2014)	12–17
19	Shultz E., Heilman R., Hart K.J. (2014)	18–27
20	Šléglová V., Cerna A. (2011)	14–18
21	Sourander A., Klomek A.B., Ikonen M., Lindroos J., Luntamo T., Koskelainen M., Helenius H. (2010)	13–16
22	Wang J., Iannotti R.J., Luk J.W., Nansel T.R. (2010)	11–16
23	Wang J., Iannotti R.J., Luk J.W. (2012)	11–16
24	Wang J., Iannotti R.J., Nansel T.R. (2009)	11–16
25	Wang J., Nansel T.R., Iannotti R.J. (2011)	11–16
26	Ybarra M.L. (2004)	13–17

Виды кибербуллинга

Под кибер­бул­лин­гом пони­ма­ет­ся наме­рен­ное, опо­сре­до­ван­ное при­ме­не­ни­ем инфор­ма­ци­он­ных и ком­му­ни­ка­тив­ных тех­но­ло­гий агрес­сив­ное дей­ствие либо пове­де­ние, кото­рое осу­ществ­ля­ет­ся груп­пой либо инди­ви­дом с целью нане­се­ния вре­да или дис­ком­фор­та другим. 

Кибер­бул­линг вклю­ча­ет в себя исполь­зо­ва­ние соци­аль­ных сетей, элек­трон­ной почты, веб-стра­ниц, бло­гов, фору­мов, чатов, MMSи SMS-сооб­ще­ний, онлайн-игр, фото- и видеоклипы. 

Ряд зару­беж­ных иссле­до­ва­те­лей при­хо­дит к выво­ду, что кибер­бул­линг – это новая фор­ма бул­лин­га, под кото­рым пони­ма­ют неод­но­крат­ное умыш­лен­ное нане­се­ние вре­да одним под­рост­ком или груп­пой дру­го­му под­рост­ку, кото­рый в дан­ной ситу­а­ции ока­зы­ва­ет­ся не спо­соб­ным себя защи­тить и лишен воз­мож­но­сти ее поки­нуть [2].

Эти иссле­до­ва­те­ли пола­га­ют, что спо­со­бы и виды воз­дей­ствия изме­ни­лись, но пси­хо­ло­ги­че­ское содер­жа­ние трав­ли оста­лось преж­ним. Меж­ду уча­сти­ем в бул­лин­ге и уча­сти­ем в кибер­бул­лин­ге суще­ству­ют поло­жи­тель­ные кор­ре­ля­ци­он­ные вза­и­мо­свя­зи, кото­рые ука­зы­ва­ют на то, что уча­стие в тра­ди­ци­он­ной трав­ле может быть одной из при­чин, про­во­ци­ру­ю­щих под­рост­ков на пере­не­се­ние сво­их дей­ствий в киберпространство. 

Зача­стую жерт­ва тра­ди­ци­он­ной трав­ли пере­хо­дит в про­стран­ство Интер­не­та для мести, но уже в роли хули­га­на [5, 13, 14, 18, 20, 21, 22, 25, 26, 28].

Самой рас­про­стра­нен­ной явля­ет­ся сле­ду­ю­щая клас­си­фи­ка­ция видов кибер­бул­лин­га [13]:

1. Пере­пал­ки (flaming) – обмен корот­ки­ми эмо­ци­о­наль­ны­ми репли­ка­ми меж­ду дву­мя и более людь­ми, кото­рые раз­во­ра­чи­ва­ют­ся обыч­но в пуб­лич­ных местах Сети.
2. Напад­ки (harassment) – повто­ря­ю­щи­е­ся оскор­би­тель­ные сооб­ще­ния с пере­груз­кой пер­со­наль­ных кана­лов ком­му­ни­ка­ции. Напад­ки чаще все­го встре­ча­ют­ся так­же в чатах и на фору­мах. В онлайн-играх эту тех­но­ло­гию чаще все­го исполь­зу­ют гри­фе­ры (grieffers) – груп­па игро­ков, име­ю­щих целью не побе­ду, а раз­ру­ше­ние игро­во­го опы­та дру­гих участников.
3. Кле­ве­та (denigration) – рас­про­стра­не­ние оскор­би­тель­ной и лжи­вой информации.
4. Само­зван­ство (impersonation) – спо­соб трав­ли, при кото­ром пре­сле­до­ва­тель пози­ци­о­ни­ру­ет себя как жерт­ву, исполь­зуя ее пароль досту­па к акка­ун­ту в соци­аль­ных сетях, в бло­ге, почте, систе­ме мгно­вен­ных сооб­ще­ний. Так­же пре­сле­до­ва­тель может создать свой акка­унт с ана­ло­гич­ным ник­ней­мом и осу­ществ­лять от име­ни жерт­вы нега­тив­ную коммуникацию.
5. Наду­ва­тель­ство (outing & trickery) – полу­че­ние пер­со­наль­ной инфор­ма­ции и ее пуб­ли­ка­ция в Интер­не­те и/или пере­да­ча инфор­ма­ции тем, кому она не предназначается.
6. Отчуж­де­ние (isolation) – спо­соб трав­ли, при кото­ром жерт­ва не может полу­чить доступ к сво­ей соб­ствен­ной инфор­ма­ции в резуль­та­те утра­ты кон­тро­ля над ней. Дан­ное явле­ние воз­мож­но в любых сре­дах, где исполь­зу­ет­ся защи­та паро­лем, фор­ми­ру­ет­ся спи­сок неже­ла­тель­ной почты или спи­сок дру­зей. Может про­яв­лять­ся так­же в отсут­ствие отве­та на мгно­вен­ные сооб­ще­ния или элек­трон­ные письма.
7. Кибер­пре­сле­до­ва­ние (cyber stalking) скры­тое высле­жи­ва­ние жерт­вы с целью орга­ни­за­ции напа­де­ния, изби­е­ния, изна­си­ло­ва­ния офлайн.
8. Хеп­писле­пинг (happy slapping) – пуб­ли­ка­ции видео с запи­ся­ми реаль­ных сцен наси­лия на мобиль­ные теле­фо­ны или камеры.
9. Сек­стинг (sexting) – рас­сыл­ка или пуб­ли­ка­ции фото и видео с обна­жен­ны­ми и полу­об­на­жен­ны­ми людьми.

Ролевая структура и мотивы поведения участников кибербуллинга

Во всех иссле­до­ва­ни­ях про­сле­жи­ва­ет­ся еди­ная роле­вая струк­ту­ра кибер­бул­лин­га, вклю­ча­ю­щая в себя роли хули­га­на, жерт­вы, сви­де­те­ля и жерт­вы-хули­га­на. Амби­ва­лент­ная роль жерт­вы-хули­га­на свя­за­на с тем, что чело­век, явля­ю­щий­ся быв­шей жерт­вой бул­лин­га, ста­но­вит­ся хули­га­ном и агрес­со­ром в Интернет-среде. 

Иссле­до­ва­ния пока­зы­ва­ют, что роле­вая струк­ту­ра кибер­бул­лин­га оди­на­ко­ва для маль­чи­ков и дево­чек, одна­ко суще­ству­ют раз­ли­чия в том, какие спо­со­бы и виды кибер­бул­лин­га исполь­зу­ют пре­иму­ще­ствен­но маль­чи­ки и девоч­ки. Девоч­ки чаще участ­ву­ют в пере­пал­ках, рас­про­стра­не­нии кле­ве­ты, а у маль­чи­ков пре­об­ла­да­ет уча­стие в кибер­пре­сле­до­ва­нии, напад­ках и само­зван­стве [4, 10, 11, 13–17, 19, 20, 25].

Сре­ди моти­вов пове­де­ния обид­чи­ков назы­ва­ют: стрем­ле­ние к заба­ве и раз­вле­че­ни­ям, жела­ние мести, чув­ство пре­вос­ход­ства над неудач­ни­ком или неудач­ни­цей; гнев или эмо­ци­о­наль­ную неста­биль­ность киберху­ли­га­на; потреб­ность во вла­сти и кон­тро­ле; ощу­ще­ние без­на­ка­зан­но­сти [5, 7, 11, 22].

Моти­вы пове­де­ния сви­де­те­лей кибер­бул­лин­га рас­смат­ри­ва­лись толь­ко в одной пуб­ли­ка­ции [22]. Отли­чи­тель­ной осо­бен­но­стью это­го иссле­до­ва­ния было изу­че­ние пове­де­ния сви­де­те­лей в спе­ци­аль­но смо­де­ли­ро­ван­ной ситу­а­ции. Основ­ные выво­ды, кото­рые полу­чи­ли иссле­до­ва­те­ли, свя­за­ны с раз­лич­ны­ми пове­ден­че­ски­ми стра­те­ги­я­ми кибербуллинга. 

Чаще все­го сви­де­те­ли не вме­ши­ва­лись в ситу­а­цию кибер­бул­лин­га из-за бояз­ни стать мише­нью для хули­га­нов, чув­ство­ва­ли свою бес­по­мощ­ность или счи­та­ли, что дан­ная ситу­а­ция лише­на смыс­ла и не сто­ит потра­чен­но­го вре­ме­ни. Если сви­де­те­ли вме­ши­ва­лись в ситу­а­цию, то они демон­стри­ро­ва­ли два раз­ных вида пове­де­ния. Одни хоте­ли помочь жерт­ве, пола­гая, что изде­ва­тель­ства непри­ем­ле­мы в целом, пыта­лись высту­пать посред­ни­ка­ми и вызвать у хули­га­нов сочув­ствие к жерт­ве или убеж­да­ли жерт­ву поки­нуть бесе­ду (чат-диа­лог) и не вос­при­ни­мать ее все­рьез. Дру­гие при­со­еди­ня­лись к хули­га­нам, посколь­ку счи­та­ли ситу­а­цию забавной. 

Тре­тья стра­те­гия пове­де­ния сви­де­те­лей кибер­бул­лин­га была обо­зна­че­на как неопре­де­лен­ная. Респон­ден­ты не зна­ли, как им сле­ду­ет посту­пить из-за незна­ния при­чи­ны кон­флик­та, неопре­де­лен­но­сти отно­ше­ний с жерт­вой и хули­га­на­ми. Неко­то­рые отме­ча­ли, что они пред­по­чли бы свя­зать­ся с жерт­вой или хули­га­на­ми напря­мую, или офлайн, а не в онлайн-диалоге.

Предпосылки и последствия кибербуллинга

У под­рост­ков, участ­ву­ю­щих в кибер­бул­лин­ге, вне зави­си­мо­сти от роли, выяв­лен низ­кий уро­вень общей эмпа­тии. Так­же была обна­ру­же­на отри­ца­тель­ная кор­ре­ля­ци­он­ная вза­и­мо­связь меж­ду уров­нем эмпа­тии и склон­но­стью к уча­стию в кибер­бул­лин­ге [14].

Осо­бен­но­стя­ми лич­но­сти, кото­рые помо­га­ют наблю­да­те­лям вме­шать­ся в ситу­а­цию кибер­бул­лин­га и помочь жерт­ве, явля­ют­ся высо­кий уро­вень эмпа­тии, пре­об­ла­да­ние экс­тра­вер­тив­но­го типа лич­но­сти, высо­кий уро­вень само­эф­фек­тив­но­сти (убеж­ден­ность и вера в эффек­тив­ность соб­ствен­ных действий).

Для жертв кибер­бул­лин­га более харак­тер­ны повы­шен­ный уро­вень тре­во­ги, низ­кая само­оцен­ка, повы­шен­ное чув­ство оди­но­че­ства из-за неспо­соб­но­сти к уча­стию в близ­ких отношениях.

Суще­ству­ю­щие иссле­до­ва­ния пока­зы­ва­ют, что люди, явля­ю­щи­е­ся кибер­жерт­ва­ми, под­вер­га­ют­ся более высо­ким рис­кам, кото­рые свя­за­ны со здо­ро­вьем: уве­ли­че­ние исполь­зо­ва­ния лекар­ствен­ных пре­па­ра­тов (от бес­сон­ни­цы); депрес­сия; само­по­вре­жде­ние и суи­ци­даль­ные идеи; дол­го­сроч­ные послед­ствия, пере­хо­дя­щие во взрос­лую жизнь, такие как нега­тив­ный взгляд на мир, про­бле­мы со здо­ро­вьем и социализацией. 

Киберху­ли­га­ны под­вер­же­ны сле­ду­ю­щим рис­кам: депрес­сия, рас­строй­ства пита­ния и зло­упо­треб­ле­ние пси­хо­ак­тив­ны­ми веще­ства­ми, про­блем­ное пове­де­ние, вклю­ча­ю­щее в себя гипе­р­ак­тив­ность и низ­кий уро­вень про­со­ци­аль­но­го поведения.

Влияние окружения и правовые аспекты

Поло­жи­тель­ное и ней­траль­ное отно­ше­ние сверст­ни­ков, педа­го­гов и роди­те­лей к пове­де­нию участ­ни­ков кибер­бул­лин­га поло­жи­тель­но кор­ре­ли­ру­ет с уве­ли­че­ни­ем рас­про­стра­нен­но­сти дан­но­го явле­ния. Похо­жие дан­ные были полу­че­ны и по вли­я­нию отно­ше­ния самих под­рост­ков к кибер­бул­лин­гу [7, 8, 10, 12, 15, 16, 21, 27].

Кибер­бул­линг пред­став­ля­ет собой угро­зу для пси­хи­че­ско­го и физи­че­ско­го здо­ро­вья, а так­же нару­ша­ет пра­ва чело­ве­ка, что мож­но счи­тать уго­лов­ным преступлением. 

Несмот­ря на это, нет ни одно­го зако­на о том, что кибер­бул­линг – это пре­ступ­ле­ние. Юри­сты и адво­ка­ты, в чьи ком­пе­тен­ции вхо­дит дан­ная про­бле­ма­ти­ка, счи­та­ют, что в насто­я­щий момент нет необ­хо­ди­мо­сти вво­дить какие-либо отдель­ные зако­ны, каса­ю­щи­е­ся кибер­бул­лин­га, так как суще­ству­ет мно­го положений. 

Так­же, по мне­нию спе­ци­а­ли­стов, для того что­бы над хули­га­ном было осу­ществ­ле­но пра­во­су­дие, жерт­вы кибер­бул­лин­га долж­ны сооб­щать об угро­зах, кото­рым под­верг­лись, чего зача­стую не про­ис­хо­дит [19].

Заключение

На осно­ве пред­став­лен­ных выше дан­ных мож­но сде­лать сле­ду­ю­щие выводы.

Глав­ны­ми направ­ле­ни­я­ми иссле­до­ва­ний являются: 

• изу­че­ние рас­про­стра­нен­но­сти кибер­бул­лин­га, осо­бен­но­сти уча­стия в его опре­де­лен­ных видах (кибер-пре­сле­до­ва­ние, сек­су­аль­ный кибер­бул­линг и кибер­бул­линг через мобиль­ные устрой­ства и соци­аль­ные сети) – 41%; 
• изу­че­ние вли­я­ния уча­стия в кибер­бул­лин­ге на здо­ро­вье – 20%;
• изу­че­ние вза­и­мо­свя­зи кибер­бул­лин­га и бул­лин­га – 17%; 
• изу­че­ние вли­я­ния сверст­ни­ков, роди­те­лей и педа­го­гов на пове­де­ние участ­ни­ков кибер­бул­лин­га – 14%; 
• изу­че­ние осо­бен­но­стей участ­ни­ков кибер­бул­лин­га – 14%. 

Во всех иссле­до­ва­ни­ях про­сле­жи­ва­ет­ся еди­ное опре­де­ле­ние поня­тия кибер­бул­лин­га, его роле­вой струк­ту­ры, видов, спо­со­бов и при­чин участия.

Основ­ные резуль­та­ты ана­ли­за в выдви­ну­тых темах:

1. Нали­чие вза­и­мо­свя­зи меж­ду бул­лин­гом и кибер­бул­лин­гом поз­во­ля­ет пред­по­ло­жить, что под­рост­ки, участ­ву­ю­щие в бул­лин­ге, боль­ше пред­рас­по­ло­же­ны к уча­стию в кибербуллинге.
2. На дан­ный момент нет точ­ных дан­ных о рас­про­стра­нен­но­сти кибер­бул­лин­га сре­ди моло­де­жи, так как отсут­ству­ет еди­ный надеж­ный и досто­вер­ный диа­гно­сти­че­ский инстру­мен­та­рий и в боль­шин­стве иссле­до­ва­ний (80%) авто­ры исполь­зу­ют свои соб­ствен­ные раз­ра­бо­тан­ные опросники.
3. Поло­жи­тель­ное и ней­траль­ное отно­ше­ние сверст­ни­ков, педа­го­гов и роди­те­лей к кибер­бул­лин­гу может являть­ся тем фак­то­ром, кото­рый под­тал­ки­ва­ет под­рост­ков к уча­стию в кибер­бул­лин­ге. Это свя­за­но с тем, что у самих детей фор­ми­ру­ет­ся пред­став­ле­ние о кибер­бул­лин­ге как о явле­нии, кото­рое не ока­зы­ва­ет ника­ко­го нега­тив­но­го вли­я­ния для окру­жа­ю­щих их людей.
4. Каса­тель­но пра­во­вых ком­по­нен­тов кибер­бул­лин­га было уста­нов­ле­но, что на дан­ный момент нет ни одно­го зако­на, кото­рый гово­рил бы о том, что кибер­бул­линг это пре­ступ­ле­ние и те, кто участ­ву­ют в нем, долж­ны поне­сти наказание.
5. Клю­че­вы­ми осо­бен­но­стя­ми жертв кибер­бул­лин­га явля­ют­ся: повы­шен­ный уро­вень тре­во­ги, низ­кая само­оцен­ка, повы­шен­ное чув­ство оди­но­че­ства, риск депрес­сии и само­по­вре­жда­ю­ще­го пове­де­ния, нега­тив­ный взгляд на мир, про­бле­мы со здо­ро­вьем и соци­а­ли­за­ци­ей. Осо­бен­но­сти хули­га­нов – депрес­сия, рас­строй­ства пита­ния, зло­упо­треб­ле­ние пси­хо­ак­тив­ны­ми веще­ства­ми, низ­кий уро­вень про­со­ци­аль­но­го пове­де­ния. Осо­бен­но­сти сви­де­те­лей – страх стать жерт­вой, повы­шен­ная тре­вож­ность, низ­кая само­оцен­ка. Для всех участ­ни­ков кибер­бул­лин­га харак­те­рен низ­кий уро­вень эмпатии.

Огра­ни­че­ния. Основ­ной объ­ем пред­став­лен­ных работ был взят с ресур­са «Journal of psychosocial research on cyberspace» (cyberpsychology.eu) и пред­став­лял собой ана­лиз толь­ко 20% работ, раз­ме­щен­ных на дан­ном сай­те. Были исклю­че­ны ста­тьи, отно­ся­щи­е­ся к изу­че­нию кибер­бул­лин­га у лиц с пси­хи­че­ски­ми и физи­че­ски­ми рас­строй­ства­ми (умствен­ная отста­лость, раз­лич­ные нару­ше­ния пси­хи­ки и т.д.). 

Акту­аль­ные направ­ле­ния буду­щих иссле­до­ва­ний. В резуль­та­те про­ве­ден­но­го ана­ли­за мож­но выде­лить сле­ду­ю­щие направ­ле­ния иссле­до­ва­ний, кото­рые пред­став­ля­ют­ся нам перспективными. 

Пер­вое ори­ен­ти­ро­ва­но на изу­че­ние свя­зи эмпа­тии и кибер­бул­лин­га. Пред­по­ло­жи­тель­но, эмпа­тия высту­па­ет фак­то­ром, предот­вра­ща­ю­щим уча­стие в кибер­бул­лин­ге в под­рост­ко­вом и юно­ше­ском воз­расте, и опре­де­ля­ет роле­вую пози­цию участ­ни­ков кибер­бул­лин­га, его моти­ва­цию и содер­жа­ние. Имен­но поэто­му необ­хо­ди­мо более подроб­ное изу­че­ние осо­бен­но­стей про­яв­ле­ния ком­по­нен­тов эмпа­тии (когни­тив­но­го и аффек­тив­но­го) у участ­ни­ков кибербуллинга. 

Вто­рым направ­ле­ни­ем слу­жат раз­ра­бот­ка и адап­та­ция надеж­но­го и валид­но­го мето­ди­че­ско­го инстру­мен­та­рия, ори­ен­ти­ро­ван­но­го на выяв­ле­ние и иссле­до­ва­ние кибер­бул­лин­га и отве­ча­ю­ще­го новым фор­мам обще­ния в Интер­не­те и куль­тур­ным осо­бен­но­стям рос­сий­ских пользователей. 

Нако­нец, тре­бу­ет­ся обоб­ще­ние резуль­та­тов, полу­чен­ных в ходе эмпи­ри­че­ских иссле­до­ва­ний кибер­бул­лин­га в Рос­сии. Пред­по­ло­жи­тель­но, необ­хо­ди­мость в таком обоб­ще­нии будет толь­ко расти. 

Литература 

1. Боча­вер А.А., Хло­мов К.Д. Кибер­бул­линг: трав­ля в про­стран­стве совре­мен­ных тех­но­ло­гий // Жур­нал Выс­шей шко­лы эко­но­ми­ки. – 2014. – № 3. – С. 177–191. 
2. Вол­ко­ва И.В. Харак­те­ри­сти­ки под­рост­ко­во­го бул­лин­га и его опре­де­ле­ние // Вест­ник Минин­ско­го уни­вер­си­те­та. – 2016. – № 3. – С. 26. 
3. Кар­ры­ев Б. Хро­ни­ки ИТ-рево­лю­ции: Интер­нет, ком­му­ни­ка­ции, масс-медиа. – Екб: Изда­тель­ские реше­ния. – 2016. – 768 с. 
4. Beckman L., Hagquist C., Hellström L. Does the association with psychosomatic health problems differ between cyberbullying and traditional bullying // Journ. Emotional and Behavioural Difficulties. – 2012. – Vol. 17(3– 4). – P. 421–434. 
5. Bergmann M.C., Baier D. Prevalence and correlates of cyberbullying perpetration. Findings from a German representative student survey // Journ. Environ. Res. Public Health. – 2018. – Vol. 15(2). – E274. 
6. Brack K., Caltabiano N. Cyberbullying and self-esteem in Australian adults // Cyberpsychology. – 2014. – Vol. 8(2). – P. 1–10. 
7. Chao M., Yu T.K. Associations among different Internet access time, gender and cyberbullying behaviors in Taiwan’s adolescents // Front. Psychol. – 2017. – Vol. 8. – 1104. doi: 10.3389/fpsyg.2017.01104. 
8. Cho M.K., Kim M., Shin G. Effects of cyberbullying experience and cyberbullying tendency on school violence in early adolescence // Open Nurs. J. – 2017. – Vol. 11. – P. 98–107. 
9. Goebert D., Else I., Matsu C., Chung-Do J., Chang J. The impact of cyberbullying on substance use and mental health in a multiethnic sample // Matern. Child Health J. – 2011. – Vol. 15(8). – P. 1282–1286. 
10. Goldstein S.E. Parental regulation of online behavior and cyber aggression: Adolescents’ experiences and perspectives // Cyberpsychology. – 2015. – Vol. 9(4). – Article 2. doi: 10.5817/CP2015-4-2. 
11. Görzig A., Frumkin L.A. Cyberbullying experiences on-the-go: When social media can become distressing // Cyberpsychology. – 2013. – Vol. 7(1). – Article 4. doi: 10.5817/CP2013- 1-4. 
12. Hinduja S., Patchin J. Social influences on cyberbullying behaviors among middle and high school students // Journ. of Youth & Adolescence. – 2013. – Vol. 42(5). – P. 711–722. 
13. Kowalski R.M., Giumetti G.W., Schroeder A.N., Lattanner M.R. Bullying in the digital age: A critical review and meta-analysis of cyberbullying research among youth // Psychol. Bull. – 2014. – Vol. 140(4). – P. 120–137.
14. Lenhart A. Cyberbullying 2010: What the Research Tells Us [presentation]. Washington, DC: Pew Internet and American Life Project, May 6, 2010. URL: http://pewinternet.org/Presentations/2010/May/Cyberbullying-2010.aspx. 
15. Li Q. Cyberbullying in high school: A study of students’ behaviors and beliefs about this new phenomenon // Journ. of Aggression, Maltreatment and Trauma. – 2010. – Vol. 19(4). – P. 372–392. 
16. Mascheroni G., Jorge A., Farrugia L. Media representations and children’s discourses on online risks: Findings from qualitative research in nine European countries // Cyberpsychology. – 2014. – Vol. 8(2). – Article 2. doi: 10.5817/CP2014-2-2. 
17. Patchin J., Hinduja S. Bullies move beyond the schoolyard: A preliminary look at cyberbullying // Youth Violence and Juvenile Justice. – 2006. – Vol. 4(2). – P. 148–169. 
18. Priebe G., Mitchell K.J., Finkelhor D. To tell or not to tell? Youth’s responses to unwanted Internet experiences // Cyberpsychology. – 2013. – Vol. 7(1). – Article 6. doi: 10.5817/ CP2013-1-6. 
19. Samara M., Burbidge V., Asam A.E., Asam M., Smith P.K., Morsi H. Bullying and cyberbullying: Their legal status and use in psychological assessment // Int. J. Environ. Res. Public Health. – 2017. – Vol. 14(12). – P. 1449. doi: 10.3390/ijerph14121449. 
20. Schneider S.K., O’Donnell L., Stueve A., Coulter R.W. Cyberbullying, school bullying, and psychological distress: A regional census of high school students // Am. J. Public Health. – 2012. – Vol. 102(1). – P. 171–177. 
21. Seiler S.J., Navarro J.N. Bullying on the pixel playground: Investigating risk factors of cyberbullying at the intersection of children’s online-offline social lives // Cyberpsychology. – 2014. – Vol. 8(4). – Article 6. doi: org/10.5817/CP2014-4-6. 
22. Shultz E., Heilman R., Hart K.J. Cyber-bullying: An exploration of bystander behavior and motivation // Cyberpsychology. – 2014. – Vol. 8(4). – P. 53–70. 
23. Šléglová V., Cerna A. Cyberbullying in adolescent victims: Perception and coping // Cyberpsychology. – 2011. – Vol. 5(2). – P. 1–16. 
24. Sourander A., Klomek A.B., Ikonen M., Lindroos J., Luntamo T., Koskelainen M., Helenius H. Psychosocial risk factors associated with cyberbullying among adolescents: A population-based study // Arch. Gen. Psychiatry. – 2010. – Vol. 67(7). – P. 720–728. 
25. Wang J., Iannotti R.J., Luk J.W., Nansel T.R. Co-occurrence of victimization from five subtypes of bullying: Physical, verbal, social exclusion, spreading rumors, and cyber // J. Pediatr. Psychol. – 2010. – Vol. 35(10). – P. 1103–1112. 
26. Wang J., Iannotti R.J., Luk J.W. Patterns of adolescent bullying behaviors: Physical, verbal, exclusion, rumor, and cyber // Journ. Sch. Psychol. – 2012. – Vol. 50(4). – P. 521–534. 
27. Wang J., Iannotti R.J., Nansel T.R. School bullying among US adolescents: Physical, verbal, relational and cyber // Journ. Adolesc. Health. – 2009. – Vol. 45(4). – P. 368–375. 
28. Wang J., Nansel T.R., Iannotti R.J. Cyber bullying and traditional bullying: Differential association with depression // Journ. Adolesc. Health. – 2011. – Vol. 48(4). – P. 415–417. 
29. Ybarra M.L. Linkages between depressive symptomatology and Internet harassment among young regular Internet users // Cyberpsychol. Behav. – 2004. – Vol. 7(2). – P. 247–257. 

Об авторе

Еле­на Нико­ла­ев­на Вол­ко­ва - док­тор пси­хол. наук, про­фес­сор, Инсти­тут пси­хо­ло­гии Рос­сий­ско­го госу­дар­ствен­но­го педа­го­ги­че­ско­го уни­вер­си­те­та им. А.И. Гер­це­на, Санкт-Петербург.

Смот­ри­те также:

• Бара­нов А.А., Рожи­на С.В. Кибер­бул­линг — новая фор­ма угро­зы без­опас­но­сти лич­но­сти подростка
• Бара­нов А.А., Рожи­на С.В. Пси­хо­ло­ги­че­ский ана­лиз при­чин под­рост­ко­во­го кибербуллинга
• Кирю­хи­на Д. В. Кибер­бул­линг сре­ди моло­дых поль­зо­ва­те­лей соци­аль­ных сетей
• Сол­да­то­ва Г. У., Чигарь­ко­ва С. В., Льво­ва Е. Н. Онлайн-агрес­сия и подростки