Баранов А.А., Рожина С.В. Кибербуллинг - новая форма угрозы безопасности личности подростка

В насто­я­щее вре­мя про­бле­ма наси­лия в обра­зо­ва­тель­ной сре­де при­об­ре­та­ет свою акту­аль­ность в свя­зи с тем, что под угро­зой нахо­дит­ся пси­хо­ло­ги­че­ская без­опас­ность инди­ви­да. Поня­тие «без­опас­ность» опре­де­ля­ет­ся как состо­я­ние защи­щен­но­сти жиз­нен­но важ­ных инте­ре­сов лич­но­сти, обще­ства и госу­дар­ства от внут­рен­них и внеш­них угроз [5].

Пси­хо­ло­ги­че­ская без­опас­ность — как состо­я­ние сохран­но­сти пси­хи­ки — пред­по­ла­га­ет под­дер­жа­ние опре­де­лен­но­го балан­са меж­ду нега­тив­ны­ми воз­дей­стви­я­ми на чело­ве­ка окру­жа­ю­щей его сре­ды и его устой­чи­во­стью, спо­соб­но­стью пре­одо­леть такие воз­дей­ствия соб­ствен­ны­ми ресур­са­ми или с помо­щью защит­ных фак­то­ров сре­ды [2; 8].

Пол­но­цен­ное раз­ви­тие инди­ви­да воз­мож­но толь­ко в опре­де­лен­ных усло­ви­ях. Цен­траль­ное место сре­ди них при­над­ле­жит каче­ству меж­лич­ност­но­го обще­ния и пси­хо­ло­ги­че­ской без­опас­но­сти в обра­зо­ва­тель­ной сре­де. Осо­бен­но акту­аль­но иссле­до­ва­ние меж­лич­ност­ных отно­ше­ний в под­рост­ко­вом воз­расте, когда «образ Я» как про­дукт само­со­зна­ния про­хо­дит важ­ный этап раз­ви­тия. Сле­до­ва­тель­но, в этот воз­раст­ной пери­од воз­дей­ствие пси­хо­ло­ги­че­ско­го наси­лия накла­ды­ва­ет на лич­ность суще­ствен­ный отпечаток.

Посколь­ку под­рост­ко­вый воз­раст харак­те­ри­зу­ет­ся таки­ми осо­бен­но­стя­ми, как стрем­ле­ние к лич­ност­но­му росту, рас­хож­де­ни­ем в иде­аль­ном и реаль­ном «обра­зе Я», неадек­ват­ным уров­нем при­тя­за­ний, неопре­де­лен­но­стью жиз­нен­ных пла­нов и дру­ги­ми, то любая фор­ма наси­лия над школь­ни­ка­ми созда­ет воз­мож­ность закреп­ле­ния в само­со­зна­нии нега­тив­ных пред­став­ле­ний о себе.

Зару­беж­ны­ми пси­хо­ло­га­ми было дано опре­де­ле­ние ситу­а­ции наси­лия в отно­ше­нии лич­но­сти в обра­зо­ва­тель­ной сре­де — бул­линг (школь­ная трав­ля). Про­бле­му бул­лин­га за рубе­жом раз­ра­ба­ты­ва­ли такие авто­ры, как С. М. Аго­га, К. Ли, Э. Роланд и др. В Рос­сии этот фено­мен изу­ча­ет­ся не так дав­но, но уже раз­ра­бо­тан пере­чень основ­ных мер по пре­одо­ле­нию бул­лин­га, рас­кры­ты пси­хо­ло­ги­че­ские меха­низ­мы и дана лич­ност­ная харак­те­ри­сти­ка участ­ни­ков бул­лин­га (И. Б. Ачи­та­е­ва, И. С. Кон, Е. И. Файн­штейн и др.).

С раз­ви­ти­ем инфор­ма­ци­он­ных тех­но­ло­гий в жиз­ни совре­мен­но­го под­рост­ка про­изо­шли зна­чи­тель­ные изме­не­ния: появи­лась вир­ту­аль­ная реаль­ность, в кото­рой обще­ние и меж­лич­ност­ные отно­ше­ния пере­хо­дят на новый, незна­ко­мый для них уро­вень. Бул­линг ста­но­вит­ся опас­нее для инди­ви­да, так как может осу­ществ­лять­ся при помо­щи интернет-технологий.

Впер­вые опре­де­ле­ние поня­тию «кибер­бул­линг» дал Билл Бел­си (Bill Belsey). По его мне­нию, кибер­бул­линг — это исполь­зо­ва­ние инфор­ма­ци­он­ных и ком­му­ни­ка­ци­он­ных тех­но­ло­гий, напри­мер элек­трон­ной почты, мобиль­но­го теле­фо­на, лич­ных интер­нет-сай­тов, для наме­рен­но­го, неод­но­крат­но­го и враж­деб­но­го пове­де­ния лица или груп­пы, направ­лен­но­го на оскорб­ле­ние дру­гих людей [9].

Исхо­дя из опре­де­ле­ния кибер­бул­лин­га, мож­но выде­лить его основ­ное отли­чие от тра­ди­ци­он­но­го бул­лин­га: все дей­ствия, направ­лен­ные про­тив лич­но­сти, про­ис­хо­дят в вир­ту­аль­ном про­стран­стве. Но это не един­ствен­ное отли­чие. В вир­ту­аль­ном про­стран­стве появ­ля­ет­ся воз­мож­ность созда­ния аль­тер­на­тив­но­го «обра­за Я», в резуль­та­те чего может про­ис­хо­дить дефор­ма­ция реаль­но­го «обра­за Я»; при этом под­ро­сток не несет ответ­ствен­но­сти за свои поступки.

В бул­лин­ге обид­чик осо­зна­ет сло­жив­шу­ю­ся ситу­а­цию и может ана­ли­зи­ро­вать ее по мере пред­при­ни­ма­е­мых им дей­ствий. Как пра­ви­ло, он име­ет высо­кий ста­тус в груп­пе и спо­со­бен ока­зы­вать вли­я­ние на дру­гих ее членов.

Одна­ко кибер­бул­линг не под­да­ет­ся пол­но­му кон­тро­лю со сто­ро­ны обид­чи­ка — он явля­ет­ся лишь одним из пода­ю­щих идеи, но не име­ет доста­точ­но­го вли­я­ния на осталь­ных участ­ни­ков кибер­бул­лин­га. В том слу­чае, если обид­чик вдруг захо­чет пре­кра­тить про­ти­во­прав­ные дей­ствия про­тив жерт­вы, его соучаст­ни­ки будут их про­дол­жать, и повли­ять на них он не в силах.

При этом вир­ту­аль­ное про­стран­ство может вос­при­ни­мать­ся под­рост­ком как нечто «нена­сто­я­щее», где все про­ис­хо­дит «не по-насто­я­ще­му», — в отли­чие от послед­ствий, кото­рые вполне реаль­ны; но до опре­де­лен­но­го вре­ме­ни обид­чик о них не думает.

Попыт­ка выхо­да за рам­ки сво­ей сущ­но­сти, то есть выход чело­ве­ка в вир­ту­аль­ность, может рас­смат­ри­вать­ся как непре­мен­ное усло­вие реа­ли­за­ции его гно­сео­ло­ги­че­ско­го потен­ци­а­ла и раз­ви­тия лич­но­сти. Так, З. С. Завья­ло­ва [4] под вир­ту­аль­но­стя­ми пони­ма­ет псев­до­ре­аль­но­сти, созда­ва­е­мые созна­ни­ем чело­ве­ка, под вли­я­ни­ем кото­рых изме­ня­ет­ся само­со­зна­ние. При­ме­ром здесь могу слу­жить рели­ги­оз­ные и эзо­те­ри­че­ские прак­ти­ки, твор­че­ство, фан­та­зии, сны, меч­ты и пр., помо­га­ю­щие чело­ве­ку удо­вле­тво­рить его потреб­ность в фик­тив­ном удво­е­нии мира «Потреб­ность в иллю­зор­ной жиз­ни, когда мир рас­кры­ва­ет­ся как при­клю­че­ние, есть антро­по­ло­ги­че­ское свой­ство» [6]. Сего­дня такая потреб­ность может пол­но­стью удо­вле­тво­рять­ся посред­ством ком­пью­тер­ной вир­ту­аль­ной реальности.

Будучи еще одной воз­мож­но­стью для выхо­да чело­ве­ка за рам­ки сво­е­го мате­ри­аль­но-опо­сре­до­ван­но­го бытия, вир­ту­аль­ная реаль­ность созда­на по обра­зу и подо­бию физи­че­ско­го мира, но она пред­став­ля­ет собой его свер­ну­тую упро­щен­ную копию, что во мно­го раз уве­ли­чи­ва­ет воз­мож­но­сти и спо­соб­но­сти чело­ве­ка, направ­лен­ные на пости­же­ние само­го себя и окру­жа­ю­щей дей­стви­тель­но­сти. Одна­ко, рас­ши­ряя воз­мож­но­сти чело­ве­ка, она уве­ли­чи­ва­ет и круг опас­но­стей, кото­ры­ми могут сопро­вож­дать­ся такие свой­ства вир­ту­аль­ной реаль­но­сти, как ано­ним­ность, отсут­ствие соци­аль­ных огра­ни­че­ний, сво­бо­да дей­ствий, отно­си­тель­ная без­на­ка­зан­ность, неогра­ни­чен­ная доступ­ность кон­так­тов, момен­таль­ная сме­на пози­ции, собе­сед­ни­ка, взгля­дов и соци­аль­ных харак­те­ри­стик (пола, воз­рас­та, про­фес­сии и пр.), отсут­ствие иной инфор­ма­ции о собе­сед­ни­ке, кро­ме его сооб­ще­ний в пись­мен­ной фор­ме и в виде гра­фи­че­ских символов.

Чело­ве­ку необ­хо­ди­мо иметь «твер­дые точ­ки сопри­кос­но­ве­ния с зем­лей», посколь­ку толь­ко осо­зна­ние сво­ей физи­че­ской сущ­но­сти и ее конеч­но­сти дает ему воз­мож­ность без­опас­но­го выхо­да в вир­ту­аль­ность. Под «точ­ка­ми сопри­кос­но­ве­ния с зем­лей» З. С. Завья­ло­ва, напри­мер, пони­ма­ет пси­хо­фи­зио­ло­ги­че­скую само­иден­ти­фи­ка­цию лич­но­сти, лич­ност­ную само­иден­ти­фи­ка­цию и соци­аль­ную само­иден­ти­фи­ка­цию в объ­ек­тив­ной реаль­но­сти [4]. В под­рост­ко­вом же воз­расте само­со­зна­ние и само­иден­ти­фи­ка­ция пре­тер­пе­ва­ют пере­осмыс­ле­ние и пере­оцен­ку, и в этот пери­од пси­хи­ка под­рост­ка еще более уяз­ви­ма [1].

Кибер­бул­линг может быть и неосо­знан­ным, когда под­ро­сток пред­по­ла­га­ет, что про­сто пошу­тил, а то, что его «шут­ка» полу­чи­ла даль­ней­шее раз­ви­тие в виде кибер­бул­лин­га, может и не знать. В тра­ди­ци­он­ном бул­лин­ге постра­дав­ший име­ет воз­мож­ность посто­ять за себя, зна­ет обид­чи­ка в лицо. А в слу­чае кибер­бул­лин­га воз­ни­ка­ет «дис­ба­ланс сил»: обид­чик, как пра­ви­ло, име­ет боль­ше воз­мож­но­стей реа­ли­зо­вать свои наме­ре­ния, хотя бы в силу анонимности.

Так­же в тра­ди­ци­он­ном бул­лин­ге жерт­вой обыч­но ста­но­вят­ся дети, име­ю­щие «стиг­мы потен­ци­аль­ной жерт­вы», т. е. внеш­ние пово­ды, испол­ня­ю­щие роль фор­маль­ных про­во­ка­то­ров для насиль­ни­ков [3]. Тако­вы­ми могут высту­пать любые «мини­маль­ные» и «мак­си­маль­ные» осо­бен­но­сти детей — потен­ци­аль­ных жертв:

• внеш­ний вид: пол­ные, худые, высо­кие, име­ю­щие дру­гие особенности;
• осо­бен­но­сти речи: шепе­ля­вость, заи­ка­ние и др.;
• имидж: неле­по оде­ва­ю­щи­е­ся, не в кон­тек­сте гос­под­ству­ю­щей моло­деж­ной моды и моды, при­ня­той в дан­ном дет­ском сооб­ще­стве; выгля­дя­щие неухо­жен­ны­ми и т. д.;
• резуль­та­ты дости­же­ний, репу­та­ция: сла­бый уче­ник, дво­еч­ник, «тупи­ца», «бота­ник», «выскоч­ка», «любим­чик», «под­ли­за», «сту­кач», «мамень­кин сынок»;
• соци­аль­ное про­ис­хож­де­ние: из бога­той или бед­ной семьи, из бла­го­по­луч­ной или небла­го­по­луч­ной, из пол­ной или непол­ной семьи, сиро­та и т. д. [3].

Что же каса­ет­ся кибер­бул­лин­га, то здесь иная ситу­а­ция: ему может под­верг­нуть­ся любой ребе­нок, даже не име­ю­щий «стигм» жерт­вы. Если в реаль­ном про­стран­стве абсо­лют­ная, тоталь­ная сво­бо­да сло­ва невоз­мож­на, так как зна­чи­тель­ные филь­тры мора­ли, нрав­ствен­но­сти и куль­ту­ры огра­ни­чи­ва­ют чело­ве­ка в его выска­зы­ва­ни­ях, а враж­деб­ное, агрес­сив­ное пове­де­ние меша­ет его успеш­ной соци­аль­ной адап­та­ции в обще­стве, то в мире вир­ту­аль­ном гос­под­ству­ют совер­шен­но иные правила.

Кибе­ра­грес­со­ру не обя­за­тель­но иметь физи­че­скую силу, авто­ри­тет и вли­я­ние на сверст­ни­ков, что­бы чув­ство­вать свое превосходство.

Кро­ме того, бул­линг име­ет свои вре­мен­ные рам­ки и закан­чи­ва­ет­ся тогда, когда ребе­нок не нахо­дит­ся в непо­сред­ствен­ном кон­так­те с обид­чи­ком. Кибер­бул­линг же может воз­дей­ство­вать на жерт­ву, не остав­ляя про­стран­ства и вре­ме­ни, в кото­ром чело­век мог бы чув­ство­вать себя защи­щен­ным. Бул­линг может быть, напри­мер, в шко­ле, а во дво­ре у ребен­ка — хоро­шая ком­па­ния и вер­ные дру­зья; таким обра­зом, идет некая ком­пен­са­ция во вза­и­мо­от­но­ше­ни­ях со сверст­ни­ка­ми. Дво­ро­вая ком­па­ния может и не знать о поло­же­нии это­го ребен­ка в шко­ле. Или наобо­рот. А кибер­бул­линг не остав­ля­ет воз­мож­но­сти сохра­нить хоро­шие вза­и­мо­от­но­ше­ния со сверст­ни­ка­ми вооб­ще. Ребе­нок ста­но­вит­ся неуспеш­ным, подав­лен­ным, обры­ва­ют­ся все его свя­зи с ровесниками.

И это не толь­ко пото­му, что доступ к Интер­не­ту име­ют все, а пото­му, что ребе­нок не зна­ет, кто стал его обид­чи­ком, и у жерт­вы появ­ля­ют­ся пара­нойя, отчуждение.

Таким обра­зом, мож­но сде­лать сле­ду­ю­щие выво­ды: во-пер­вых, кибер­бул­линг оди­на­ко­во силь­но дей­ству­ет на раз­ные поко­ле­ния (его жерт­вой может стать как под­ро­сток, так и, напри­мер, школь­ный учи­тель). Во-вто­рых, кибер­бул­линг име­ет спе­ци­фи­че­ские осо­бен­но­сти и, в-тре­тьих, в свя­зи с этим акту­а­ли­зи­ру­ет­ся необ­хо­ди­мость в раз­ра­бот­ке пси­хо­ло­ги­че­ских средств (а так­же интер­нет-ресур­сов, кото­рые будут наи­бо­лее реле­вант­ны­ми кибер­бул­лин­гу) для пре­вен­ции это­го явле­ния и помо­щи под­рост­кам как наи­бо­лее частым поль­зо­ва­те­лям соци­аль­ных сетей.

Список литературы

1. Бара­нов А. А. Стресс-толе­рант­ность педа­го­га: тео­рия и прак­ти­ка : моно­гра­фия. М., 2002.
2. Бара­нов А. А., Поп­ков А. В. Пси­хо­ло­го-педа­го­ги­че­ское обес­пе­че­ние без­опас­но­сти лич­но­сти. Ижевск, 2008.
3. Бер­ды­шев И. С. Жесто­кое обра­ще­ние в дет­ской сре­де. URL: http:// ahtidrug.ru/pdf/berdushev.pdf (дата обра­ще­ния: 14.08.2015).
4. Завья­ло­ва З. С. Само­иден­ти­фи­ка­ция лич­но­сти в усло­ви­ях сете­вых ком­му­ни­ка­ций: поста­нов­ка про­бле­мы // Гума­ни­тар­ная инфор­ма­ти­ка. 2012. № 4. URL: http: //huminf.tsu.ru/jurnal/vol4/zzs_samoident/ (дата обра­ще­ния: 16.09.2015).
5. О без­опас­но­сти : закон РФ от 5 мар­та 1992 г. № 2446-I [Элек­трон­ный ресурс]. Доступ из справ.-правовой систе­мы «Кон­суль­тант­Плюс».
6. Мике­ши­на Л. А., Опен­ков М. Ю. Новые обра­зы позна­ния и реаль­но­сти. М., 1997.
7. Поль­зо­ва­те­ли Интер­не­та в Рос­сии. URL: http://www.bizhit.ru/index/ users_count/0-151 (дата обра­ще­ния: 15.01.2015).
8. Рас­со­ха Н. Г. Пред­став­ле­ния о пси­хо­ло­ги­че­ской без­опас­но­сти обра­зо­ва­тель­ной сре­ды шко­лы и типы меж­лич­ност­ных отно­ше­ний ее участ­ни­ков : ав-тореф. дис. … канд. пси­хол. наук. М., 2005.
9. Belsey B. Cyberbullying: An Emerging Threat to the «Always On» Generation. URL: http://www.cyberbullying.ca/pdf/Cyberbullying_Article_by_Bill_Belsey.pdf (дата обра­ще­ния: 09.06.2015).

Источ­ник: Вест­ник Бал­тий­ско­го феде­раль­но­го уни­вер­си­те­та им. И.  Кан­та. 2015. Вып. 11. С. 62-66.

Об авторах

• Алек­сандр Арка­дье­вич Бара­нов - док­тор пси­хо­ло­ги­че­ских наук, про­фес­сор, Удмурт­ский госу­дар­ствен­ный уни­вер­си­тет, Ижевск.
• Свет­ла­на Вале­рьев­на Рожи­на - аспи­рант, Удмурт­ский госу­дар­ствен­ный уни­вер­си­тет, Ижевск.