Сиврикова Н.В., Пташко Т.Г., Перебейнос А.Е. Взаимосвязь академического киберлафинга и кибербуллинга

Введение

Исполь­зу­ют ли уча­щи­е­ся во вре­мя заня­тий теле­фо­ны в лич­ных целях? Как на это исполь­зо­ва­ние повли­я­ли изме­не­ния, вне­сен­ные в Феде­раль­ный закон «Об обра­зо­ва­нии в Рос­сий­ской Феде­ра­ции»? Свя­зан ли кибер­ла­финг с дру­ги­ми вида­ми интернет-девиаций? 

Это важ­ные вопро­сы для совре­мен­ной систе­мы обра­зо­ва­ния, актив­но раз­ви­ва­ю­щей циф­ро­вую обра­зо­ва­тель­ную и вос­пи­та­тель­ную сре­ду. Отве­ты на них поз­во­лят пра­виль­но оце­ни­вать потен­ци­ал и рис­ки, кото­рые вле­чет за собой внед­ре­ние циф­ро­вых ком­му­ни­ка­тив­ных тех­но­ло­гий в жизнь человека.

Совре­мен­ный мир труд­но пред­ста­вить без инфор­ма­ци­он­ных тех­но­ло­гий, кото­рые уже про­ни­зы­ва­ют жизнь каж­до­го поко­ле­ния, осо­бен­но детей и моло­де­жи [Сиври­ко­ва, 2023; Saritepeci, 2020]. Свою нишу тех­но­ло­гии заня­ли и в обра­зо­ва­тель­ном про­стран­стве. Одна­ко воз­ни­ка­ет вопрос о том, для чего и как обу­ча­ю­щи­е­ся их используют. 

Иссле­до­ва­ния пока­за­ли, что исполь­зо­ва­ние гад­же­тов может быть свя­за­но с риском фор­ми­ро­ва­ния деви­а­ций [98], свя­зан­ных с исполь­зо­ва­ни­ем вир­ту­аль­но­го про­стран­ства: кибер­ла­финг и кибербуллинг. 

В насто­я­щее вре­мя опи­са­на струк­ту­ра каж­до­го из них [Нови­ко­ва, 2021; Сиври­ко­ва, 2023а]. Полу­че­ны дан­ные из раз­ных стран о рас­про­стра­нен­но­сти кибер­ла­фин­га [Сиври­ко­ва, 2023; 26] и кибер­бул­лин­га [Вussua, 2023; Escario, 2022] в раз­ных воз­раст­ных груп­пах. Одна­ко до сих пор не под­ни­мал­ся вопрос о том, суще­ству­ет ли меж­ду эти­ми фор­ма­ми деви­а­ций взаимосвязь.

В этой ста­тье мы обсу­дим рас­про­стра­нен­ность кибер­ла­фин­га и кибер­бул­лин­га сре­ди рос­сий­ских школь­ни­ков и сту­ден­тов в усло­ви­ях вне­се­ния изме­не­ний в Феде­раль­ный закон «Об обра­зо­ва­нии в Рос­сий­ской Феде­ра­ции»¹.

Послед­ние при­во­дят к тому, что кибер­ла­финг как фор­ма деви­ант­но­го пове­де­ния меня­ет свой ста­тус, т.к. теперь может быть отне­се­на к делин­квент­но­му пове­де­нию. Так­же мы про­ана­ли­зи­ру­ем вза­и­мо­свя­зи меж­ду струк­ту­рой кибер­ла­фин­га и кибер­бул­лин­га, что име­ет как тео­ре­ти­че­ское, так и прак­ти­че­ское значение.

Напом­ним, что кибер­ла­финг пред­став­ля­ет собой исполь­зо­ва­ние циф­ро­вых устройств во вре­мя работы/учебы для реше­ния не свя­зан­ных с дан­ной работой/учебой задач. Он име­ет мно­го­об­раз­ные фор­мы проявления. 

Напри­мер, в зави­си­мо­сти от сфе­ры, в кото­рой он реа­ли­зу­ет­ся, выде­ля­ют биз­нес-кибер­ла­финг, ака­де­ми­че­ский кибер­ла­финг и фаб­бинг [Луки­че­ва, 2023]. Пер­вый пред­став­ля­ет собой пове­де­ние чело­ве­ка на рабо­чем месте, вто­рой – на учеб­ных заня­ти­ях с пре­по­да­ва­те­лем, тре­тий – в меж­лич­ност­ных отно­ше­ни­ях. Рас­про­стра­не­ние ака­де­ми­че­ско­го кибер­ла­фин­га свя­за­но с циф­ро­ви­за­ци­ей обра­зо­ва­ния [Reizer, 2022].

Австра­лий­ский иссле­до­ва­тель S. Nawaz под­чер­ки­ва­ет, что в совре­мен­ных реа­ли­ях важ­но диф­фе­рен­ци­ро­вать эффек­тив­ное, неэф­фек­тив­ное и про­блем­ное исполь­зо­ва­ние смарт­фо­нов [Nawaz, 2023]. На наш взгляд, подоб­ная диф­фе­рен­ци­а­ция в кон­тек­сте изу­че­ния кибер­ла­фин­га отра­жа­ет­ся в дис­кус­сии о том, явля­ет­ся ли кибер­ла­финг фор­мой деви­ант­но­го или про­ак­тив­но­го пове­де­ния [Сиври­ко­ва, 2020].

Рас­смат­ри­вая кибер­ла­финг как фор­му деви­ант­но­го пове­де­ния, иссле­до­ва­те­ли гово­рят о нем как о пове­де­нии, в осно­ве кото­ро­го лежит зави­си­мость от теле­фо­на или кибер­за­ви­си­мость (про­блем­ное исполь­зо­ва­ние смарт­фо­на в тер­ми­но­ло­гии S. Nawaz [Nawaz, 2023]). 

Кро­ме того, есть вес­кие осно­ва­ния рас­смат­ри­вать кибер­ла­финг как фор­му делин­квент­но­го пове­де­ния (неэф­фек­тив­ное исполь­зо­ва­ние смарт­фо­на в тер­ми­но­ло­гии S. Nawaz [Nawaz, 2023]). 

Ряд уче­ных рас­смат­ри­ва­ют кибер­ла­финг как защит­ную реак­цию в ситу­а­ции стрес­са [Lizarte Simón, 2024] или «неспра­вед­ли­во­сти» по отно­ше­нию к себе [Tsai Hung-Yu. Do, 2023].

Важ­ным аспек­том изу­че­ния кибер­ла­фин­га явля­ют­ся зна­ния о его струк­ту­ре [Сиври­ко­ва, 2024], пред­став­ля­ю­щей собой пере­чень видов пове­де­ния, выде­ля­е­мых на осно­ве содер­жа­ния дей­ствий поль­зо­ва­те­ля в Сети. 

Двух­фак­тор­ная модель кибер­ла­фин­га (V.K.G. Lim) вклю­ча­ет сле­ду­ю­щие виды пове­де­ния: сёр­финг в Интер­не­те и исполь­зо­ва­ние элек­трон­ной почты. Трех­фак­тор­ную модель видов кибер­ла­фин­га пред­ло­жи­ли M.H. Baturay и S. Toker. Они раз­де­ля­ют кибер­ла­финг, свя­зан­ный с лич­ны­ми дела­ми, изу­че­ни­ем ново­стей и социализацией. 

Четы­ре вида кибер­ла­фин­го­во­го пове­де­ния рас­смат­ри­ва­ют­ся в моде­ли, пред­ло­жен­ной S. Yasar: инди­ви­ду­аль­ный, соци­аль­ный, поис­ко­вый, новост­ной. Турец­кие иссле­до­ва­те­ли пред­ло­жи­ли пяти­фак­тор­ную модель кибер­ла­фин­га: вза­и­мо­дей­ствие, покуп­ки, при­сут­ствие в Сети, исполь­зо­ва­ние онлайн-кон­тен­та и игры [Сиври­ко­ва, 2024].

Исполь­зо­ва­ние вир­ту­аль­но­го про­стран­ства свя­за­но не толь­ко с риском фор­ми­ро­ва­ния зави­си­мо­го пове­де­ния, но и деви­а­ций, свя­зан­ных с агрес­си­ей. В послед­нее вре­мя отме­ча­ет­ся рост бул­лин­га в кибер­про­стран­стве – кибер­бул­лин­га [Путин­це­ва, 2020]. 

Дан­ным тер­ми­ном обо­зна­ча­ет­ся умыш­лен­ное дей­ствие или сово­куп­ность дей­ствий, направ­лен­ных на пси­хо­ло­ги­че­ское подав­ле­ние жерт­вы, при­чи­не­ние ей нрав­ствен­ных стра­да­ний, осу­ществ­ля­е­мых посред­ством элек­трон­ных средств свя­зи [Сол­да­то­ва, 2022]. 

К тра­ди­ци­он­ным кри­те­ри­ям, по кото­рым ситу­а­цию отно­сят к бул­лин­гу (пред­на­ме­рен­ность, повто­ря­е­мость, дис­ба­ланс сил), в слу­чае кибер­бул­лин­га добав­ля­ет­ся еще один кри­те­рий – пуб­лич­ность. Поэто­му мы рас­смат­ри­ва­ем кибер­бул­линг как фено­мен груп­по­во­го дей­ствия, т.е. явле­ние, кото­рое воз­ни­ка­ет и раз­ви­ва­ет­ся в группе. 

От кон­флик­та кибер­бул­линг отли­ча­ет регу­ляр­ность наси­лия в отно­ше­нии одно­го лица со сто­ро­ны груп­пы, кото­рая име­ет свою соб­ствен­ную исто­рию и дина­ми­ку раз­ви­тия [При­ходь­ко, 2022]. Иссле­до­ва­те­ли отме­ча­ют, что жерт­вой кибер­бул­лин­га может являть­ся не один чело­век, а несколько.

Важ­ным явля­ет­ся вопрос о роле­вой струк­ту­ре кибер­бул­лин­га. Самая про­стая модель роле­вой струк­ту­ры кибер­бул­лин­га пред­по­ла­га­ет нали­чие в ситу­а­ции трав­ли жерт­вы, агрес­со­ра и сви­де­те­лей [Нови­ко­ва, 2021; При­ходь­ко, 2022]. 

Наи­бо­лее слож­ная модель роле­вой струк­ту­ры кибер­бул­лин­га вклю­ча­ет в себя сле­ду­ю­щие роли: жерт­ва, агрес­сор, защит­ни­ки жерт­вы, помощ­ни­ки агрес­со­ра и пас­сив­ные наблю­да­те­ли [Сиври­ко­ва, 2024]. 

Один и тот же чело­век в раз­ные вре­мен­ные пери­о­ды может высту­пать в раз­ных ролях. В одной ситу­а­ции может быть агрес­со­ром, в дру­гой – жерт­вой или помощ­ни­ком агрес­со­ра. Г.У. Сол­да­то­ва в под­твер­жде­ние этой идеи пока­за­ла, что лич­ност­ные про­фи­ли жертв и агрес­со­ров кибер­бул­лин­га име­ют общие чер­ты [Сол­да­то­ва, 2022].

При­ме­няя модель про­блем­но­го исполь­зо­ва­ния инфор­ма­ци­он­ных тех­но­ло­гий «ситу­а­ция – орга­низм – пове­де­ние – послед­ствия» (СОПД), пред­ло­жен­ную иссле­до­ва­те­ля­ми из ОАЭ [Jabeen, 2023], мож­но выстро­ить сле­ду­ю­щую цепоч­ку: если уча­ще­му­ся во вре­мя заня­тия ста­но­вит­ся скуч­но, то у него акту­а­ли­зи­ру­ют­ся соот­вет­ству­ю­щие потреб­но­сти (в само­ре­а­ли­за­ции, обще­нии, раз­вле­че­нии и т.д.), кото­рые в совре­мен­ном мире мож­но удо­вле­тво­рить с помо­щью теле­фо­на. Поэто­му он начи­на­ет исполь­зо­вать смарт­фон во вре­мя уро­ка для обще­ния в Сети или поис­ка инте­рес­ной инфор­ма­ции (кибер­ла­финг). Это порож­да­ет риск пере­груз­ки (инфор­ма­ци­он­ной и/или ком­му­ни­ка­ци­он­ной). На ее фоне фор­ми­ру­ют­ся деструк­тив­ные фор­мы пове­де­ния, при­ме­ром кото­рых явля­ет­ся кибер­бул­линг. Поэто­му мож­но пред­по­ло­жить, что меж­ду кибер­бул­лин­гом и кибер­ла­фин­гом суще­ству­ет взаимосвязь.

Таким обра­зом, вопро­сы кибер­ла­фин­га и кибер­бул­лин­га нахо­дят­ся в фоку­се инте­ре­сов уче­ных все­го мира. Одна­ко до сих пор не изу­чал­ся вопрос о том, суще­ству­ет ли меж­ду ними связь. Поэто­му нами были сфор­му­ли­ро­ва­ны сле­ду­ю­щие гипо­те­зы исследования:

1. Уро­вень кибер­ла­фин­га зави­сит от пола, уров­ня обу­че­ния и запре­та на исполь­зо­ва­ние теле­фо­нов в обра­зо­ва­тель­ном учреждении.
2. Вовле­чен­ность в кибер­бул­линг зави­сит от пола и уров­ня обучения.
3. Меж­ду вовле­чен­но­стью в кибер­бул­линг и уров­нем кибер­ла­фин­га суще­ству­ет взаимосвязь.

Организация и методы исследования

Выбор­ка иссле­до­ва­ния. Иссле­до­ва­ние про­во­ди­лось на базе Южно-Ураль­ско­го госу­дар­ствен­но­го гума­ни­тар­но-педа­го­ги­че­ско­го уни­вер­си­те­та (ЮУрГГ­ПУ, г. Челя­бинск). Все­го было опро­ше­но 344 человека. 

Воз­раст респон­ден­тов варьи­ро­вал­ся от 14 до 22 лет. 128 чело­век из чис­ла опро­шен­ных были школь­ни­ка­ми в воз­расте 14-18 лет (уча­щи­е­ся обще­об­ра­зо­ва­тель­ных школ г. Челя­бин­ска – 7-11 клас­сы). Из них 48% муж­ско­го пола и 52% жен­ско­го. 216 чело­век явля­лись сту­ден­та­ми в воз­расте 17-22 лет (ЮУрГГ­ПУ – 1-4 кур­сы). Из них 43% муж­ско­го пола и 57% жен­ско­го пола.

База дан­ных, на осно­ве кото­рой про­во­ди­лось иссле­до­ва­ние, заре­ги­стри­ро­ва­на в Феде­раль­ной служ­бе по интел­лек­ту­аль­ной соб­ствен­но­сти (Сви­де­тель­ство о госу­дар­ствен­ной реги­стра­ции базы дан­ных № 2024625767) [Сиври­ко­ва].

Мето­ды исследования

При­ме­ня­лись сле­ду­ю­щие мето­ды сбо­ра дан­ных: шка­ла кибер­ла­фин­га (адап­та­ция Н.В. Сиври­ко­вой [Сиври­ко­ва, 2023]); опрос­ник школь­но­го бул­лин­га М.А. Нови­ко­вой и др. [Нови­ко­ва, 2021] (в иссле­до­ва­нии исполь­зо­ва­лась толь­ко шка­ла кибербуллинга). 

Авто­ры мето­дик не при­во­дят нор­ма­тив­ные зна­че­ния по ним, ана­ли­зи­руя толь­ко часто­ту встре­ча­е­мо­сти тех или иных отве­тов на вопро­сы мето­дик, объ­яс­няя это тем, что пред­став­ле­ние вовле­чен­но­сти респон­ден­тов в трав­лю в виде про­цент­ных долей поз­во­ля­ет срав­ни­вать резуль­та­ты раз­лич­ных иссле­до­ва­ний, посколь­ку сов­па­да­ет с фор­мой опи­са­ния дан­ной кате­го­рии в лите­ра­ту­ре [Нови­ко­ва, 2021]. Пол­ные тек­сты мето­дик пред­став­ле­ны в рабо­тах авто­ров [Нови­ко­ва, 2021; Сиври­ко­ва, 2023].

Допол­ни­тель­но в текст опрос­ни­ка были вклю­че­ны вопро­сы о поле, воз­расте и уровне обу­че­ния респон­ден­тов. Иссле­до­ва­ние про­хо­ди­ло в онлайн-формате. 

Было собра­но 368 запол­нен­ных анкет, из кото­рых 344 ока­за­лись валид­ны­ми и были исполь­зо­ва­ны в даль­ней­шей рабо­те. 24 анке­ты были исклю­че­ны из ана­ли­за, т.к. в них респон­ден­ты отве­ти­ли не на все постав­лен­ные вопросы.

В свя­зи с вступ­ле­ни­ем в дей­ствие с янва­ря 2024 года новых попра­вок в закон об обра­зо­ва­нии в рам­ках опро­са участ­ни­кам зада­вал­ся вопрос: суще­ству­ет ли в вашей/вашем школе/университете пра­ви­ло о том, что теле­фо­на­ми нель­зя поль­зо­вать­ся во вре­мя учеб­ных занятий?

С целью кор­рект­но­го под­бо­ра мето­дов мате­ма­ти­че­ско­го ана­ли­за дан­ных были оце­не­ны пара­мет­ры рас­пре­де­ле­ния иссле­ду­е­мых при­зна­ков в выбо­роч­ной сово­куп­но­сти. В табл. 1 при­ве­де­ны зна­че­ния по всей выборке.

Таблица 1. Статистические характеристики распределения исследуемых признаков в эмпирической выборке²

роль жерт­вы	0,43	0,0001	1,15	0,38	3,6	15,7
роль агрес­со­ра	0,43	0,0001	1,13	0,33	3,4	13,8
роль сви­де­те­ля	0,43	0,0001	1,15	0,31	2,4	5,3

Харак­те­ри­сти­ки эмпи­ри­че­ско­го рас­пре­де­ле­ния иссле­ду­е­мых пере­мен­ных по всей выбор­ке отли­ча­ют­ся от харак­те­ри­стик нор­маль­но­го рас­пре­де­ле­ния (в част­но­сти, зна­че­ния асим­мет­рии и экс­цес­са выхо­дят за рам­ки диа­па­зо­на от -1 до 1, а веро­ят­ность ошиб­ки пер­во­го рода по Кол­мо­го­ро­ву-Смир­но­ву состав­ля­ет р<0,001). Подоб­ная кар­ти­на сохра­ня­ет­ся и при ана­ли­зе под­групп сту­ден­тов и школьников.

Поэто­му для выяв­ле­ния вза­и­мо­свя­зей меж­ду иссле­ду­е­мы­ми пере­мен­ны­ми исполь­зо­ва­лись непа­ра­мет­ри­че­ские мето­ды: кор­ре­ля­ци­он­ный ана­лиз по Спир­ме­ну и Н-кри­те­рий Крас­ке­ла-Уол­ли­са, точ­ный кри­те­рий Фише­ра. Так­же в ходе иссле­до­ва­ния мы исполь­зо­ва­ли CHAID-ана­лиз. Вычис­ле­ния про­во­ди­лись в про­грам­ме IBM SPSS Statistics 23.

Результаты исследования

Резуль­та­ты опро­са пока­за­ли, что в иссле­ду­е­мой выбор­ке уро­вень кибер­ла­фин­га доста­точ­но низ­кий (рис. 1).

Соглас­но сред­ним зна­че­ни­ям по груп­пе к кибер­ла­фин­гу участ­ни­ки иссле­до­ва­ния при­бе­га­ют ред­ко (M=2). При этом струк­ту­ра кибер­ла­фин­га име­ет свои осо­бен­но­сти в зави­си­мо­сти от пола и уров­ня обу­че­ния, а уро­вень кибер­ла­фин­га – от нали­чия в обра­зо­ва­тель­ном учре­жде­нии запре­та на исполь­зо­ва­ние телефона.

В част­но­сти, в струк­ту­ре кибер­ла­фин­га у участ­ни­ков иссле­до­ва­ния жен­ско­го пола во вре­мя учеб­ных заня­тий игро­вой кибер­ла­финг явля­ет­ся самым ред­ким, а к самым частым фор­мам кибер­ла­фин­га отно­сят­ся обще­ние, исполь­зо­ва­ние кон­тен­та и соци­аль­ных сетей. 

В струк­ту­ре кибер­ла­фин­га у маль­чи­ков доми­ни­ру­ет исполь­зо­ва­ние на учеб­ных заня­ти­ях интер­нет-кон­тен­та и обще­ние. Менее выра­жен­ны­ми фор­ма­ми кибер­ла­фин­га у маль­чи­ков явля­ют­ся интер­нет-покуп­ки. Раз­ли­чия обна­ру­же­ны в уровне кибер­ла­фин­га у маль­чи­ков и дево­чек (Н=5,82; р=0,016).

У сту­ден­тов пре­об­ла­да­ю­щи­ми явля­ют­ся такие виды кибер­ла­фин­га, как обще­ние, исполь­зо­ва­ние кон­тен­та и соци­аль­ных сетей. Реже все­го сре­ди них встре­ча­ет­ся игро­вой кибер­ла­финг. У школь­ни­ков к наи­бо­лее часто встре­ча­ю­щим­ся видам кибер­ла­фин­га отно­сят­ся обще­ние и исполь­зо­ва­ние интер­нет-кон­тен­та. Менее все­го на уро­ках они склон­ны исполь­зо­вать соци­аль­ные сети и играть. Соглас­но Н-кри­те­рию меж­ду школь­ни­ка­ми и сту­ден­та­ми суще­ству­ют раз­ли­чия в уровне кибер­ла­фин­га (Н=9,36; р=0,002).

В дан­ном иссле­до­ва­нии школь­ни­кам и сту­ден­там зада­вал­ся вопрос о том, суще­ству­ет ли запрет на исполь­зо­ва­ние гад­же­тов на заня­ти­ях в их учеб­ных заве­де­ни­ях (рис. 2).

89% школь­ни­ков учат­ся в усло­ви­ях запре­та исполь­зо­ва­ния смарт­фо­нов на уро­ках. Сре­ди сту­ден­тов доля таких уча­щих­ся соста­ви­ла 23,6%. Нет подоб­но­го запре­та у 53,7% сту­ден­тов, при­ни­мав­ших уча­стие в иссле­до­ва­нии, и 4,7% школь­ни­ков, при­ни­мав­ших уча­стие в исследовании.

Ока­за­лось, что 48% респон­ден­тов про­хо­дят обу­че­ние в обра­зо­ва­тель­ных орга­ни­за­ци­ях, где дей­ству­ет запрет на исполь­зо­ва­ние теле­фо­на во вре­мя учеб­ных заня­тий, а 35,4% учат­ся без подоб­но­го запре­та. 16,6% респон­ден­тов затруд­ня­ют­ся дать ответ на дан­ный вопрос.

Уча­щи­е­ся, кото­рые зна­ют о запре­те на исполь­зо­ва­ние теле­фо­нов во вре­мя учеб­ных заня­тий, ожи­да­е­мо реже это дела­ют, чем уча­щи­е­ся, кото­рые о таком запре­те не зна­ют или сомне­ва­ют­ся в его нали­чии (Н=10,16; р=0,006). Одна­ко, как пока­за­ли резуль­та­ты иссле­до­ва­ния, неза­ви­си­мо от наличия/отсутствия запре­ти­тель­ных мер и школь­ни­ки, и сту­ден­ты исполь­зу­ют теле­фо­ны в лич­ных целях на учеб­ных заня­ти­ях (рис. 1).

Полу­чен­ные дан­ные ука­зы­ва­ют на то, что пол, уро­вень обу­че­ния и запрет на исполь­зо­ва­ние теле­фо­нов в обра­зо­ва­тель­ном учре­жде­нии вли­я­ют на уро­вень кибер­ла­фин­га. Поэто­му мы исполь­зо­ва­ли CHAID-ана­лиз для изу­че­ния вли­я­ния этих фак­то­ров на уро­вень ака­де­ми­че­ско­го кибер­ла­фин­га (рис. 3).

На уро­вень кибер­ла­фин­га в первую оче­редь ока­зы­ва­ет вли­я­ние сту­пень обра­зо­ва­ния. Доля школь­ни­ков, кото­рые нико­гда не исполь­зу­ют теле­фон на уро­ке, выше сре­ди школь­ни­ков (32%), чем сре­ди сту­ден­тов (6%). Раз­ли­чия досто­вер­ны при р≤0,0001 (χ2эмп=42,48; ст.св.=2).

Для школь­ни­ков фак­то­ром вто­ро­го поряд­ка, вли­я­ю­щим на уро­вень кибер­ла­фин­га, ока­зал­ся пол: сре­ди маль­чи­ков доля, исполь­зу­ю­щих теле­фон на учеб­ных заня­ти­ях в лич­ных целях, ока­за­лась выше (26%), чем сре­ди дево­чек (6%). Раз­ли­чия досто­вер­ны при р≤0,01 (χ2эмп=10,85; ст.св.=2).

Для сту­ден­тов фак­то­ром вто­ро­го поряд­ка, вли­я­ю­щим на уро­вень кибер­ла­фин­га, ока­зал­ся запрет на исполь­зо­ва­ние теле­фо­на в учеб­ном заве­де­нии: сре­ди сту­ден­тов, для кото­рых тако­го запре­та нет, доля уча­щих­ся, не исполь­зу­ю­щих смарт­фон на заня­тии в лич­ных целях, ока­за­лась самой малень­кой (по срав­не­нию с дру­ги­ми сег­мен­та­ми выбор­ки) – 2%. Сре­ди сту­ден­тов, кото­рые зна­ют о запре­те на исполь­зо­ва­ние теле­фо­на на учеб­ных заня­ти­ях, доля ана­ло­гич­ных лиц соста­ви­ла 16% (χ2эмп=42,48; ст.св.=2; р≤0,01).

В табл. 2 пред­став­ле­ны резуль­та­ты ана­ли­за вовле­чен­но­сти уча­щих­ся в кибер­бул­линг. Посколь­ку пред­ва­ри­тель­ный ана­лиз дан­ных с помо­щью точ­но­го кри­те­рия Фише­ра поз­во­лил опро­верг­нуть гипо­те­зу о раз­ли­чи­ях в рас­пре­де­ле­нии сре­ди сту­ден­тов и школь­ни­ков людей, вовле­чен­ных в кибер­бул­линг, в роли жерт­вы (Фи=0,092; р=0,223), агрес­со­ра (Фи=1,19; р=0,552) или сви­де­те­ля (Фи=3,44; р=0,18), в таб­ли­це пред­став­ле­ны дан­ные по всей выборке. 

Таблица 2. Вовлеченность учащихся в кибербуллинг

Пока­за­те­ли вовлеченности		Ни разу за месяц	1-2 раза за месяц	3 и более раз за месяц
роль жерт­вы	Кол-во чело­век	268	68	8
	%	77,9	19,8	2,3
роль агрес­со­ра	Кол-во чело­век	266	71	7
	%	77,3	20,6	2,0
роль сви­де­те­ля	Кол-во чело­век	256	86	2
	%	74,4	25,0	0,6

Подав­ля­ю­щее боль­шин­ство (поряд­ка 75%) опро­шен­ных ока­за­лись не вовле­че­ны в кибер­бул­линг. Око­ло 20% стал­ки­ва­ют­ся с дан­ным явле­ни­ем лич­но 1-2 раза в месяц. Око­ло 2% уча­щих­ся стал­ки­ва­ют­ся с кибер­бул­лин­гом более 3-х раз в месяц в роли жерт­вы и/или агрес­со­ра. Девоч­ки реже, чем маль­чи­ки, ста­но­вят­ся сви­де­те­ля­ми кибер­бул­лин­га (U=12888; р=0,013).

В ходе иссле­до­ва­ния раз­ли­чия в струк­ту­ре кибер­бул­лин­га у школь­ни­ков и сту­ден­тов обна­ру­же­ны не были.

Сле­ду­ет отме­тить, что в иссле­ду­е­мой выбор­ке ока­за­лось очень мало людей, кото­рые бы были вовле­че­ны в кибер­бул­линг толь­ко в одной роли. Так, коли­че­ство жертв, кото­рые не были бы сви­де­те­ля­ми кибер­бул­лин­га и кибер­бул­ле­ра­ми ни разу за послед­ний месяц, ока­за­лось все­го 28 (8,8%) человек. 

Чис­ло «чистых» агрес­со­ров ока­за­лось еще мень­ше – 12 чело­век (3,8%). Все осталь­ные участ­ни­ки иссле­до­ва­ния, кото­рые были вовле­че­ны в кибер­бул­линг за послед­ний месяц 1 раз или более, высту­па­ли в этих ситу­а­ци­ях в раз­ных ролях.

Кор­ре­ля­ци­он­ный ана­лиз дан­ных пока­зал, что уро­вень кибер­ла­фин­га кор­ре­ли­ру­ет с вовле­чен­но­стью в кибер­бул­линг в любой роли. Пря­мые свя­зи обна­ру­жи­лись меж­ду все­ми фор­ма­ми кибер­ла­фин­га, рас­смат­ри­ва­е­мы­ми в иссле­до­ва­нии, и вовле­чен­но­стью в кибер­бул­линг в раз­лич­ных ролях (рис. 4).

Исклю­че­ние соста­вил игро­вой кибер­ла­финг, кото­рый ока­зал­ся свя­зан толь­ко с вовле­чен­но­стью в кибер­бул­линг в роли сви­де­те­ля (rs=0,11; р=0,05). Запрет на исполь­зо­ва­ние теле­фо­на в обра­зо­ва­тель­ном учре­жде­нии кор­ре­ли­ру­ет с вовле­чен­но­стью в кибер­бул­линг в роли агрес­со­ра (rs=-0,11; р=0,05). При­чем эта связь носит обрат­ный характер.

Меж­ду уров­нем кибер­ла­фин­га и вовле­чен­но­стью в кибер­бул­линг в роли жерт­вы (rs=0,207; р=0,0002), в роли агрес­со­ра (rs=0,206; р=0,0002) и в роли сви­де­те­ля (rs=0,187; р=0,001) суще­ству­ют сла­бые пря­мые кор­ре­ля­ции. Сле­ду­ет отме­тить, что все обна­ру­жен­ные свя­зи ока­за­лись сла­бы­ми (0<rs<0,3).

Обсуждение результатов

Важ­ным аспек­том изу­че­ния деви­ант­но­го пове­де­ния явля­ет­ся ана­лиз его рас­про­стра­не­ния в обще­стве. Резуль­та­ты теку­ще­го иссле­до­ва­ния пока­за­ли, что в Рос­сии уро­вень рас­про­стра­не­ния кибер­ла­фин­га оста­ет­ся низ­ким (М=2 по срав­не­нию, напри­мер, с М=3,8 – у сту­ден­тов в Изра­и­ле [26]).

Одна­ко, учи­ты­вая изме­не­ния, вне­сен­ные в закон об обра­зо­ва­нии в декаб­ре 2023 года, мож­но было пред­по­ла­гать, что подоб­ное явле­ние в шко­ле будет исклю­че­но. Вме­сте с тем это ока­за­лось не так. Н

есмот­ря на суще­ству­ю­щие запре­ты, школь­ни­ки поль­зу­ют­ся теле­фо­на­ми во вре­мя уро­ков. Вме­сте с тем вво­ди­мые запре­ты ока­зы­ва­ют вли­я­ние на уро­вень ака­де­ми­че­ско­го кибер­ла­фин­га, не сво­дя его при этом к минимуму. 

В част­но­сти, если уча­щи­е­ся зна­ют о нали­чии в обра­зо­ва­тель­ном учре­жде­нии запре­та на исполь­зо­ва­ние теле­фо­на во вре­мя учеб­ных заня­тий, то они будут исполь­зо­вать его реже. Резуль­та­ты под­твер­жда­ют обна­ру­жен­ные ранее раз­ли­чия в уровне кибер­ла­фин­га меж­ду уча­щи­ми­ся раз­но­го пола и уров­ня обра­зо­ва­ния [Сол­да­то­ва, 2022]. 

Важ­ным допол­не­ни­ем к уже име­ю­щим­ся дан­ным ока­зал­ся уста­нов­лен­ный в ходе иссле­до­ва­ния факт, что уро­вень кибер­ла­фин­га у сту­ден­тов преж­де все­го зави­сит от нали­чия запре­та на исполь­зо­ва­ние теле­фо­нов в учеб­ном заве­де­нии, а у школь­ни­ков – от их пола.

В струк­ту­ре кибер­ла­фин­га у уча­щих­ся пре­об­ла­да­ю­щи­ми явля­ют­ся такие фор­мы, как потреб­ле­ние интер­нет-кон­тен­та (М=2,0), обще­ние (М=1,9) и соци­аль­ные сети (М=1,8). Реже все­го сре­ди них встре­ча­ют­ся игро­вой кибер­ла­финг (М=1,7) и интер­нет-покуп­ки (М=1,7).

Пси­хо­ло­ги­че­ская интер­пре­та­ция выяв­лен­ных фак­тов об уровне кибер­ла­фин­га сре­ди уча­щих­ся под­чер­ки­ва­ет зна­чи­мость интер­нет-кон­тен­та и обще­ния как основ­ных источ­ни­ков удо­вле­тво­ре­ния потреб­но­стей респондентов. 

Отно­си­тель­но высо­кий индекс потреб­ле­ния интер­нет-кон­тен­та (М=2,0) во вре­мя учеб­ных заня­тий ука­зы­ва­ет на стрем­ле­ние участ­ни­ков иссле­до­ва­ния к отвле­че­нию с помо­щью раз­вле­ка­тель­ных ресур­сов. Это сви­де­тель­ству­ет о том, что обу­ча­ю­щи­е­ся актив­но ищут и потреб­ля­ют раз­но­об­раз­ный кон­тент (видео, аудио, текст, мемы и т.д.), и под­чер­ки­ва­ет их жела­ние быть вовле­чен­ны­ми в совре­мен­ные тренды. 

Обще­ние и исполь­зо­ва­ние соци­аль­ных сетей допол­ни­тель­но акцен­ти­ру­ют зна­чи­мость соци­аль­ных свя­зей в жиз­ни участ­ни­ков иссле­до­ва­ния. Соци­аль­ные сети ста­но­вят­ся про­стран­ством, где фор­ми­ру­ют­ся иден­тич­но­сти, откры­ва­ют­ся воз­мож­но­сти для обме­на мне­ни­я­ми и поис­ка под­держ­ки в слож­ных ситуациях. 

Срав­ни­тель­но низ­кие пока­за­те­ли игро­во­го кибер­ла­фин­га (М=1,7) и интер­нет-поку­пок (М=1,7) могут ука­зы­вать на то, что уча­щи­е­ся мень­ше ори­ен­ти­ро­ва­ны на инди­ви­ду­аль­ные раз­вле­че­ния и потре­би­тель­ские прак­ти­ки, пред­по­чи­тая кол­лек­тив­ные фор­мы вза­и­мо­дей­ствия, кото­рые спо­соб­ству­ют укреп­ле­нию соци­аль­ных свя­зей и раз­ви­тию соци­о­куль­тур­ных навы­ков в циф­ро­вой среде.

Обра­зо­ва­ние опре­де­ля­ет навы­ки поль­зо­ва­те­ля в онлайн-сре­де и его вос­при­я­тие, что объ­яс­ня­ет вза­и­мо­связь его уров­ня с кибер­ла­фин­гом (р≤0,0001; χ2эмп=42,48; ст.св.=2). Мож­но гово­рить о том, что сре­ди моло­де­жи более раз­ви­тые навы­ки интер­нет-ком­му­ни­ка­ций (кото­рые, пред­по­ло­жи­тель­но, отли­ча­ют сту­ден­тов от школь­ни­ков) при­во­дят к их более интен­сив­но­му использованию. 

С дру­гой сто­ро­ны, воз­мож­но, что боль­шая сво­бо­да в исполь­зо­ва­нии инди­ви­ду­аль­ных устройств для досту­па в сеть Интер­нет, кото­рая харак­тер­на для сту­ден­тов, при­во­дит к более часто­му отвле­че­нию на интер­нет во вре­мя учеб­ных занятий.

Обна­ру­жен­ные раз­ли­чия в уровне кибер­ла­фин­га у школь­ни­ков раз­но­го пола (р≤0,01; χ2эмп=10,85; ст.св.=2) могут быть объ­яс­не­ны соци­аль­ны­ми и куль­тур­ны­ми сте­рео­ти­па­ми (девоч­ки более под­вер­же­ны соци­аль­но­му дав­ле­нию, они более склон­ны сле­до­вать пра­ви­лам и нор­мам; маль­чи­ки чаще нару­ша­ют школь­ные нор­мы и пра­ви­ла, более ори­ен­ти­ро­ва­ны на исполь­зо­ва­ние интер­нет-тех­но­ло­гий), кото­рые вли­я­ют на пове­де­ние в интернет-пространстве. 

Для сту­ден­тов зна­чи­мым фак­то­ром, опре­де­ля­ю­щим уро­вень кибер­ла­фин­га, высту­па­ет запрет на исполь­зо­ва­ние теле­фо­нов в учеб­ной сре­де (р≤0,01; χ2эмп=42,48; ст.св.=2). Воз­мож­но, это свя­за­но с тем, что в вузах гораз­до мень­ше кон­тро­ля за исполь­зо­ва­ни­ем во вре­мя заня­тий лич­ных гад­же­тов. Поэто­му, если пре­по­да­ва­те­ли или вуз в целом вво­дит тре­бо­ва­ние на отказ от исполь­зо­ва­ния гад­же­тов во вре­мя уро­ка, это при­во­дит к сни­же­нию уров­ня киберлафинга.

Иссле­до­ва­ние струк­ту­ры кибер­бул­лин­га пока­за­ло, что в роли жерт­вы в кибер­бул­линг вовле­че­ны око­ло 22% участ­ни­ков иссле­до­ва­ния, что в целом сов­па­да­ет с дан­ны­ми по рос­сий­ским школь­ни­кам, пред­став­лен­ны­ми в 2018 году [Нови­ко­ва, 2021], и школьникам/студентам из дру­гих стран [Вussua, 2023; Escario, 2022; Kim, 2024; Martínez-Monteagudo, 2023]. Это озна­ча­ет, что более чем каж­дый пятый чело­век под­вер­га­ет­ся онлайн-трав­ле, уни­же­ни­ям и угро­зам в интернете. 

Полу­чен­ные дан­ные сви­де­тель­ству­ют о том, что про­бле­ма кибер­бул­лин­га доволь­но рас­про­стра­не­на и тре­бу­ет серьез­но­го вни­ма­ния и мер по предот­вра­ще­нию и борь­бе с ней. Важ­но обра­щать вни­ма­ние на защи­ту сво­ей онлайн-без­опас­но­сти и под­дер­жи­вать тех, кто стал­ки­ва­ет­ся с кибербуллингом. 

Жерт­вы кибер­бул­лин­га могут столк­нуть­ся с серьез­ны­ми пси­хо­ло­ги­че­ски­ми послед­стви­я­ми. У них могут воз­ник­нуть эмо­ци­о­наль­ные про­бле­мы: чув­ство изо­ля­ции, бес­по­мощ­ность, тре­во­га, депрес­сия и низ­кая само­оцен­ка. Они могут избе­гать соци­аль­ных ситу­а­ций, иметь про­бле­мы с кон­цен­тра­ци­ей вни­ма­ния и испы­ты­вать труд­но­сти в постро­е­нии отношений. 

Кибер­бул­линг может подо­рвать чув­ство соб­ствен­но­го досто­ин­ства жерт­вы, заста­вив ее сомне­вать­ся в сво­ей цен­но­сти и спо­соб­но­стях. В неко­то­рых слу­ча­ях кибер­бул­линг может при­ве­сти к физи­че­ским про­бле­мам, таким как нару­ше­ния сна, голов­ные боли и про­бле­мы с пище­ва­ре­ни­ем. Дли­тель­ная систе­ма­ти­че­ская трав­ля в Сети может при­ве­сти к попыт­ке суицида.

Учи­ты­вая серьез­ные пси­хо­ло­ги­че­ские послед­ствия кибер­бул­лин­га, важ­но пред­при­ни­мать шаги для его предот­вра­ще­ния. В каче­стве таких шагов мож­но пред­ло­жить: про­све­ще­ние о кибер­бул­лин­ге и его послед­стви­ях, раз­ра­бот­ку стра­те­гий про­фи­лак­ти­ки кибер­бул­лин­га в шко­лах и дру­гих учре­жде­ни­ях, под­держ­ку жертв кибер­бул­лин­га, вклю­чая пси­хо­ло­ги­че­скую помощь.

Иссле­до­ва­те­ли отме­ча­ют, что уча­щи­е­ся склон­ны про­яв­лять кибе­ра­грес­сию в наи­мень­шей сте­пе­ни по срав­не­нию с дру­ги­ми фор­ма­ми бул­лин­га (соци­аль­ный, физи­че­ский, вер­баль­ный) [Нови­ко­ва, 2021]. Одна­ко дан­ные о раз­ли­чи­ях, свя­зан­ных с полом, в раз­ных иссле­до­ва­ни­ях отличаются. 

Мы уста­но­ви­ли, что маль­чи­ки чаще ста­но­вят­ся сви­де­те­ля­ми кибер­бул­лин­га, чем девоч­ки. А в иссле­до­ва­нии кол­лег раз­ли­чия каса­лись вовле­чен­но­сти в кибер­бул­линг в роли агрес­со­ра. Эти про­ти­во­ре­чия могут быть свя­за­ны с раз­ни­цей в выбор­ках. Мы изу­ча­ли школь­ни­ков и сту­ден­тов, кол­ле­ги – толь­ко школьников.

Кро­ме того, резуль­та­ты ранее про­ве­ден­ных иссле­до­ва­ний кибер­бул­лин­га не поз­во­ля­ют одно­знач­но оце­нить поло­вые раз­ли­чия. Одни авто­ры гово­рят о том, что уча­стие в кибер­бул­лин­ге более харак­тер­но для маль­чи­ков, дру­гие гово­рят, что оно не зави­сит от пола [Marinoni, 2023]. 

Сле­ду­ет отме­тить, что в зару­беж­ных иссле­до­ва­ни­ях неоправ­дан­но мало вни­ма­ния уде­ля­ет­ся вовле­чен­но­сти детей в кибер­бул­линг в роли сви­де­те­ля, хоть и при­зна­ет­ся, что кибер­бул­линг часто про­ис­хо­дит в груп­по­вых ситу­а­ци­ях, и поэто­му то, как моло­дые люди реа­ги­ру­ют, когда они ста­но­вят­ся сви­де­те­ля­ми кибер­т­рав­ли, важ­но для про­цес­са борь­бы с этой про­бле­мой [Pepler, 2021]. 

Несо­от­вет­ствия в раз­ных иссле­до­ва­ни­ях под­чер­ки­ва­ют слож­ность пони­ма­ния ген­дер­ных раз­ли­чий в кибер­бул­лин­ге. Такие фак­то­ры, как воз­раст, куль­ту­ра и соци­аль­ный кон­текст, могут вли­ять на эти различия.

Интер­пре­ти­ро­вать уста­нов­лен­ные нами раз­ли­чия мож­но с точ­ки зре­ния осо­бен­но­стей ген­дер­ной соци­а­ли­за­ции. Тра­ди­ци­он­но маль­чи­ки соци­а­ли­зи­ру­ют­ся как более агрес­сив­ные и доми­нант­ные, что может объ­яс­нять их более высо­кую веро­ят­ность быть сви­де­те­ля­ми кибер­бул­лин­га. Они могут быть более склон­ны к наблю­де­нию за агрес­сив­ным пове­де­ни­ем в интер­не­те, посколь­ку это соот­вет­ству­ет их ген­дер­ной роли. 

Напро­тив, девоч­ки соци­а­ли­зи­ру­ют­ся как более состра­да­тель­ные и забот­ли­вые, что может сни­жать их веро­ят­ность стать сви­де­те­ля­ми кибер­бул­лин­га. Они не ищут в интер­нет-про­стран­стве ситу­а­ций, свя­зан­ных с агрес­си­ей, и неосо­знан­но их избегают.

С точ­ки зре­ния раз­ли­чий соци­аль­ных норм в отно­ше­нии маль­чи­ков и дево­чек мож­но пред­по­ло­жить, что маль­чи­ки могут испы­ты­вать соци­аль­ное дав­ле­ние со сто­ро­ны сверст­ни­ков, что­бы про­де­мон­стри­ро­вать муже­ствен­ность. Это может при­во­дить к тому, что, даже будучи сви­де­те­ля­ми кибер­бул­лин­га, маль­чи­ки не стре­мят­ся его оста­но­вить. Девоч­ки, с дру­гой сто­ро­ны, стре­мясь соот­вет­ство­вать нор­мам сочув­ствия и под­держ­ки, будут ста­рать­ся предот­вра­тить кибер­бул­линг или сооб­щить о нем.

Обна­ру­жен­ные в ходе иссле­до­ва­ния кор­ре­ля­ции меж­ду отдель­ны­ми ком­по­нен­та­ми роле­вой струк­ту­ры кибер­бул­лин­га и вида­ми кибер­ла­фин­га прак­ти­че­ски сов­па­да­ют. Исклю­че­ние соста­ви­ла толь­ко связь меж­ду вовле­чен­но­стью в кибер­бул­линг в роли сви­де­те­ля и игро­вым кибер­ла­фин­гом. Дан­ный факт мож­но интер­пре­ти­ро­вать ско­рее как отсут­ствие свя­зи меж­ду струк­ту­рой кибер­бул­лин­га и отдель­ны­ми вида­ми киберлафинга. 

Вме­сте с тем сле­ду­ет учи­ты­вать, что роле­вая струк­ту­ра кибер­бул­лин­га пред­по­ла­га­ет пере­ход от одной роли к дру­гой. Т.е. один и тот же обу­ча­ю­щий­ся в одной ситу­а­ции может быть агрес­со­ром, в дру­гой – жерт­вой, а в тре­тьей – сви­де­те­лем. При этом уро­вень его кибер­ла­фин­га будет оста­вать­ся неиз­мен­ным. Это мог­ло ока­зать суще­ствен­ное вли­я­ние на полу­чен­ный резуль­тат. Одна­ко для того, что­бы выде­лить груп­пу тех, кто явля­ет­ся толь­ко кибер­бул­ле­ром или толь­ко жерт­вой, или толь­ко сви­де­те­лем, необ­хо­ди­мо зна­чи­тель­но уве­ли­чить выбор­ку исследования. 

В нашем иссле­до­ва­нии коли­че­ство жертв, кото­рые не были бы сви­де­те­ля­ми кибер­бул­лин­га и кибер­бул­ле­ра­ми, ока­за­лось все­го 28 (8,8%) чело­век. Чис­ло «чистых» агрес­со­ров ока­за­лось еще мень­ше – 12 чело­век (3,8%). Сви­де­те­лей кибер­бул­лин­га, кото­рые бы не явля­лись одно­вре­мен­но ни агрес­со­ра­ми, ни жерт­ва­ми в иссле­ду­е­мой выбор­ке не ока­за­лось вообще. 

В даль­ней­шем мы пла­ни­ру­ем уве­ли­чить объ­ем выбор­ки, но это не гаран­ти­ру­ет нам уве­ли­че­ние чис­ла респон­ден­тов, высту­па­ю­щих в ситу­а­ции кибер­бул­лин­га в одной роли.

Связь меж­ду вовле­чен­но­стью в кибер­бул­линг в роли жерт­вы или сви­де­те­ля и исполь­зо­ва­ни­ем гад­же­тов во вре­мя учеб­ных заня­тий для совер­ше­ния поку­пок мож­но интер­пре­ти­ро­вать как попыт­ку ком­пен­си­ро­вать нега­тив­ные пере­жи­ва­ния через потреб­ле­ние това­ров или услуг. 

Связь меж­ду вовле­чен­но­стью в кибер­бул­линг в роли жерт­вы или сви­де­те­ля и онлайн-обще­ни­ем во вре­мя учеб­ных заня­тий мож­но объ­яс­нить тем, что жерт­вы или сви­де­те­ли кибер­бул­лин­га могут про­дол­жать актив­но общать­ся в интер­не­те (т.к. обще­ние оста­ет­ся для них важ­ным эле­мен­том соци­а­ли­за­ции), но при этом выби­рать менее опас­ные для себя плат­фор­мы, такие как мес­сен­дже­ры или фору­мы. Эти кана­лы поз­во­ля­ют им под­дер­жи­вать связь с дру­зья­ми и полу­чать под­держ­ку без рис­ка столк­нуть­ся с агрес­сив­ны­ми ком­мен­та­ри­я­ми или действиями. 

Связь меж­ду вовле­чен­но­стью в кибер­бул­линг в роли жерт­вы или сви­де­те­ля и потреб­ле­ни­ем интер­нет-кон­тен­та на учеб­ных заня­ти­ях может отра­жать стрем­ле­ние жертв кибер­бул­лин­га отвлечь­ся от нега­тив­ных мыс­лей, «уйти» от непри­ят­ной реаль­но­сти и переживаний. 

Связь меж­ду вовле­чен­но­стью в кибер­бул­линг в роли сви­де­те­ля и уров­нем игро­во­го кибер­ла­фин­га так­же может быть вари­ан­том «ухо­да» от непри­ят­ной реальности. 

Пред­ла­га­е­мые интер­пре­та­ции осно­ва­ны на пред­по­ло­же­ни­ях о пси­хо­ло­ги­че­ских реак­ци­ях людей на стрес­со­вые ситу­а­ции, свя­зан­ные с кибер­бул­лин­гом. Важ­но отме­тить, что каж­дая ситу­а­ция инди­ви­ду­аль­на, и кон­крет­ные при­чи­ны исполь­зо­ва­ния гад­же­тов могут раз­ли­чать­ся у раз­ных школь­ни­ков и студентов.

Связь меж­ду вовле­чен­но­стью в кибер­бул­линг в роли агрес­со­ра и исполь­зо­ва­ни­ем гад­же­тов для поку­пок в Сети, а так­же потреб­ле­ни­ем интер­нет-кон­тен­та во вре­мя заня­тий мож­но объ­яс­нить тем, что кибер­бул­ле­ры в целом явля­ют­ся актив­ны­ми поль­зо­ва­те­ля­ми Сети. Соци­аль­ные сети оста­ют­ся важ­ным кана­лом для про­яв­ле­ния их агрес­сии, и, есте­ствен­но, они будут общать­ся в Сети даже во вре­мя учеб­ных заня­тий. Это объ­яс­ня­ет связь вовле­чен­но­сти в кибер­бул­линг в роли агрес­со­ра и исполь­зо­ва­ния на уро­ке гад­же­тов для обще­ния в том чис­ле и в соци­аль­ных сетях.

В целом мож­но гово­рить, что все участ­ни­ки кибер­бул­лин­га явля­ют­ся поль­зо­ва­те­ля­ми интер­не­та. Они исполь­зу­ют его и во вре­мя учеб­ных заня­тий для реше­ния лич­ных (не свя­зан­ных с уче­бой) задач. Это вполне ожи­да­е­мо, если гово­рить о кибер­бул­лин­ге как груп­по­вом явле­нии. Одна­ко мож­но пред­по­ло­жить, что кибер­ла­финг для раз­ных участ­ни­ков кибер­бул­лин­га может выпол­нять раз­ные функции.

В иссле­до­ва­нии была обна­ру­же­на сла­бая кор­ре­ля­ция меж­ду ака­де­ми­че­ским кибер­ла­фин­гом и кибер­бул­лин­гом. Нам не уда­лось най­ти дру­гих иссле­до­ва­ний, кото­рые бы рас­смат­ри­ва­ли вза­и­мо­связь кибер­бул­лин­га и кибер­ла­фин­га. Поэто­му на дан­ном эта­пе не пред­став­ля­ет­ся воз­мож­ным срав­не­ние полу­чен­ных нами резуль­та­тов с уже име­ю­щи­ми­ся. Одна­ко полу­чен­ные нами дан­ные согла­су­ют­ся с тем, что бес­кон­троль­ное медиа­по­треб­ле­ние в под­рост­ко­вом воз­расте при­во­дит к росту агрес­сии [Сиври­ко­ва, 2024]. 

Так­же полу­чен­ные дан­ные отча­сти под­твер­жда­ют модель, пред­ло­жен­ную Ф. Джа­бин, А. Тан­дон и др., соглас­но кото­рой ситу­а­ция ску­ки на уро­ке могут при­во­дить к пове­ден­че­ско­му отве­ту в фор­ме кибер­ла­фин­га, кото­рый в свою оче­редь при­во­дит к рис­ку роста вовле­чен­но­сти в кибербуллинг. 

Сле­ду­ет отме­тить, что исполь­зо­ва­ние кор­ре­ля­ци­он­но­го ана­ли­за не поз­во­ля­ет гово­рить о при­чин­но-след­ствен­ных свя­зях меж­ду изу­ча­е­мы­ми явле­ни­я­ми. Поэто­му дан­ный вопрос (что имен­но явля­ет­ся при­чи­ной, а что – след­стви­ем) тре­бу­ет даль­ней­ше­го изучения.

Воз­мож­но, сла­бая кор­ре­ля­ция меж­ду кибер­ла­фин­гом и кибер­бул­лин­гом обу­слов­ле­на нали­чи­ем тре­тьей пере­мен­ной, кото­рая вли­я­ет на уро­вень кибер­ла­фин­га и кибер­бул­лин­га. Это может быть, напри­мер, интернет-зависимость. 

Исполь­зо­ва­ние гад­же­тов на уро­ке может быть про­яв­ле­ни­ем интер­нет-зави­си­мо­сти (чело­век про­сто не может отка­зать­ся от смарт­фо­на, чув­ству­ет себя без него непол­но­цен­ным). В то же вре­мя стрем­ле­ние быть в Сети посто­ян­но (бес­пре­рыв­но) повы­ша­ет рис­ки столк­но­ве­ния с кибербуллингом. 

Воз­мож­но, что общим фак­то­ром, вли­я­ю­щим на кибер­бул­линг и кибер­ла­финг, явля­ет­ся вре­мя, кото­рое чело­век про­во­дит в Сети. Чем оно боль­ше, тем и уро­вень деструк­тив­но­го кибер­по­ве­де­ния будет выше. 

Пред­став­лен­ное иссле­до­ва­ние не поз­во­ля­ет отве­тить, какое из дан­ных пред­по­ло­же­ний будет вер­ным или оба они оши­боч­ны. Одна­ко про­вер­ка этих гипо­тез может стать логи­че­ским про­дол­же­ни­ем дан­но­го исследования.

Заключение

Резуль­та­ты иссле­до­ва­ния поз­во­ля­ют сде­лать сле­ду­ю­щие выводы:

– у уча­щих­ся пре­об­ла­да­ю­щи­ми явля­ют­ся такие фор­мы кибер­ла­фин­га как потреб­ле­ние интер­нет-кон­тен­та (М=2,0), соци­аль­ных сетей (М=1,8) и обще­ние (М=1,9). Реже все­го сре­ди них встре­ча­ет­ся игро­вой кибер­ла­финг (М=1,7) и интер­нет-покуп­ки (М=1,7). На уро­вень кибер­ла­фин­га в первую оче­редь ока­зы­ва­ет вли­я­ние сту­пень обра­зо­ва­ния (р≤0,0001; χ2эмп=42,48; ст.св.=2).

Для школь­ни­ков фак­то­ром вто­ро­го поряд­ка, вли­я­ю­щим на уро­вень кибер­ла­фин­га, явля­ет­ся пол (р≤0,01; χ2эмп=10,85; ст.св.=2), а для сту­ден­тов – запрет на исполь­зо­ва­ние теле­фо­нов в учеб­ном заве­де­нии (р≤0,01; χ2эмп=42,48; ст.св.=2).

Гипо­те­за о том, что уро­вень кибер­ла­фин­га зави­сит от пола, уров­ня обу­че­ния и запре­та на исполь­зо­ва­ние теле­фо­нов в обра­зо­ва­тель­ном учре­жде­нии, подтвердилась;

– уро­вень вовле­чен­но­сти участ­ни­ков иссле­до­ва­ния в кибер­бул­линг ока­зал­ся низ­ким (око­ло 22%). При этом раз­ли­чия, свя­зан­ные с полом, обна­ру­же­ны толь­ко в отно­ше­нии вовле­чен­но­сти в кибер­бул­линг в роли сви­де­те­ля (U=12888; р=0,013).

Гипо­те­за о том, что вовле­чен­ность в кибер­бул­линг зави­сит от пола, под­твер­ди­лась частич­но, а о том, что вовле­чен­ность в кибер­бул­линг зави­сит от уров­ня обу­че­ния, не подтвердилась.

– струк­ту­ра кибер­бул­лин­га вза­и­мо­свя­за­на со струк­ту­рой кибер­ла­фин­га. В част­но­сти, вовле­чен­ность в кибер­бул­линг в роли жерт­вы свя­за­на с таки­ми фор­ма­ми кибер­ла­фин­га как интер­нет-покуп­ки (r=0,21; р=0,05), посе­ще­ние соци­аль­ных сетей (r=0,18; р=0,05), обще­ние в сети (r=0,19; р=0,05), потреб­ле­ние интер­нет-кон­тен­та (r=0,21; р=0,05), вовле­чен­ность в роли агрес­со­ра – посе­ще­ние соци­аль­ных сетей (r=0,18; р=0,05), обще­ние в Сети (r=0,22; р=0,05), интер­нет-покуп­ки (r=0,21; р=0,05), потреб­ле­ние интер­нет-кон­тен­та (r=0,21; р=0,05); вовле­чен­ность в роли сви­де­те­ля – посе­ще­ние соци­аль­ных сетей (r=0,19; р=0,05), обще­ние в Сети (r=0,2; р=0,05), интер­нет-покуп­ки (r=0,15; р=0,05), потреб­ле­ние интер­нет-кон­тен­та (r=0,2; р=0,05).

Гипо­те­за о том, что меж­ду вовле­чен­но­стью в кибер­бул­линг и уров­нем кибер­ла­фин­га суще­ству­ет вза­и­мо­связь, подтвердилась.

Постав­лен­ная цель иссле­до­ва­ния была достиг­ну­та: выяв­ле­ны вза­и­мо­свя­зи кибер­ла­фин­га и кибер­бул­лин­га. Пред­став­лен­ная рабо­та допол­ня­ет суще­ству­ю­щие дан­ные о новых фор­мах деви­ант­но­го пове­де­ния, свя­зан­но­го с исполь­зо­ва­ни­ем вир­ту­аль­но­го про­стран­ства. В част­но­сти, о рас­про­стра­нен­но­сти кибер­ла­фин­га и кибер­бул­лин­га сре­ди рос­сий­ских школь­ни­ков и студентов.

Осно­вы­ва­ясь на тео­рии кибер­бул­лин­га как фено­ме­на груп­по­во­го дей­ствия и пред­став­ле­ни­ях, отра­жен­ных в моде­ли исполь­зо­ва­ния соци­аль­ных сетей СОПД, уда­лось объ­яс­нить обна­ру­жен­ные свя­зи кибер­ла­фин­га и кибербуллинга. 

Дан­ные тео­ре­ти­че­ские осно­ва­ния ука­зы­ва­ют на то, что в отно­ше­нии кибер­ла­фин­га и кибер­бул­лин­га, исход­ным сти­му­лом может являть­ся не толь­ко чув­ство одиночества/потребность в обще­нии, но и скука/поиск раз­вле­че­ний. Этим мож­но объ­яс­нить нали­чие меж­ду ними связи.

Пред­став­лен­ное иссле­до­ва­ние в силу исполь­зо­ва­ния пере­крест­ных дан­ных исклю­ча­ет воз­мож­ность обна­ру­же­ния при­чин­но-след­ствен­ных свя­зей меж­ду явле­ни­я­ми. Об этом мож­но судить толь­ко исхо­дя из тео­ре­ти­че­ских кон­цеп­ций кибер­ла­фин­га и кибер­бул­лин­га, кото­рые име­ют свои огра­ни­че­ния, в том чис­ле и в мето­до­ло­гии исследования. 

Допол­ни­тель­ные огра­ни­че­ния свя­за­ны с исполь­зо­ва­ни­ем исклю­чи­тель­но коли­че­ствен­ной стра­те­гии сбо­ра и ана­ли­за дан­ных, кото­рые усу­губ­ля­ют­ся отно­си­тель­но неболь­шим объ­е­мом выборки. 

Что­бы мак­си­маль­но сни­зить нега­тив­ные эффек­ты, мы уде­ли­ли осо­бое вни­ма­ние под­бо­ру кор­рект­ных мето­дов обра­бот­ки данных.

Исполь­зо­ва­ние само­от­чет­ных мето­дов, осо­бен­но в отно­ше­нии деви­ант­но­го пове­де­ния, может быть иска­же­но в резуль­та­те дей­ствия фак­то­ра соци­аль­ной жела­тель­но­сти, что сни­жа­ет досто­вер­ность теку­ще­го исследования.

Огра­ни­чен­ным в дан­ном иссле­до­ва­нии явля­ет­ся и набор иссле­ду­е­мых фак­то­ров: обра­зо­ва­ние, пол и запрет на исполь­зо­ва­ние смарт­фо­нов. В то же вре­мя сле­ду­ет пони­мать, что суще­ству­ют дру­гие потен­ци­аль­но зна­чи­мые фак­то­ры, вли­я­ю­щие на иссле­ду­е­мые пере­мен­ные, напри­мер, соци­аль­но-эко­но­ми­че­ский ста­тус, пси­хо­ло­ги­че­ское состо­я­ние, кон­троль со сто­ро­ны роди­те­лей и учителей.

Даль­ней­шие иссле­до­ва­ния про­бле­мы сле­ду­ет посвя­тить изу­че­нию дру­гих воз­раст­ных и про­стран­ствен­ных (город/село) кон­тек­стов и с дру­ги­ми пока­за­те­ля­ми струк­тур кибер­ла­фин­га и кибер­бул­лин­га. В свя­зи с этим будет полез­но уве­ли­чить выбор­ку и гео­гра­фию исследования.

Цен­ным будет исполь­зо­ва­ние каче­ствен­ных мето­дов сбо­ра дан­ных об изу­ча­е­мых явле­ни­ях с целью более глу­бо­ко про­ник­но­ве­ния и пони­ма­ния при­ро­ды изу­ча­е­мых явлений. 

При­ме­ром рас­ши­ре­ния чис­ла пере­мен­ных при орга­ни­за­ции даль­ней­ших иссле­до­ва­ний может высту­пать вклю­че­ние в иссле­до­ва­ние пове­де­ния пре­по­да­ва­те­ля как участ­ни­ка обра­зо­ва­тель­ной систе­мы и как фак­то­ра, ока­зы­ва­ю­ще­го вли­я­ние на пове­де­ние детей на учеб­ных занятиях.

Финан­си­ро­ва­ние. Иссле­до­ва­ние выпол­не­но при финан­со­вой под­держ­ке Мор­дов­ско­го госу­дар­ствен­но­го педа­го­ги­че­ско­го инсти­ту­та в рам­ках науч­но­го про­ек­та «Деви­ант­ное пове­де­ние в вир­ту­аль­ном про­стран­стве: изу­че­ние вза­и­мо­свя­зи кибер­ла­фин­га и кибер­бул­лин­га», заяв­ка от 31.05.2024 № МК-40-2024

Литература

1. Луки­че­ва Е.А., Коно­нен­ко О.О., Сиври­ко­ва Н.В. Кибер­ла­финг: поня­тие и виды // Мате­ри­а­лы Меж­ду­на­род­ной науч­но-прак­ти­че­ской кон­фе­рен­ции: «Науч­но-мето­ди­че­ское обес­пе­че­ние про­ак­тив­ной под­го­тов­ки буду­ще­го педа­го­га к кон­стру­и­ро­ва­нию и раз­ви­тию вос­пи­та­тель­ных систем». Челя­бинск: Изд-во ЗАО «Биб­лио­те­ка А. Мил­ле­ра», 2023. С. 123–127.
2. Нови­ко­ва М.А., Реан А.А., Коно­ва­лов И.А. Бул­линг в рос­сий­ских шко­лах: опыт диа­гно­сти­ки рас­про­стра­нен­но­сти, поло­воз­раст­ных осо­бен­но­стей и свя­зи со школь­ным кли­ма­том // Вопро­сы обра­зо­ва­ния. 2021. № 3. С. 62–90.
3. При­ходь­ко А.А., Суво­ро­ва И.Ю. Школь­ный бул­линг: систем­ность и про­ти­во­дей­ствие // Совре­мен­ная зару­беж­ная пси­хо­ло­гия. 2022. Том 11. № 4. С. 136–144. DOI:10.17759/jmfp.2022110412
4. Путин­це­ва А.В. Раз­ви­тие фено­ме­на кибер­бул­лин­га: ана­лиз под­хо­дов к опре­де­ле­нию // Вест­ник Уфим­ско­го юри­ди­че­ско­го инсти­ту­та МВД Рос­сии. 2020. № 3(89). С. 51–57.
5. Сиври­ко­ва Н.В. Кибер­ла­финг в ака­де­ми­че­ской сре­де: деви­а­ция или осо­бен­ность ново­го поко­ле­ния // Мате­ри­а­лы Вто­рой Меж­ду­на­род­ной науч­но-прак­ти­че­ской кон­фе­рен­ции «Про­фи­лак­ти­ка деви­ант­но­го пове­де­ния детей и моло­де­жи: реги­о­наль­ные моде­ли и тех­но­ло­гии» (г. Ялта). Ялта: ИТ «АРИАЛ», 2020. С. 498–503.
6. Сиври­ко­ва Н.В., Пташ­ко Т.Г. Деви­ант­ное пове­де­ние в совре­мен­ном мире: в фоку­се вни­ма­ния медиа­по­треб­ле­ние. Челя­бинск: Изд-во ЮУрГГ­ПУ, 2024. 204 с.
7. Сиври­ко­ва Н.В., Пташ­ко Т.Г., Пере­бей­нос А.Е. Смарт­фон на пар­те: иссле­до­ва­ние осо­бен­но­стей кибер­ла­фин­га у школь­ни­ков и сту­ден­тов // Пси­хо­ло­ги­че­ская нау­ка и обра­зо­ва­ние. 2023. Т. 28. № 4. С. 52–62. DOI:10.17759/pse.2023280403
8. Сиври­ко­ва Н.В., Пташ­ко Т.Г., Пере­бей­нос А.Е. Струк­ту­ра кибер­ла­фин­га и кибер­бул­лин­га. Сви­де­тель­ство о госу­дар­ствен­ной реги­стра­ции базы дан­ных № 2024625767 Рос­сий­ская Феде­ра­ция: № 2024625301: заявл. 14.11.2024: опубл. 05.12.2024; заяви­тель Феде­раль­ное госу­дар­ствен­ное бюд­жет­ное обра­зо­ва­тель­ное учре­жде­ние выс­ше­го обра­зо­ва­ния «Южно-Ураль­ский госу­дар­ствен­ный гума­ни­тар­но-педа­го­ги­че­ский университет». 
9. Сиври­ко­ва Н.В., Яро­сла­во­ва Г.Ю., Хар­ла­но­ва Е.М., Дядык Н.Г. Деви­ант­ное пове­де­ние в совре­мен­ном мире: в фоку­се вни­ма­ния бул­линг. Челя­бинск: Изд-во ЮУрГГ­ПУ, 2023. 177 с.
10. Сол­да­то­ва Г.У., Чигарь­ко­ва С.В., Кали­ни­на К.Р. Пси­хо­ло­ги­че­ские осо­бен­но­сти участ­ни­ков ситу­а­ции кибер­бул­лин­га: ана­лиз роле­во­го онлайн-пове­де­ния // Позна­ние и пере­жи­ва­ние. 2022. Т. 3. № 1. С. 46-71. DOI:10.51217/cogexp_2022_03_01_03
11. Вussua A., Pulina М., Sally-Ann Ashton S.-A., Mangiarulo М. Exploring the impact of cyberbullying and cyberstalking on victims’ behavioural changes in higher education during COVID-19 // A case study International Journal of Law, Crime and Justice. 2023. Vol. 75. Р. 100628. DOI:10.1016/j.ijlcj.2023.100628
12. Escario J., Giménez-Nadal I., Wilkinson Anna V. Predictors of adolescent truancy: The importance of cyberbullying, peer behavior, and parenting style // Children and Youth Services Review. 2022. Vol. 143. Р. 106692. DOI:10.1016/j.childyouth.2022.106692
13. Jabeen F., Tandon A., Azad N., Islam A.K.M.N., Pereira V. The dark side of social media platforms: A situation-organism-behaviour-consequence approach // Technological Forecasting and Social Change. 2023. Vol. 186. Part A. е-122104. DOI:10.1016/j.techfore.2022.122104
14. Kim J.H., Song H.Y., Jung G.H. Relationship between positive parenting and cyberbullying perpetration among adolescents: role of self-esteem and smartphone addiction // Front. Psychol. 2024. № 14. Р. 1252424. DOI:10.3389/fpsyg.2023.1252424
15. Lizarte Simón E.J., Khaled Gijón M., GalvánMalagón M.C., Gijón Puerta J. Challenge-obstacle stressors and cyberloafing among higher vocational education students: the moderating role of smartphone addiction and Maladaptive // Frontiers in Psychology. 2024. № 15. Р. 1358634. DOI:10.3389/fpsyg.2024.1358634
16. Marinoni С., Zanetti М.А., Simona C.S., Sex С. Differences in cyberbullying behavior and victimization and perceived parental control before and during the COVID-19 pandemic // Social Sciences & Humanities Open. 2023. Vol. 8. Issue 1. Р. 100731 DOI:10.1016/j.ssaho.2023.100731
17. Martínez-Monteagudo А., Martínez-Monteagudo М., Delgado В. School bullying and cyberbullying in academically gifted students: A systematic review // Aggression and Violent Behavior. 2023. Vol. 71. Р. 101842. DOI:10.1016/j.avb.2023.101842
18. Nawaz S. Rethinking classifications and metrics for problematic smartphone use and dependence: Addressing the call for reassessment // Computers in Human Behavior Reports. 2023. Vol. 12. DOI:10.1016/j.chbr.2023.100327
19. Pepler D., Mishna F., Doucet J., Lameiro M. Witnesses in cyberbullying: Roles and dilemmas // Children and Schools. 2021. Vol. 43(1). P. 45–53. DOI:10.1093/cs/cdaa027
20. Reizer A., Galperin L., Chavan M., Behl A., Pereira V. Examining the relationship between fear of COVID-19, intolerance for uncertainty, and cyberloafing: A mediational model // Journal of Business Research. 2022. Vol. 145. Р. 660–670. DOI:10.1016/j.jbusres.2022.03.037
21. Saritepeci M. Predictors of cyberloafing among high school students: unauthorized access to school network, metacognitive awareness and smartphone addiction // Education and Information Technologies. 2020. № 3(25). Р. 2201–2219. DOI:10.1007/s10639-019-10042-0
22. Tsai Hung-Yu. Do you feel like being proactive day? How Daily Cyberloafing Influences Creativity and Proactive Behavior: The Moderating Roles of Work Environment // Computers in Human Behavior. 2023. Vol. 138. Р. 107470. DOI:10.1016/j.chb.2022.107470

Об авторах

• Надеж­да Вале­рьев­на Сиври­ко­ва — кан­ди­дат пси­хо­ло­ги­че­ских наук, доцент кафед­ры соци­аль­ной рабо­ты, педа­го­ги­ки и пси­хо­ло­гии, ФГБОУ ВО «Южно-Ураль­ский госу­дар­ствен­ный гума­ни­тар­но-педа­го­ги­че­ский уни­вер­си­тет» (ФГБОУ ВО ЮУрГГ­ПУ), Челя­бинск, Рос­сий­ская Федерация.
• Татья­на Ген­на­дьев­на Пташ­ко — кан­ди­дат педа­го­ги­че­ских наук, доцент кафед­ры соци­аль­ной рабо­ты, педа­го­ги­ки и пси­хо­ло­гии, ФГБОУ ВО «Южно-Ураль­ский госу­дар­ствен­ный гума­ни­тар­но-педа­го­ги­че­ский уни­вер­си­тет» (ФГБОУ ВО ЮУрГГ­ПУ), Челя­бинск, Рос­сий­ская Федерация.
• Артем Евге­нье­вич Пере­бей­нос — кан­ди­дат исто­ри­че­ских наук, Доцент кафед­ры все­об­щей исто­рии, Южно-Ураль­ский госу­дар­ствен­ный гума­ни­тар­но-педа­го­ги­че­ский уни­вер­си­тет (ФГБОУ ВО «ЮУрГГ­ПУ»), Челя­бинск, Рос­сий­ская Федерация.

Смот­ри­те также:

• Бог­да­но­вич Н.В., Дели­балт В.В. Деви­ант­ное онлайн-пове­де­ние: от клас­си­фи­ка­ции видов к ана­ли­зу про­грамм и тех­но­ло­гий помощи
• Дей­не­ка О.С., Духа­ни­на Л.Н., Мак­си­мен­ко А.А. Кибер­бул­линг и вик­ти­ми­за­ция: обзор зару­беж­ных публикаций
• Кирю­хи­на Д.В. Кибер­бул­линг и инди­ви­ду­аль­но-пси­хо­ло­ги­че­ские харак­те­ри­сти­ки его участников
• Синен­ко А.М., Игна­то­вич С.С. Циф­ро­вая сре­да и ее вли­я­ние на соци­аль­ную ситу­а­цию раз­ви­тия детей и подростков

1. Феде­раль­ным зако­ном от 19.12.2023 № 618-ФЗ вне­се­ны изме­не­ния в Феде­раль­ный закон от 29.12.2012 № 273-ФЗ «Об обра­зо­ва­нии в Рос­сий­ской Феде­ра­ции», преду­смат­ри­ва­ю­щие обя­зан­ность уча­щих­ся не исполь­зо­вать сред­ства подвиж­ной радио­те­ле­фон­ной свя­зи во вре­мя про­ве­де­ния учеб­ных заня­тий при осво­е­нии обра­зо­ва­тель­ных про­грамм началь­но­го обще­го, основ­но­го обще­го и сред­не­го обще­го обра­зо­ва­ния. Исполь­зо­вать сред­ства свя­зи во вре­мя про­ве­де­ния учеб­ных заня­тий допус­ка­ет­ся толь­ко в слу­чае воз­ник­но­ве­ния угро­зы жиз­ни или здо­ро­вью обу­ча­ю­щих­ся, работ­ни­ков орга­ни­за­ции, осу­ществ­ля­ю­щей обра­зо­ва­тель­ную дея­тель­ность, иных экс­трен­ных слу­ча­ях. Феде­раль­ный закон всту­пил в силу с 19.12.2023.
2. Авто­ры мето­дик не при­во­дят в сво­их рабо­тах стан­дарт­ных норм, поэто­му нет воз­мож­но­сти про­ве­сти срав­не­ние с ними.