Про­бле­ма иден­ти­фи­ка­ции совре­мен­но­го чело­ве­ка в насто­я­щее вре­мя доволь­на акту­аль­на. Гло­баль­ные изме­не­ния в мире при­во­дят к транс­фор­ма­ции тра­ди­ци­он­ных инсти­ту­тов и меха­низ­мов соци­а­ли­за­ции и иден­ти­фи­ка­ции. Дан­ный про­цесс харак­те­рен и для рели­ги­оз­ной идентичности. 

С одной сто­ро­ны, мно­го­чис­лен­ные социо­ло­ги­че­ские иссле­до­ва­ния утвер­жда­ют, что совре­мен­ный мир ста­но­вит­ся более секу­ляр­ным. Так, иссле­до­ва­ние Фон­да Бер­тель­сман­на пока­за­ло, что в пери­од с 2008 по 2013 гг. наблю­да­ет­ся рез­кое сни­же­ние рели­ги­оз­но­сти насе­ле­ния евро­пей­ских стран. 

В раз­лич­ных стра­нах про­цент веру­ю­ще­го насе­ле­ния колеб­лет­ся от 30% до 50 % про­тив обо­зна­чен­ных в 2008 году 74%. 

Так­же иссле­до­ва­те­ли Фон­да отме­ча­ют зна­чи­тель­ное сокра­ще­ние коли­че­ства веру­ю­щей моло­дё­жи: в 2008 году рели­ги­оз­ность моло­дых евро­пей­цев была лишь «нена­мно­го ниже, чем у людей стар­ше­го воз­рас­та», но уже в 2013 году фик­си­ру­ет­ся «умень­ше­ние зна­чи­мо­сти рели­гии в повсе­днев­ной жиз­ни из поко­ле­ния в поко­ле­ние» (за исклю­че­ни­ем Изра­и­ля) [1],[2].

Транс­фор­ма­ция рели­ги­оз­но­го созна­ния моло­дё­жи реги­стри­ру­ет­ся и в Рос­сий­ской Феде­ра­ции. На про­тя­же­нии 14 лет в Ниже­го­род­ском госу­дар­ствен­ном линг­ви­сти­че­ском уни­вер­си­те­те под руко­вод­ством про­фес­со­ра Е. П. Савруц­кой ведёт­ся иссле­до­ва­ние дина­ми­ки цен­ност­ных ори­ен­та­ций моло­дё­жи [3].

На оче­ред­ном эта­пе иссле­до­ва­ния в 2019 году было зафик­си­ро­ва­на ситу­а­ция рез­ко­го сокра­ще­ния чис­ла моло­дых людей, иден­ти­фи­ци­ру­ю­щих себя как веру­ю­щих и пра­во­слав­ных. В насто­я­щее вре­мя гото­вит­ся изда­ние оче­ред­но­го тома кол­лек­тив­ной моно­гра­фии с подроб­ным ана­ли­зом этих дан­ных. В кон­тек­сте насто­я­щей ста­тьи мы будем неод­но­крат­но обра­щать­ся к это­му иссле­до­ва­нию, в кото­ром при­ня­ли непо­сред­ствен­ное участие.

Целью напи­са­ния ста­тьи ста­но­вит­ся попыт­ка опре­де­лить при­чи­ны глу­бин­ных транс­фор­ма­ций иден­ти­фи­ка­ци­он­ных про­цес­сов, в част­но­сти, тех, кото­рые свя­за­ны с рели­ги­оз­ной иден­тич­но­стью. Пред­по­ла­га­ет­ся, что основ­ной такой при­чи­ной явля­ет­ся оформ­ле­ние кибер­про­стран­ства и уско­рен­ная циф­ро­ви­за­ция всех сфер соци­аль­ной жиз­ни. Акту­а­ли­за­ция этих про­цес­сов оче­вид­на в пери­од рас­про­стра­не­ния коро­но­ви­ру­са, режи­ма само­изо­ля­ции и рабо­ты в дистан­ци­он­ном формате.

В наши зада­чи вхо­дят, во-пер­вых, выяв­ле­ние осо­бен­но­стей рели­ги­оз­ной иден­тич­но­сти. Во-вто­рых, ана­лиз реги­о­наль­ной спе­ци­фи­ки фор­ми­ро­ва­ния рели­ги­оз­но­сти и рели­ги­оз­ной иден­тич­но­сти. И, в-тре­тьих, опре­де­ле­ние харак­тер­ных черт рели­ги­оз­но­го дис­кур­са в циф­ро­вом пространстве.

В каче­стве эмпи­ри­че­ско­го мате­ри­а­ла в ста­тье исполь­зу­ет­ся инфор­ма­ция, раз­ме­щён­ная на сай­тах раз­лич­ных рели­ги­оз­ных орга­ни­за­ций, дан­ные их групп и кана­лов в соци­аль­ных сетях, мес­сен­дже­рах и видео­хо­стин­гах (ВКон­так­те, Twitter, Instagram, Facebook, Telegram Messenger, YouTube). 

Для оцен­ки вза­и­мо­свя­зи меж­ду рели­ги­оз­ной актив­но­стью и поль­зо­ва­тель­ской Интер­нет-актив­но­стью были изу­че­ны раз­лич­ные моло­дёж­ные сооб­ще­ства в соци­аль­ных сетях, име­ю­щих ате­и­сти­че­скую или рели­ги­оз­ную направленность. 

Как уже гово­ри­лось, глав­ным источ­ни­ком эмпи­ри­че­ских дан­ных для нас ста­ли резуль­та­ты иссле­до­ва­ния дина­ми­ки цен­ност­ных ори­ен­та­ций моло­дё­жи, про­во­ди­мом в Ниже­го­род­ской обла­сти с 2006 по 2019 гг. 

В иссле­до­ва­нии за все вре­мя при­ня­ло уча­стие более 10 000 чело­век. Эти дан­ные были кор­ре­ли­ро­ва­ны с дан­ны­ми таких орга­ни­за­ций, как ВЦИО М, Лева­да-Центр, Иссле­до­ва­тель­ская служ­ба «Сре­да» др. 

Для уточ­не­ния ряда поло­же­ний нами было про­ве­де­но фоку­си­ро­ван­ное интер­вью­и­ро­ва­ние отдель­ных пред­ста­ви­те­лей моло­дё­жи (лиде­ров мне­ния в малых соци­аль­ных груп­пах). Все­го было опро­ше­но 510 человек.

Для нача­ла пред­став­ля­ет­ся необ­хо­ди­мым обра­тить­ся к фено­ме­ну рели­ги­оз­ной иден­тич­но­сти. Рели­ги­оз­ная иден­тич­ность явля­ет­ся частью общей систе­мы само­опи­са­ния, кото­рая скла­ды­ва­ет­ся у инди­ви­ду­у­ма на про­тя­же­нии всей жиз­ни. Огром­ную роль в этом про­цес­се игра­ет несо­мнен­но дет­ский и под­рост­ко­вый воз­раст. Поэто­му пред­ме­том наше­го иссле­до­ва­тель­ско­го инте­ре­са ста­но­вит­ся фор­ми­ро­ва­ние рели­ги­оз­ной иден­тич­но­сти имен­но у моло­дё­жи (от 14 лет до 21 года).

Про­бле­мой рели­ги­оз­ной иден­тич­но­сти инте­ре­со­ва­лись мно­гие иссле­до­ва­те­ли (О. В. Бон­да­рен­ко, П. Верб­нер, А. Н. Кры­лов, С. Д. Лебе­дев, Н. С. Мина­е­ва, Т. П. Мин­чен­ко, М П. Мчед­лов, С. Х. Оппонг, Т. С. Про­ни­на и др.). Одна­ко зача­стую рели­ги­оз­ная иден­тич­ность рас­смат­ри­ва­лась через приз­му кон­фес­си­о­наль­ных отно­ше­ний [4],[5].

На наш взгляд [6, с. 198], рели­ги­оз­ная иден­тич­ность – это «пред­став­ле­ния инди­ви­да о лич­ной и груп­по­вой рели­ги­оз­ной при­над­леж­но­сти, пере­жи­ва­ние инди­ви­дом само­го себя в каче­стве носи­те­ля рели­ги­оз­ных идей, цен­но­стей, норм, а так­же ощу­ще­ние сво­е­го член­ства в рели­ги­оз­ной груп­пе и спо­со­бы про­яв­ле­ния это­го ощу­ще­ния в ситу­а­ци­ях рели­ги­оз­но­го кон­так­та (рели­ги­оз­ное поведение)». 

Исхо­дя из пред­ло­жен­но­го нами опре­де­ле­ния, мож­но выде­лить основ­ные чер­ты рели­ги­оз­ной иден­тич­но­сти. Во-пер­вых, рели­ги­оз­ная иден­тич­ность, как и дру­гой тип иден­тич­но­сти, име­ет два чет­ких изме­ре­ния: лич­ност­но-пер­со­наль­ный и социальный. 

Лич­ност­но-пер­со­наль­ное изме­ре­ние опре­де­ля­ет­ся инди­ви­ду­аль­ным пере­жи­ва­ни­ем сво­ей веры, осмыс­ле­ни­ем внут­рен­не­го рели­ги­оз­но­го опыта. 

Соци­аль­ное изме­ре­ние про­яв­ля­ет­ся через чув­ство при­над­леж­но­сти к каким-либо рели­ги­оз­ным орга­ни­за­ци­ям, группам. 

Обя­за­тель­ным эле­мен­том соци­аль­но­го изме­ре­ния, на наш взгляд, явля­ет­ся не толь­ко кон­фес­си­о­наль­ное само­опре­де­ле­ние, но и сте­пень рели­ги­оз­ной актив­но­сти (неко­то­рые иссле­до­ва­те­ли исполь­зу­ют тер­мин «воцер­ко­в­лен­ность» [7]).

Еще одной чер­той рели­ги­оз­ной иден­тич­но­сти явля­ет­ся этап­ность ее ста­нов­ле­ния. Еще Э. Эрик­сон выде­лял ста­дии фор­ми­ро­ва­ния иден­тич­но­сти. По ана­ло­гии с эти­ми ста­ди­я­ми рядом иссле­до­ва­те­лей (Дж. Фау­лер, Ф. Озер, П. Гмюн­дер, Р. Рох, Дж. Мар­тос и др.) были пред­ло­же­ны эта­пы ста­нов­ле­ния веры (faith development). 

Оче­вид­но, что для каж­до­го эта­па рели­ги­оз­но­сти суще­ству­ют свои спе­ци­фи­че­ские чер­ты. Напри­мер, моло­дёжь воз­рас­та от 16 до 20 лет, при­ни­мав­шая уча­стие в нашем иссле­до­ва­нии, нахо­дит­ся на син­те­ти­че­ски- кон­вен­ци­о­наль­ной ста­дии раз­ви­тия рели­ги­оз­ной иден­тич­но­сти (по Дж. Фаулеру). 

В этот пери­од рели­ги­оз­ные пред­став­ле­ния как пра­ви­ло отли­ча­ют­ся син­кре­тич­но­стью, моза­ич­но­стью, отсут­стви­ем целост­но­сти. Их фор­ми­ро­ва­ние про­ис­хо­дит под вли­я­ни­ем раз­лич­ных авто­ри­те­тов [8].

Важ­ным инди­ка­то­ром рели­ги­оз­ной иден­тич­но­сти явля­ет­ся самоидентификация. 

Отсле­жи­ва­ние дина­ми­ки рели­ги­оз­ных цен­но­стей моло­дё­жи с 2014 по 2019 гг. поз­во­ли­ло выявить ряд инте­рес­ных фактов. 

Наблю­да­ет­ся сни­же­ние инте­ре­са к рели­ги­оз­ным про­бле­мам, сокра­ща­ет­ся коли­че­ство моло­дых людей, счи­та­ю­щих себя веру­ю­щи­ми (в 2015 г. их было наи­боль­шее коли­че­ство – 40,3%, в 2019 – 33,7%), счи­та­ю­щих себя пра­во­слав­ны­ми (70,1% в 2014, и 57,8% в 2019), посе­ща­ю­щих рели­ги­оз­ные служ­бы (61,4% в 2014 году и 49,2% в 2019). 

На пер­вый взгляд, эти дан­ные (кото­рые пуб­ли­ку­ют­ся здесь впер­вые) допол­ня­ют общую кар­ти­ну секу­ляр­ной Евро­пы, предо­став­лен­ной в иссле­до­ва­ни­ях Фон­да Бертельсманна. 

Одна­ко не всё так одно­знач­но. Иссле­до­ва­ния рели­ги­оз­ной иден­тич­но­сти, про­во­ди­мые по все­ми миру, выде­ля­ют мак­ро­ре­ги­о­ны и стра­ны, где наблю­да­ет­ся рост рели­ги­оз­ной актив­но­сти: США, Индия, стра­ны Ближ­не­го Восто­ка [9]. Тот же фонд Бер­тель­сман­на в 2017 году зафик­си­ро­вал зна­чи­тель­ное уве­ли­че­ние коли­че­ства веру­ю­щих в евро­пей­ских стра­нах за счет при­то­ка мусуль­ман­ских мигран­тов [10].

Таким обра­зом, мож­но гово­рить, что про­бле­ма опре­де­ле­ния уров­ня рели­ги­оз­но­сти и секу­ляр­но­сти в совре­мен­ном обще­стве доволь­на слож­на. Напри­мер, для нашей стра­ны харак­тер­ны вол­но­об­раз­ные коле­ба­тель­ные изме­не­ния отно­ше­ния моло­дё­жи к рели­гии. Эта опре­де­ля­ет­ся рядом факторов. 

Во-пер­вых, еще в доре­во­лю­ци­он­ный пери­од скла­ды­ва­ет­ся ситу­а­ция жёст­кой сцеп­ки меж­ду кон­фес­си­о­наль­ной и этни­че­ской при­над­леж­но­стью, закреп­лён­ной на зако­но­да­тель­ном уровне [11, с. 122-146]. Этни­за­ция рели­гии явля­ет­ся одной из харак­тер­ных осо­бен­но­стей соци­о­куль­тур­ной ситу­а­ции в нашей стране: мно­гие моло­дые люди, иден­ти­фи­ци­ру­ю­щие себя как пра­во­слав­ных, откро­вен­но при­зна­ют, что не верят в бога, не ходят в цер­ковь. Для этой груп­пы насе­ле­ния пра­во­сла­вие – это часть этни­че­ской куль­ту­ры, традиции. 

Во-вто­рых, в совре­мен­ном рос­сий­ском обще­стве сре­ди моло­дё­жи сло­жи­лось слож­ное, про­ти­во­ре­чи­вое отно­ше­ние к Рус­ской Пра­во­слав­ной церк­ви (РПЦ). Цер­ковь в созна­нии моло­дё­жи часто отож­деств­ля­ет­ся с госу­дар­ствен­ной вла­стью. Рост про­тестных настро­е­ний сре­ди моло­дё­жи авто­ма­ти­че­ски рас­про­стра­ня­ет­ся и на цер­ков­ную структуру. 

В 2014 г. поло­жи­тель­но оце­ни­ва­ли дея­тель­ность РПЦ 63,3%, нега­тив­но – 16,9% [12]. В 2019 г. – поло­жи­тель­но 49,3%, а 26,1% нега­тив­но. Пик поло­жи­тель­но­го отно­ше­ния к дея­тель­но­сти РПЦ при­хо­дит­ся на 2015 год, когда сре­ди моло­дё­жи наблю­дал­ся рост пат­ри­о­ти­че­ских настро­е­ний, обу­слов­лен­ных «крым­ской вес­ной» и гор­до­стью за страну.

Таким обра­зом, мож­но гово­рить, что во мно­гом секу­ляр­ные тен­ден­ции и изме­не­ние про­цес­сов рели­ги­оз­ной иден­ти­фи­ка­ции носят реги­о­наль­ный харак­тер. Одна­ко есть и гло­баль­ные про­цес­сы, кото­рые при­во­дят к глу­бин­ным транс­фор­ма­ци­ям иден­тич­но­сти совре­мен­но­го поколения.

Важ­ней­шим про­цес­сом, при­вед­шим к пара­диг­маль­ным сдви­гам в соци­о­куль­тур­ном раз­ви­тии, ста­ло раз­ви­тие инфор­ма­ци­он­но-ком­му­ни­ка­тив­ных тех­но­ло­гий и оформ­ле­ние циф­ро­во­го пространства. 

На сего­дняш­ний день доволь­но попу­ляр­ной явля­ет­ся тео­рия поко­ле­ний (У . Штра­ус, Н. Хоув). Она пред­по­ла­га­ет, что меж­ду раз­ны­ми поко­ле­ни­я­ми наблю­да­ет­ся ситу­а­ция кар­ди­наль­ной сме­ны цен­ност­ных ориентаций. 

В насто­я­щее вре­мя мы име­ем два типа поко­ле­ний, чьи цен­но­сти сфор­ми­ро­ва­лись в циф­ро­вом про­стран­стве. Их назы­ва­ют Y (мил­ле­ни­а­лы) и Z (хом­л­эн­де­ры). Их жизнь уже напря­мую свя­за­на с гад­же­та­ми и циф­ро­вы­ми тех­но­ло­ги­я­ми. При этом Z – это поко­ле­ние, кото­рое не пред­став­ля­ет себе жиз­ни вне циф­ро­во­го мира. Их соци­а­ли­за­ция и иден­ти­фи­ка­ция в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни обу­слов­ле­на вир­ту­аль­ны­ми соци­аль­ны­ми сообществами.

В рабо­те с моло­де­жью тра­ди­ци­он­ные рели­гии столк­ну­лись с опре­де­лен­ны­ми труд­но­стя­ми, обу­слов­лен­ны­ми, с одной сто­ро­ны, кон­сер­ва­тив­ным харак­те­ром рели­ги­оз­ных систем и необ­хо­ди­мо­стью, с дру­гой сто­ро­ны, отве­тить на вызо­вы циф­ро­во­го общества.

Суще­ству­ет несколь­ко форм про­фес­си­о­наль­ной дея­тель­но­сти, кото­рую рели­ги­оз­ные орга­ни­за­ции осу­ществ­ля­ют в Интер­нет-сре­де. К ним мож­но отне­сти онлайн-сбор рели­ги­оз­ной инфор­ма­ции, про­ве­де­ние обря­до­вой деталь­но­сти онлайн, мис­си­о­нер­ство и про­па­ган­да веро­уче­ния, а так­же созда­ние рели­ги­оз­ных сооб­ществ, дей­ству­ю­щих толь­ко в циф­ро­вой сре­де. Так, Пер­вая Цер­ковь Кибер­про­стран­ства, была осно­ва­на еще в 1994 [13].

При ана­ли­зе дея­тель­но­сти раз­лич­ных рели­ги­оз­ных орга­ни­за­ций в сре­де Интер­нет мы видим, что наи­боль­шую поль­зо­ва­тель­скую актив­ность про­яв­ля­ют про­те­стант­ские рели­ги­оз­ные груп­пы, новые рели­ги­оз­ные дви­же­ния и мусульмане.

Руко­вод­ству­ясь настав­ле­ни­ем про­ро­ка Мухам­ме­да «о дей­ствии судят по наме­ре­нию», ислам­ское обще­ство актив­но исполь­зу­ет новые тех­но­ло­гии, при­спо­саб­ли­вая их под веро­уче­ние и куль­тур­ные особенности. 

Напри­мер, для жите­лей араб­ских стран были раз­ра­бо­та­ны спе­ци­аль­ные эмод­жи, адап­ти­ро­ван­ные под тре­бо­ва­ния ислам­ской куль­ту­ры. Появ­ля­ют­ся гад­же­ты для опти­ми­за­ции риту­аль­ных прак­тик: элек­трон­ный молит­вен­ный ков­рик со встро­ен­ным сен­со­ром, что­бы счи­тать коли­че­ство рака­тов; циф­ро­вой при­бор, опре­де­ля­ю­щий вре­мя нама­за и точ­ную ори­ен­та­цию в сто­ро­ну Мек­ки (киб­ла) и т. д. [14].

Груп­пы мусуль­ман ведут актив­ную про­све­ти­тель­скую и мис­си­о­нер­скую дея­тель­ность в соци­аль­ных сетях, спе­ци­а­ли­зи­ро­ван­ных кана­лах YouTube и в Telegram. Соб­ствен­но, ислам явля­ет­ся лиде­ром по пред­став­лен­но­сти рели­ги­оз­ных групп в Telegram. 

Интер­нет ста­но­вит­ся опти­маль­ной пло­щад­кой ком­му­ни­ка­ции для ислам­ско­го сооб­ще­ства. Новые тех­но­ло­гии актив­но при­ме­ня­ют­ся в сфе­ре зна­комств. Суще­ству­ет мно­же­ство при­ло­же­ний, спе­ци­а­ли­зи­ро­ван­ных групп в соц­се­тях и сай­тов, раз­ра­бо­тан­ных исклю­чи­тель­но с целью созда­ния ислам­ских семей.

Так­же имен­но мусуль­мане наи­бо­лее близ­ко подо­шли к про­ек­ту оформ­ле­ния еди­ной соци­аль­ной рели­ги­оз­ной сети: совре­мен­ная араб­ская сеть Belbet.com, хотя и не пре­тен­ду­ю­щая на ста­тус рели­ги­оз­ной, может выпол­нять функ­цию кана­ла рели­ги­оз­ной ком­му­ни­ка­ции в циф­ро­вом обществе.

Так­же высо­кая Интер­нет-актив­ность зафик­си­ро­ва­на у про­те­стан­тов и пред­ста­ви­те­лей новых рели­ги­оз­ных дви­же­ний. Надо отме­тить, что, к сожа­ле­нию, гло­баль­ный интер­нет предо­став­ля­ет без­гра­нич­ные воз­мож­но­сти для веде­ния бес­кон­троль­ной про­па­ган­дист­кой и экс­тре­мист­кой дея­тель­но­сти со сто­ро­ны ряда рели­ги­оз­ных групп. 

Напри­мер, рели­ги­оз­ная орга­ни­за­ция «Сви­де­те­ли Иего­вы», чья дея­тель­ность в 2017 году была при­зна­на экс­тре­мист­ской и запре­ще­на на тер­ри­то­рии РФ, про­дол­жа­ет вести про­по­вед­ни­че­скую рабо­ту в соци­аль­ных сетях. Сум­мар­но (в ВКон­так­те, Одно­класс­ни­ках и рус­ско­языч­ном Facebook) насчи­ты­ва­ет­ся око­ло 30 групп и стра­ниц поль­зо­ва­те­лей, на кото­рых раз­ме­ща­ют­ся про­па­ган­дист­ские мате­ри­а­лы. А при­знан­ный запре­щен­ным офи­ци­аль­ный сайт Сви­де­те­лей Иего­вы суще­ству­ет как веб-сайт в ВКонтакте.

Поми­мо мусуль­ман, про­те­стан­тов и новых рели­ги­оз­ных дви­же­ний, Рим­ская Като­ли­че­ская цер­ковь так­же актив­но исполь­зу­ет воз­мож­но­сти инфор­ма­ци­он­ных тех­но­ло­гий для попу­ля­ри­за­ции сво­е­го вероучения. 

В 2014 году Папа Рим­ский назвал Интер­нет даром Божьим, бла­го­да­ря воз­мож­но­сти с его помо­щью рас­про­стра­нить като­ли­че­ское веро­уче­ние до пери­фе­рии чело­ве­че­ско­го суще­ство­ва­ния [15]. В интер­не­те доступ­ны онлайн-транс­ля­ции като­ли­че­ских про­по­ве­дей, есть сай­ты, где мож­но ано­ним­но испо­ве­дать­ся онлайн.

Такая откры­тость новым инфор­ма­ци­он­ным тех­но­ло­ги­ям поз­во­ли­ла като­ли­кам, про­те­стан­там, мусуль­ма­нам быст­рее, чем пра­во­слав­ным церк­вям, адап­ти­ро­вать­ся в эпо­ху пан­де­мии COVID-19: рели­ги­оз­ная жизнь с мини­маль­ны­ми поте­ря­ми была пере­не­се­на в онлайн-режим.

Рус­ское пра­во­сла­вие демон­стри­ру­ет неко­то­рую непо­сле­до­ва­тель­ность в сво­их взгля­дах на рас­про­стра­не­ние инфор­ма­ци­он­ных тех­но­ло­гий. Рус­ская Пра­во­слав­ная цер­ковь име­ет пред­ста­ви­тель­ство в Интер­не­те (офи­ци­аль­ные сай­ты, канал на YouTube, сооб­ще­ства в соци­аль­ных сетях и т. д.). За неко­то­ры­ми сооб­ще­ства­ми с назва­ни­ем «Рус­ская Пра­во­слав­ная цер­ковь» дей­стви­тель­но сто­ят офи­ци­аль­ные рели­ги­оз­ные струк­ту­ры, за неко­то­ры­ми – веру­ю­щие пользователи. 

Пат­ри­арх Кирилл име­ет лич­ные стра­ни­цы и в ВКон­так­те, и в Facebook, одна­ко актив­ная дея­тель­ность раз­во­ра­чи­ва­ет­ся имен­но в ВКон­так­те. Эта соци­аль­ная сеть наи­бо­лее попу­ляр­на сре­ди рус­ско­языч­но­го насе­ле­ния, а ее основ­ной ауди­то­ри­ей явля­ет­ся моло­дежь. Мож­но гово­рить, что канал ком­му­ни­ка­ции выбран опти­маль­но, одна­ко про­ти­во­ре­чи­вая поли­ти­ка РПЦ в отно­ше­нии инфор­ма­ци­он­но-ком­му­ни­ка­тив­ных тех­но­ло­гий часто оттал­ки­ва­ет моло­дое поколение.

Еще в 2015 году Пат­ри­арх при­зы­вал к акти­ви­за­ции рабо­ты с моло­дым поко­ле­ни­ем в соц­сте­ях: «Мы не име­ем пра­ва не быть там, где есть или может быть наша паства. А наша паства сего­дня в том чис­ле и в соци­аль­ных сетях, при­чем самая актив­ная часть нашей паст­вы» [16, с. 30]. 

В нача­ле 2019 года рито­ри­ка посла­ний изме­ни­лась: в рож­де­ствен­ском интер­вью Пат­ри­арх Кирилл стал утвер­ждать об опас­но­сти, кото­рые таят раз­лич­ные гад­же­ты и Интер­нет, так как в них зало­же­на угро­за «кон­тро­ля над чело­ве­че­ской лич­но­стью», кото­рая свой­ствен­на Анти­хри­сту [17].

Соб­ствен­но, спе­ци­а­ли­зи­ро­ван­ных гад­же­тов, мобиль­ных при­ло­же­ний в рус­ском пра­во­сла­вии прак­ти­че­ски нет (за исклю­че­ни­ем при­ло­же­ний с цер­ков­ны­ми кален­да­ря­ми, молитвословами). 

Так­же стал гото­вить­ся закон об отно­ше­нии РПЦ к инфор­ма­ци­он­ным тех­но­ло­ги­ям, кото­рый с оче­вид­но­стью дол­жен быть направ­лен на под­держ­ку вла­сти в про­ек­те созда­ния суве­рен­но­го интер­не­та (руне­та) [18].

На рубе­же 2019-2020 годов несо­мнен­на попыт­ка РПЦ гово­рить толь­ко о недо­стат­ках Интер­не­та и необ­хо­ди­мо­сти его огра­ни­че­ния для моло­де­жи. Актив­ную пози­цию про­тив рас­про­стра­не­ния инфор­ма­ци­он­ных тех­но­ло­гий занял пред­се­да­тель Пат­ри­ар­шей комис­сии по вопро­сам семьи, защи­ты мате­рин­ства и дет­ства Дмит­рий Смир­нов [19].

Совре­мен­ный гло­баль­ный вызов в виде пан­де­мии COVID-19 РПЦ так­же встре­ти­ла не согла­со­ва­но. Циви­ли­за­ци­он­ные послед­ствия пан­де­мии (в част­но­сти, необ­хо­ди­мость актив­но­го исполь­зо­ва­ния циф­ро­вых тех­но­ло­гий в пери­од само­изо­ля­ции) выяви­ли все про­ти­во­ре­чия в РПЦ как меж­ду груп­па­ми духо­вен­ства, так и меж­ду духо­вен­ством и мирянами. 

Во-пер­вых, дол­гое игно­ри­ро­ва­ние про­бле­мы зара­же­ния, про­тест про­тив закры­тия хра­мов сре­ди выс­ших иерар­хов при­вел к тому, что часть низ­ше­го духо­вен­ства и мно­гие миряне испу­га­лись и пере­ста­ли дове­рять церкви. 

Но, с дру­гой сто­ро­ны, та часть веру­ю­щих, кото­рая глу­бо­ко при­ни­ма­ла хри­сти­ан­ское уче­ние о смер­ти, о гре­хе и искуп­ле­нии, отли­ча­лась высо­ким уров­нем рели­ги­оз­ной актив­но­сти (воцер­ко­в­лен­но­стью, по Ю . Ю . Сине­ли­ной) так­же пере­ста­ла дове­рять церк­ви, но уже после закры­тия храмов. 

В усло­ви­ях пан­де­мии РПЦ при­шлось начать поль­зо­вать­ся новы­ми тех­ни­че­ски­ми сред­ства­ми. Раз­ре­ше­ны были испо­ве­ди по Skype, что еще год назад было непри­ем­ле­мым. Защи­та диплом­ных про­ек­тов и дис­сер­та­ций ста­ла про­хо­дить на плат­фор­ме Zoom. Рез­ко вырос­ло коли­че­ство пер­со­наль­ных кана­лов свя­щен­ни­ков и архи­ере­ев в Telegram. 

Циф­ро­вая акти­ви­за­ция части пра­во­слав­но­го духо­вен­ства так­же не может спо­соб­ство­вать его кон­со­ли­да­ции, а так­же спло­че­нию с теми миря­на­ми, кто при­вык смот­реть на Интер­нет, как на зло.

В совре­мен­ный пери­од наблю­да­ет­ся акту­а­ли­за­ция эсха­то­ло­ги­че­ских пред­став­ле­ний у мно­гих веру­ю­щих, свя­зан­ная со слу­ха­ми про вак­ци­на­цию, чипи­за­цию, выш­ки сото­вой свя­зи т.д. Так как эти слу­хи офи­ци­аль­но при­зна­ны недо­сто­вер­ны­ми (так назы­ва­е­мы­ми Fake News), Рус­ская Пра­во­слав­ная цер­ковь не может их под­дер­жи­вать, хотя уже был создан пре­це­дент, когда Синод Пра­во­слав­ной церк­ви Мол­до­вы (само­управ­ля­е­мой части РПЦ) откры­то выска­зал­ся об опас­но­сти «вве­де­ния мик­ро­чи­пов через вак­ци­на­цию» [20].

Так­же тема огра­ни­че­ния сво­бо­ды через циф­ро­вой кон­троль нача­ла актив­но обсуж­дать­ся мно­ги­ми пред­ста­ви­те­ля­ми духо­вен­ства в сво­их Telegram-кана­лах (напри­мер, канал заме­сти­те­ля управ­ля­ю­ще­го дела­ми и руко­во­ди­те­ля кон­троль­но-ана­ли­ти­че­ской служ­бы Мос­ков­ской пат­ри­ар­хии епи­ско­па Савы Туту­но­ва при­влек мас­со­вое вни­ма­ние общественности).

Оче­вид­но, что еди­ное циф­ро­вое про­стран­ство, с одной сто­ро­ны, поз­во­ля­ет осу­ществ­лять непре­рыв­ную ком­му­ни­ка­цию в рели­ги­оз­ных орга­ни­за­ци­ях и груп­пах. Что осо­бен­но акту­аль­но в усло­ви­ях само­изо­ля­ции. Одна­ко так­же имен­но Интер­нет-сре­да ста­но­вит­ся пло­щад­кой для раз­жи­га­ния кон­фес­си­о­наль­ной розни. 

Вни­ма­тель­ный ана­лиз ком­мен­та­ри­ев в соци­аль­ных сетях пока­зал, что по-преж­не­му рели­ги­оз­ные взгля­ды ста­но­вят­ся пред­ме­том оскорб­ле­ний и напа­док. Нега­тив­ные ком­мен­та­рии встре­ча­ют­ся даже на пер­со­наль­ных стра­ни­цах цер­ков­ных иерар­хов (соб­ствен­но, имен­но после шква­ла нега­тив­ных отзы­вов стра­ни­ца Пат­ри­ар­ха в Вкон­так­те ста­ла модерироваться).

Так­же мы отме­ча­ем нали­чие мас­сы оскор­би­тель­ных ком­мен­та­ри­ев и в адрес ате­и­стов. В ВКон­так­те суще­ству­ет доста­точ­ное коли­че­ство групп, поль­зо­ва­те­ли кото­рых иден­ти­фи­ци­ру­ют себя как атеисты. 

Исхо­дя из дан­ных ана­ли­за инфор­ма­ци­он­но­го содер­жа­ния дан­ных групп, ста­но­вит­ся оче­вид­но, что основ­ные актив­ные поль­зо­ва­те­ли – это моло­дые люди со сред­ним обра­зо­ва­ни­ем. Для них харак­тер­ны: низ­кий уро­вень гра­мот­но­сти (здесь речь не идет о наме­рен­ном иска­же­нии норм рус­ско­го язы­ка в вир­ту­аль­ной сре­де или так назы­ва­е­мом «олбан­ском язы­ке»); отсут­ствие основ­ных зна­ний о пред­ме­те обсуж­де­ния (осо­бен­но­стей дог­ма­ти­ки и куль­та раз­ных рели­гий); агрес­сив­ная рито­ри­ка и про­тестные настро­е­ния (основ­ная часть поль­зо­ва­те­лей не гото­ва к толе­рант­но­му отно­ше­нию к ина­ко­мыс­ля­щим, не настро­е­на на диа­лог с ними, наблю­да­ет­ся пере­нос нега­тив­но­го отно­ше­ния к поли­ти­че­ской вла­сти на рели­ги­оз­ные коммуникации). 

Такие груп­пы часто ста­но­вят­ся вир­ту­аль­ной пло­щад­кой для сты­чек на рели­ги­оз­ной поч­ве. По коли­че­ствен­но­му соста­ву ате­и­стов в циф­ро­вой сре­де боль­ше, чем, к при­ме­ру, тех, кто отно­сит себя к пра­во­слав­ным группам. 

Год актив­но­го наблю­де­ния за дина­ми­кой рели­ги­оз­ных групп сети ВКон­так­те (с 2019 по 2020 гг.) пока­зал нам, что наблю­да­ет­ся тен­ден­ция к росту ате­и­сти­че­ских настро­е­ний в кибер­про­стран­стве: сум­мар­ное коли­че­ство под­пис­чи­ков ате­и­сти­че­ских групп уве­ли­чи­лось при­мер­но на 50 000 и насчи­ты­ва­ет на момент напи­са­ния ста­тьи более 800 000 [21].

Если о гово­рить о вза­и­мо­свя­зи меж­ду поль­зо­ва­тель­ской и рели­ги­оз­ной актив­но­стью, то замет­но, что пра­во­слав­ная моло­дёжь отда­ет пред­по­чте­ние соци­аль­ной сети ВКон­так­те, мусуль­ман­ская – более интен­сив­но исполь­зу­ет Facebook, Instagram, Telegram Messenger.

Пра­во­слав­ной моло­дё­жи так­же свой­стве­нен более низ­кий уро­вень поль­зо­ва­тель­ской актив­но­сти в сети Интер­нет. Дан­ные мас­со­во­го опро­са пока­за­ли, что пра­во­слав­ная моло­дежь чаще, чем дру­гие груп­пы респон­ден­тов, в каче­стве аль­тер­на­тив­но­го источ­ни­ка полу­че­ния инфор­ма­ции выби­ра­ет теле­ви­де­ние (19,5% пра­во­слав­ных в срав­не­нии с 17,6% пред­ста­ви­те­лей дру­гих кон­фес­сий и 13% атеистов).

Фоку­си­ро­ван­ное интер­вью­и­ро­ва­ние, про­ве­дён­ное с пред­ста­ви­те­ля­ми уча­щий­ся моло­дё­жи (от 16 лет до 21 года) про­де­мон­стри­ро­ва­ло, что моло­дые люди в целом поло­жи­тель­но оце­ни­ва­ют исполь­зо­ва­ние циф­ро­вых тех­но­ло­гий для попу­ля­ри­за­ции и рас­про­стра­не­ния вероучения. 

Надо отме­тить, что пра­во­слав­ная моло­дёжь более осто­рож­на в этом вопро­се в срав­не­нии с мусуль­ма­на­ми и про­те­стан­та­ми. Обра­ща­ет на себя вни­ма­ние тот факт, что вне­кон­фес­си­о­наль­ные веру­ю­щие, (а их, по дан­ным опро­са, сре­ди моло­де­жи око­ло 16%), наобо­рот, кри­тич­но отно­сят­ся к фак­ту исполь­зо­ва­ния тра­ди­ци­он­ны­ми рели­ги­я­ми дости­же­ний науч­но-тех­ни­че­ско­го прогресса. 

Так­же мы отме­ча­ем, что имен­но сре­ди вне­кон­фес­си­о­наль­ных веру­ю­щих актив­но раз­ви­ва­ет­ся пред­став­ле­ние о сакраль­но­сти вне хра­ма, об инди­ви­ду­аль­ной духов­ной эво­лю­ции, о при­о­ри­те­те лич­ной веры над культом.

Таким обра­зом, вне­цер­ков­ные веру­ю­щие ста­но­вят­ся соци­аль­ной базой раз­ви­тия тако­го явле­ния совре­мен­но­сти, как киберрелигия.

В насто­я­щий момент фено­мен кибер­ре­ли­гии актив­но обсуж­да­ет­ся в науч­ных кру­гах, но одно­знач­но­го под­хо­да к опре­де­ле­нию его сущ­но­сти еще не выра­бо­та­но. С одной сто­ро­ны, дан­ное поня­тие исполь­зу­ет­ся для опи­са­ния ком­му­ни­ка­тив­ной стра­те­гии рели­ги­оз­ных орга­ни­за­ций в циф­ро­вом пространстве. 

Но в основ­ном под киб­бер­ре­ли­ги­ей пони­ма­ет­ся рели­ги­оз­ная фор­ма­ция, в кото­рой «ком­пью­тер­ные тех­но­ло­гии наде­ля­ют­ся ста­ту­сом сверх­цен­но­сти, каче­ства­ми свя­щен­ных объ­ек­тов и атри­бу­та­ми боже­ствен­ных сущ­но­стей; вир­ту­аль­ная реаль­ность объ­яв­ля­ет­ся выс­шей реаль­но­стью, сверх­цен­ным ино­бы­ти­ем, доми­ни­ру­ю­щим над миром чело­ве­че­ских воз­мож­но­стей» [22, с. 68].

Появ­ле­ние фено­ме­на кибер­ре­ли­ги­оз­но­сти сви­де­тель­ству­ют о том, что рели­ги­оз­ные чув­ства и рели­ги­оз­ная вера в совре­мен­ном мире не исче­за­ют. Они лишь пере­фор­ма­ти­ру­ют­ся под новые условия. 

Мож­но пред­по­ло­жить, что мы нахо­дим­ся в самом нача­ле кар­ди­наль­но ново­го эта­па раз­ви­тия рели­гии. М. Эпш­тейн пола­гал, что раз­ви­тие кибер­ре­ли­ги­оз­но­сти (сам автор исполь­зо­вал тер­ми­ны тех­но­язы­че­ство, тех­но­и­до­ла­трия, тех­но­те­изм и др.) откры­ва­ет новые воз­мож­но­сти для тео­ло­гии в кон­тек­сте раз­ра­бот­ки науч­но-тех­ни­че­ских дока­за­тельств бытия Бога [23, с. 307].

Любые рас­суж­де­ния о кибер­ре­ли­гии пред­по­ла­га­ют, что и рели­ги­оз­ная иден­тич­ность так­же трансформируется. 

На наш взгляд, в насто­я­щий момент сле­ду­ет гово­рить о фор­мо­ва­нии ново­го типа иден­тич­но­сти – кибе­ри­ден­тич­но­сти. Это широ­кое поня­тие, кото­рое вби­ра­ет в себя пред­став­ле­ние инди­ви­да о соб­ствен­ной рели­ги­оз­но­сти, этни­че­ской и наци­о­наль­ной при­над­леж­но­сти, поли­ти­че­ских взгля­дах и даже о ген­дер­ных и воз­раст­ных особенностях.

Поэто­му мы опре­де­ля­ем кибе­ри­ден­тич­ность как осо­зна­ние инди­ви­дом сво­ей при­над­леж­но­сти к тем или иным вир­ту­аль­ным соци­аль­ным груп­пам и сооб­ще­ствам, а так­же лич­ност­но отре­флек­си­ро­ван­ную систе­му само­опи­са­ния инди­ви­да, в кото­рой он зна­чи­тель­ное место отво­дит сво­е­му «вир­ту­аль­но­му Я».

Оче­вид­но, что этот гло­баль­ный тип иден­тич­но­сти при­сущ преж­де все­го совре­мен­ным моло­дым людям. Для них кибер­сре­да ста­но­вит­ся основ­ным фак­то­ром соци­а­ли­за­ции и идентификации.

Как уже отме­ча­лось выше, сле­дуя пред­став­ле­нию Дж. Фау­ле­ра, на син­те­ти­че­ски- кон­вен­ци­о­наль­ном эта­пе рели­ги­оз­ные пред­став­ле­ния моло­дых людей отли­ча­ют­ся моза­ич­но­стью и эклектикой. 

В усло­ви­ях сме­ще­ния иден­ти­фи­ка­ци­он­ных про­цес­сов в циф­ро­вую сре­ду эта ста­дия может затя­нуть­ся на неопре­де­лён­ный срок, а рели­ги­оз­ные взгля­ды стать еще более фраг­мен­ти­ро­ван­ны­ми и син­кре­тич­ны­ми. При­чи­ной это­го явля­ет­ся слож­ная и мно­го­слой­ная струк­ту­ра самой Интернет-коммуникации.

Мож­но выде­лить новые фак­то­ры, опре­де­ля­ю­щие рели­ги­оз­ною иден­тич­ность в кон­тек­сте циф­ро­во­го про­стран­ства: напри­мер, вир­ту­аль­ные рели­ги­оз­ные Интер­нет-сооб­ще­ства, раз­лич­ные рели­ги­оз­ные медиа­объ­ек­ты, ком­пью­тер­ные игры и пр.

В ком­пью­тер­ных играх исполь­зо­ва­ние рели­ги­оз­ной сим­во­ли­ки встре­ча­ет­ся доволь­но часто, но, как пра­ви­ло, не име­ет глу­бин­но­го сакраль­но­го смыс­ла, а нуж­но лишь для созда­ния опре­де­лён­но­го анту­ра­жа. Хотя опре­де­лен­но дан­ный сим­во­лизм ока­зы­ва­ет воз­дей­ствие на под­со­зна­ние игрока. 

Так­же встре­ча­ют­ся игры, чей сюжет стро­ит­ся непо­сред­ствен­но на рели­ги­оз­ных сюже­тах и темах (Binding of Isaac, Dragon Age и т. д.). В отдель­ную кате­го­рию сто­ит отне­сти ком­пью­тер­ные игры, в кото­рых есть воз­мож­ность побыть Богом, созда­вая свои миры и управ­ляя судь­ба­ми дру­гих существ (Bible Rising, Black & White).

Игра все­гда была важ­ным спо­со­бом кон­стру­и­ро­ва­ния пер­со­наль­ной иден­тич­но­сти: в игре рас­ши­ря­ют­ся цен­ност­но-смыс­ло­вые, содер­жа­тель­ные и дея­тель­ност­ные аспек­ты лич­но­сти [24, с. 73]. 

Роль ком­пью­тер­ных игр в про­цес­се ста­нов­ле­ния кибе­ри­ден­тич­но­сти и кибер­ре­ли­ги­оз­но­сти доволь­но зна­чи­тель­на. Так, гей­мер иден­ти­фи­ци­ру­ет себя с опре­де­лён­ным пер­со­на­жем и его сти­лем поведения. 

Отно­ше­ние к этно­сам, рели­ги­ям, соци­аль­ным про­бле­мам во мно­гом фор­ми­ру­ет­ся бла­го­да­ря игро­во­му про­стран­ству с задан­ной игро­вой тематикой. 

Оби­лие игр, напол­нен­ных геро­я­ми раз­но­об­раз­ных куль­тур, может стать осно­ва­ни­ем фор­ми­ро­ва­ния толе­рант­но­го отно­ше­ния или, наобо­рот, нетер­пи­мо­сти к неко­то­рым этно­сам, куль­ту­рам и рели­ги­ям [25],[26].

Опре­де­лён­ную роль в ста­нов­ле­нии рели­ги­оз­ной иден­тич­но­сти в насто­я­щий момент игра­ет про­цесс созда­ния и актив­но­го рас­про­стра­не­ния в Сети спе­ци­фи­че­ских медиа­объ­ек­тов (напри­мер, вир­ту­аль­ных поздрав­ле­ний с рели­ги­оз­ны­ми празд­ни­ка­ми; мемов, кото­рые направ­ле­ны на высме­и­ва­ние рели­ги­оз­ных взгля­дов и куль­тов и т. д.). Дан­ные медиобъ­ек­ты (а так­же часто­та их рас­про­стра­не­ния) участ­ву­ют в фор­ми­ро­ва­нии взгля­дов и убеж­де­ний индивида.

Под­во­дя ито­ги дан­ной ста­тьи, мы отме­ча­ем, что про­цесс рели­ги­оз­ной иден­ти­фи­ка­ции в дан­ный момент пере­жи­ва­ет опре­де­лен­ную эволюцию. 

На пер­вый взгляд кажет­ся, что наблю­да­ет­ся рост секу­ляр­ных тен­ден­ций и паде­ние инте­ре­са к рели­ги­оз­ной про­бле­ма­ти­ке сре­ди моло­де­жи. Это под­твер­жда­ет­ся и дан­ны­ми про­ве­ден­но­го социо­ло­ги­че­ско­го иссле­до­ва­ния цен­ност­ных ори­ен­та­ций моло­дых людей, и дан­ны­ми ана­ли­за кон­тен­та соци­аль­ных сетей. 

Одна­ко, на наш взгляд, дан­ные выво­ды преж­де­вре­мен­ны. Про­цес­сы секу­ля­ри­за­ции, как неод­но­крат­но отме­ча­лось целым рядом иссле­до­ва­те­лей, слож­ны, под­час про­ти­во­ре­чи­вы, име­ют нели­ней­ный харак­тер и непред­ска­зу­е­мы [27],[28],[29].

Осо­бен­но зна­чи­мым ста­но­вит­ся иссле­до­ва­ние диа­лек­ти­ки секу­ляр­но­го и рели­ги­оз­но­го в циф­ро­вом обществе.

Как пред­став­ля­ет­ся, пере­нос эле­мен­тов рели­ги­оз­ной жиз­ни в вир­ту­аль­ную реаль­ность не столь зна­чим для акти­ви­за­ции секу­ляр­ных про­цес­сов, как реги­о­наль­ная спе­ци­фи­ка и воз­раст­ные харак­те­ри­сти­ки верующих. 

В циф­ро­вом про­стран­стве вза­и­мо­дей­ствие рели­ги­оз­но­го и секу­ляр­но­го сохра­ня­ет­ся, а сам фено­мен пост­се­ку­ляр­но­го обще­ства стал выра­жать­ся в харак­те­ри­сти­ках обще­ства цифрового.

Совре­мен­ное (пост­се­ку­ляр­ное) обще­ство, как писал А. И. Кыр­ле­жев, – «это обще­ство живое, измен­чи­вое и прин­ци­пи­аль­но про­блем­ное» [30, с. 811]. 

Соци­о­куль­тур­ные реа­лии совре­мен­но­сти ста­вят тра­ди­ци­он­ные рели­гии в ситу­а­цию как мно­го­обе­ща­ю­щую, так и непро­стую. Тра­ди­ци­он­ным кон­фес­си­ям необ­хо­ди­мо научить­ся выра­ба­ты­вать быст­рые и адек­ват­ные отве­ты на циви­ли­за­ци­он­ные вызо­вы. Таким гло­баль­ным вызо­вом ста­но­вит­ся циф­ро­ви­за­ция всех сто­рон обще­ствен­ной жиз­ни, акту­а­ли­зи­ро­ван­ная в эпо­ху пан­де­мии COVID-19.

В циф­ро­вом пост­се­ку­ляр­ном обще­стве рели­ги­оз­ная иден­тич­ность транс­фор­ми­ру­ет­ся, ста­но­вит­ся частью более гло­баль­ных иден­ти­фи­ка­ци­он­ных процессов. 

Опре­де­лен­ные зада­чи вста­ют и перед совре­мен­ным рели­гио­ве­де­ни­ем. Напри­мер, нуж­да­ет­ся в пере­смот­ре кон­цеп­ция ста­нов­ле­ния веры у детей и под­рост­ков, вопрос о соче­та­нии лич­ност­но-пер­со­наль­но­го и соци­аль­но­го изме­ре­ний рели­ги­оз­ной иден­тич­но­сти в кон­тек­сте циф­ро­во­го про­стран­ства, диа­лек­ти­ка свет­ско-рели­ги­оз­но­го вза­и­мо­дей­ствия в сети Интернет.

Библиография

1. Religion Monitor 2008. EUROPE Overview of religious attitudes and practices. Bertelsmann Stiftung, 2008. 36 p.
2. Pickel G. Religion Monitor. Understanding Common Ground An International Comparison of Religious Belief. Bertelsmann Foundation, 2013. 56 p.
3. Дина­ми­ка цен­ност­ных ори­ен­та­ций моло­де­жи (2006-2014 гг.) / Под общей ред. Е.П. Савруц­кой. Н. Нов­го­род: ФГБОУ ВПО «НГЛУ»; СПб.: Изда­тель­ство РХГА, 2014. 232 p.
4. Балич Н. Л. Рели­ги­оз­ная иден­тич­ность в куль­ту­ре совре­мен­но­го обще­ства // Социо­ло­ги­че­ский аль­ма­нах. Минск, 2015. № 6. С. 234-243.
5. Тощен­ко Ж . Т. Рели­ги­оз­ная иден­тич­ность и бюро­кра­тия // Рели­гия в само­со­зна­нии наро­да (рели­ги­оз­ный фак­тор в иден­ти­фи­ка­ци­он­ных про­цес­сах) / Отв. ред. М.П. Мчед­лов. М.: Инсти­тут социо­ло­гии РАН, 2008. С. 62-85.
6. Федо­ро­ва М. В. Рели­ги­оз­ная иден­тич­ность моло­де­жи в усло­ви­ях совре­мен­ной мас­со­вой куль­ту­ры (по мате­ри­а­лам иссле­до­ва­ния цен­ност­ных ори­ен­та­ций моло­дё­жи Ниже­го­род­ской обла­сти в 2014 – 2015 гг.) // Нау­ка и инно­ва­ции в совре­мен­ном мире. Сбор­ник науч­ных ста­тей. San Diego, 2016. С. 196-204.
7. Сине­ли­на Ю. Ю. О кри­те­ри­ях опре­де­ле­ния рели­ги­оз­но­сти насе­ле­ния // Социо­ло­ги­че­ские иссле­до­ва­ния. 2001. № 7. С. 89-96.
8. Fowler J. W . Stages of Faith: The psychology of human development and the quest for meaning, San Francisco, 1981. 333 p.
9. Trimble M., Austin S. The 10 Most Religious Countries, Ranked by Perception (Элек­трон­ный ресурс).
10. El-Menouar Y. Muslims in Europe Integrated but not accepted? Results and Country Profiles. Bertelsmann Stiftung, 2017. 20 p.
11. Казь­ми­на О. Е. Рус­ская Пра­во­слав­ная Цер­ковь и новая рели­ги­оз­ная ситу­а­ция в Рос­сии: этно­кон­фес­си­о­наль­ная состав­ля­ю­щая про­бле­мы. М.: Изд-во Мос­ков­ско­го ун-та, 2009. 304 с.
12. Федо­ро­ва М. В. Дина­ми­ка рели­ги­оз­ных ори­ен­та­ций рос­сий­ской моло­де­жи в усло­ви­ях совре­мен­но­го обще­ства // Исто­ри­че­ские, фило­соф­ские, поли­ти­че­ские и юри­ди­че­ские нау­ки, куль­ту­ро­ло­гия и искус­ство­ве­де­ние. Вопро­сы тео­рии и прак­ти­ки. Науч­но-тео­ре­ти­че­ский и при­клад­ной жур­нал. Там­бов: Гра­мо­та, 2015. № 11-3 (61). С.170-174.
13. Campbell H. Exploring Religious Community Online: W e are One in the Network. New York: Peter Lang Publishing, 2005. 212 p.
14. Мас­лу­хин Э. «Умный» ков­рик для нама­за // Ком­пью­тер­ра. Леген­дар­ный жур­нал о совре­мен­ных тех­но­ло­ги­ях. (Элек­трон­ный ресурс). 
15. Social Networks: portals of truth and faith; new spaces for evangelization. Message of His Holiness Pope Benedict XVI for the 47th World Communications Day. (Элек­трон­ный ресурс). 
16. Пат­ри­арх зовет про­по­вед­ни­ков в соци­аль­ные сети // Computerworld Рос­сия. 2015. № 11-12 (859-860). С. 30-31.
17. Рож­де­ствен­ское интер­вью Свя­тей­ше­го Пат­ри­ар­ха Кирил­ла теле­ка­на­лу «Рос­сия» // Рус­ская Пра­во­слав­ная Цер­ковь. Офи­ци­аль­ный сайт Мос­ков­ско­го Пат­ри­ар­ха­та. (Элек­трон­ный ресурс). 
18. Вла­ди­мир Легой­да: Мы гото­вим доку­мент об отно­ше­нии Церк­ви к инфор­ма­ци­он­ным тех­но­ло­ги­ям (Элек­трон­ный ресурс). 
19. В РПЦ потре­бо­ва­ли запре­тить интер­нет для рос­си­ян млад­ше 21 года // Наци­о­наль­ная служ­ба ново­стей. (Элек­трон­ный ресурс). 
20. Пра­во­слав­ная цер­ковь Мол­да­вии обес­по­ко­е­на вве­де­ни­ем чипов в орга­низм чело­ве­ка через вак­ци­ны от коро­на­ви­ру­са // Наци­о­наль­ная служ­ба ново­стей. (Элек­трон­ный ресурс). 
21. Федо­ро­ва М. В., Рота­но­ва М. Б. Ком­му­ни­ка­тив­ные осо­бен­но­сти рели­ги­оз­но­го дис­кур­са в совре­мен­ном циф­ро­вом обще­стве // Соци­аль­ные ком­му­ни­ка­ции: нау­ка, обра­зо­ва­ние, про­фес­сия. СПб.: СПбГ­ЭТУ, 2019. № 1. С. 254-259.
22. Заби­я­ко А.П., Ворон­ко­ва Е.А., Лапин А.В., Пра­ты­на Д.А. и др. Кибер­ре­ли­гия: нау­ка как фак­тор рели­ги­оз­ных транс­фор­ма­ций. Бла­го­ве­щенск: Амур­ский гос. ун-т, биб­лио­те­ка жур­на­ла «Рели­гио­ве­де­ние», 2012. – 208 с.
23. Эпш­тейн М. Рели­гия после ате­из­ма. Новые воз­мож­но­сти тео­ло­гии. М.: АСТ-ПРЕСС КНИГА, 2013. – 416 с.
24. Беля­е­ва Л. А., Нови­ко­ва О. Н. Игра как спо­соб кон­стру­и­ро­ва­ния лич­ност­ной иден­тич­но­сти // Обра­зо­ва­ние и нау­ка. 2012. № 5. С. 73-82.
25. Сиги­до­ва Е. Ф. Ком­пью­тер­ные игры как инстру­мент фор­ми­ро­ва­ния меж­куль­тур­ной ком­пе­тент­но­сти // Ойку­ме­на. Реги­о­но­вед­че­ские иссле­до­ва­ния. 2014. № 1. С. 75-86.
26. Журавле­ва Е. Кто и поче­му втя­ги­ва­ет гей­ме­ров в поли­ти­че­скую борь­бу // Попу­ляр­ная меха­ни­ка. (Элек­трон­ный ресурс). 
27. Сине­ли­на Ю. Ю. Цик­ли­че­ский харак­тер про­цес­са секу­ля­ри­за­ции в Рос­сии (Социо­ло­ги­че­ский ана­лиз: конец XVII – нача­ло XXI века): Авто­реф. дисс. докт. соц. наук. М., 2009. – 54 с.
28. Кыр­ле­жев А. Пост­се­ку­ляр­ное: крат­кая интер­пре­та­ция // Логос. 2003. № 3. С. 100-106.
29. Пра­во­сла­вие и совре­мен­ность: про­бле­мы секу­ля­риз­ма и пост­се­ку­ля­риз­ма. М.: Новоспас­ский мона­стырь, 2015. – 456 с.
30. Кыр­ле­жев А. Секу­ля­ри­за­ция и пост­се­ку­ляр­ное обще­ство // Жизнь во Хри­сте: хри­сти­ан­ская нрав­ствен­ность, аске­ти­че­ское пре­да­ние Церк­ви и вызо­вы совре­мен­ной эпо­хи. Мате­ри­а­лы VI Меж­ду­на­род­ной бого­слов­ской кон­фе­рен­ции Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви. Москва 15-18 нояб­ря 2010 г. М.: Сино­даль­ная биб­лей­ско-бого­слов­ская комис­сия, 2012. С. 804-813.

Об авторе

Мари­на Вла­ди­ми­ров­на Федо­ро­ва - кан­ди­дат фило­соф­ских наук доцент, стар­ший науч­ный сотруд­ник, Ниже­го­род­ский госу­дар­ствен­ный линг­ви­сти­че­ский уни­вер­си­тет им. Н.А. Доб­ро­лю­бо­ва, Рос­сия, г. Ниж­ний Новгород.

Смот­ри­те также:

• Ага­ни­на Е.Д. Пси­хо­ло­гия рели­гии В.Э. Франк­ла на при­ме­ре ком­пью­тер­ной игры «GOD OF WAR III»
• Бон­да­рен­ко С.В. Соци­аль­ная систе­ма кибер­про­стран­ства как новая соци­аль­ная общность
• Забо­к­риц­кая Л.Д., Хлеб­ни­ков Н.А., Ореш­ки­на Т.А., Комоц­кий Е.И. Воз­мож­но­сти изу­че­ния цен­но­стей моло­де­жи через про­филь соци­аль­ной сети «ВКон­так­те»
• Крю­ко­ва О.С. Чело­век в циф­ро­вом мире: про­бле­ма дегу­ма­ни­за­ции личности