При столкновении нашего языка с Интернетом с обоими происходят интересные вещи. С одной стороны, трансформируется язык внутри Интернета. Улыбочки (smiles) незаметно для тебя самого проникают в твои вполне бумажные письма, и однажды ты обнаруживаешь их в своей официальной переписке с недоумевающим начальством. Ты выучиваешься дивным выражениям вроде «рулз» или «приаттаченный» (последнее соединяет магическим образом детские майнридовские слова «апачи» и «притороченный»).
Ты начинаешь находить прелесть в обмене косноязычными репликами на irc. А выводя ручкой на открытке «Поздравляю с днем рождения!», внезапно задумываешься, кои-8 это или ср-1251 - и читает ли поздравляемая в этой кодировке. С другой стороны - и об этом пойдет дальше речь - попадая в мир нашего языка, Интернет находит в нем свое место.
Начать хотя бы со смешного вопроса, еще недавно волновавшего умы просвещенных сограждан - склонять само слово «Интернет» или нет? Идеологические соображения диктовали почему-то несклоняемость. Победил язык. Группа авторитетных специалистов решила: склонять, хотя это и отвратительно. (Все склонения Интернета в данной статье внесены редакцией - прим ред.) Между прочим, присвоив слову причитающееся ему второе русское склонение, мы тем самым признали совершившийся факт: Интернет освоился в русском (не только языковом) мире и из заморской игрушки для умных гуру превратился в нормальную себе такую, понимаешь, вещь. (А вот у ФИДО - никаких шансов стать «фидом»; только после «пальта» и «кина».)
Джордж Лакофф, профессор-лингвист из Беркли, известен сетеголовым прежде всего как автор антивоенного Открытого Письма Интернету, речь в котором идет о будущей «Буре в пустыне», состоявшейся затем вопреки соображениям профессора. Лакофф разработал свою модель языковой реальности, важнейшим понятием которой является метафора (перенос значения слова по сходству). В знаменитой книге «Метафоры, которыми мы живем» Лакофф и его соавтор Марк Джонсон пишут: «… метафора пронизывает всю нашу повседневную жизнь и проявляется не только в языке, но и в мышлении и действии. Наша обыденная понятийная система, в рамках которой мы мыслим и действуем, метафорична по самой своей сути.
Понятия, управляющие нашим мышлением, вовсе не замыкаются в сфере интеллекта. Они управляют также нашей повседневной деятельностью, включая самые обыденные, земные ее детали. Наши понятия упорядочивают воспринимаемую нами реальность, способы нашего поведения в мире и наши контакты с людьми. Наша понятийная система играет, таким образом, центральную роль в определении повседневной реальности. И если мы правы в своем предположении, что наша понятийная система носит преимущественно метафорический характер, тогда наше мышление, повседневный опыт и поведение в значительной мере обусловливаются метафорой».
Метафоры, по Лакоффу, выстраиваются в целые системы. Когда мы говорим, например, об «убийственном аргументе», мы подразумеваем уподобление спора военным действиям. Эта метафора может представляться нам «естественной», но для носителей иного языково-культурного сознания дело будет обстоять иначе. Переводившие с английского знают, как нелегко бывает найти соответствие слову «challenge» (вызов) - и не потому, что мы не знаем его словарного значения, а потому, что его переносное употребление в английском гораздо шире, чем в русском. (Следы рыцарской культуры, задавленной у нас монгольским нашествием? Не знаю.)
Но вернемся к Интернету. Если попытаться очистить речь от метафор, мы получим простую сюжетную схему: люди совершают некоторые действия со множеством железок, соединенных между собой скучными проводами. Посмотрим, с помощью каких метафор описываются эти действия, а затем обратимся к образному представлению в языке самого Интернета. Все, что дальше будет говориться об Интернете, ни в коей мере не отражает точки зрения автора и лежит на совести даже, наверное, не авторов отдельных цитируемых высказываний, а Великого, Свободного и Могучего Русского Языка.
Говоря о способах изображения взаимодействия человека и Сети, я оставлю без рассмотрения непространственные метафоры (такие как «работать в Интернете») и сосредоточусь на пространственных. Надо же что-то оставить на потом. Разные метафоры живут в разных стилях. В «высоком слоге» мы говорим что-нибудь вроде «путешествие по бескрайним просторам Интернета» (уже не помню, где я в последний раз видел эту фразу).
В веб-обозрениях чаще встречается термин «бродить» (особенно любил его, конечно же, обозреватель, скрывавшийся под соответствующим псевдонимом - Сетевой Странник). В разговоре то же действие обозначается еще более сниженным глаголом - «лазать». Заметим, что все эти обозначения - метафоры движения, но конструируют они принципиально разные картины. Первая живописует нам открытое пространство, едва ли не подобие развалившейся Империи (впрочем, штамп «бескрайние просторы» успешно прилепился теперь к полумифическому СНГ). Это открытое пространство благосклонно и благоустроенно. Слово «путешествие», крайне редко употребимое в разговорной речи, настраивает на эпический лад. Так и видишь этакого респектабельного англичанина викторианской эпохи (а может быть, просвещенного русского дворянина или японца с видеокамерой), оснащенного записной книжкой и путеводителем от г-на Житинского, неспешно передвигающегося, ночующего в солидных отелях, внимательно вглядывающегося в достопримечательности и дивящегося красотам природы и искусства на бескрайних, как и было сказано, просторах.
«Бродить» - не «путешествовать», странник или бродяга - совсем другой персонаж, он тащится (от Интернета) с сумой на плечах, никто нигде не ждет его. Его передвижение в пространстве лишено целенаправленности. То же открытое пространство враждебно ему, нет у него «sweet home», в который рано или поздно возвращается вышеописанный джентльмен.
Путешественника вряд ли ожидают приключения. Странник должен быть к ним готов. Зато, как писал один русский поэт о Страннике (не Сетевом, впрочем):
Домашних очагов изгнанник,
Он гостем стал благих богов.
Представления, заложенные в метафоре «лазанья», резко переключают метафорический регистр. Несомненно, речь здесь не идет о деревьях. Скорее, представляется нечто вроде знаменитых московских канализаций. Так или иначе, этот короткий глагол подразумевает представления о затрудненном и возможно направленном по вертикальной оси передвижении.
Подобно персонажу Гиляровского или толкиенскому Хоббиту, наш бродяга отправляется в загадочный и мрачный подземный мир.
Вообще говоря, люди редко лазают - это скорее прерогатива зверушек, в лучшем случае - детей или пьяных. Занятно при этом, что в речи русское «лазать» функционально лучше всего соответствует английскому «to surf», создающему совершенно другую картину: всеамериканская здравница Гавайи… загорелые и мускулистые тела… соленые брызги на губах… (Хотя у них употребимо также и слэнговое «to crawl»).
Наконец, наше взаимодействие с Сетью может и вовсе описываться как неподвижность. В Интернет залезают, а потом в нем сидят (я уж не говорю о другой метафоре - когда сидят на Интернете). Канализационный люк захлопнулся над твоей головой. Попалась птичка, стой, не уйдешь из Сети.
При этом интересно распределение употребления двух последних метафор: первую чаще употребляют активные пользователи, последнюю - их несчастные родственники и знакомые. «Изнутри» Интернет видится пространством, в котором можно двигаться, «извне» - как некоторый резервуар, в который бегут от жизни. (Вариант последней метафоры - «висеть в Интернете» - демонстрирует неслучайность образа паутины.)
Мы заметили уже, что метафорические описания передвижений по Сети подводят нас к более общим метафорам, изображающим сам Интернет как особое пространство, врутри которого передвигается «сетеголовый».
Возможно, виной тому вечное наше бездорожье и плохая связь, но центральная для американцев метафора Интернета как «информационного (супер)хайвэя» для нас неактуальна совершенно.
Я могу, конечно, написать что-нибудь вроде «подстерег Дима Катю на информационном большаке», но оценят эту фразу только знакомые с английским первоисточником (и, возможно, с героями). В целом же пространственные метафоры, с помощью которых наш язык изображает Интернет, не склонны описывать его как дорогу (разве что уже метафорическую «дорогу в будущее», она же «дорога в ад»).
Для среднестатистического пользователя AOLа имеются желанные выезды с информационного большака в Real Life, где очаровательные девушки on-line совершают заказанные и оплаченные кредиткой телодвижения. Как сказал по этому поводу Л. Делицын, «анекдот - это русский секс». Наши дороги ведут к Штирлицу, Василию Иванычу и мистически притягательному субъекту в малиновом пиджаке с искрой. Иными словами - в ту же виртуалку. Может быть, в этом дело.
«Дом» (безопасное, свое пространство), «лес» (чужое пространство, где героя ждут испытания) и «дорога» (промежуточное пространство) - три основных места действия древнейших текстов (это отразилось, в частности, в волшебных сказках). Если дорога нам заказана, то этого никак нельзя сказать о двух других метафорах.
Итак, Интернет в русском языке описывается скорее как замкнутое самодостаточное пространство. Радикальным образом он может описываться как Вселенная:
«Древняя метафора книги как модели мироздания, пожалуй, заслуживает пересмотра - теперь на роль такой модели гораздо лучше подходит компьютер. Когда же речь идет миллионах компьютеров и их пользователей во всем мире, связанных в единую сеть, метафора эта уже перестает быть просто метафорой. Вот почему не будет преувеличением сказать, что, выходя в Интернет, вы делаете для себя доступным целый мир» (Дм. Кирсанов. «Понятный Интернет»).
Разновидностью этой метафоры будут метафоры природные - Интернет будет представляться как некая стихия, море/океан или лес (примеры опускаю, самый наглядный - фирменный знак Нетскэйпа и сам «официальный» глагол «to navigate», не имеющий соответствия в русском).
Метафора новой вселенной требует соотнесения с представлением о старой вселенной, самый простой ход здесь - новый мир является отражением старого. Это провоцирует еще одну метафору: Интернет - это зеркало. Именно на этой метафоре, насколько я помню, был построен самый первый рекламный баннер Журнала.Ру.
Однако, заложенные в эту метафору представления совсем не просты. Зеркало обладает огромным символическим потенциалом - поэтому и метафора «Интернет - это зеркало» может получать разные толкования. Мы начали с того, что зеркало отражает мир и следовательно является его копией. Но в зеркале, как известно, меняются местами right.org и left.com, зеркало может говорить правду, только правду и ничего, кроме правды (кто на свете всех милее? Спроси Альтависту что-нибудь вроде +«the most beautiful girl in the world», получишь порядка ста разных ответов, а на первом месте будет некая Вильма ).
Зеркало может лгать, как Зеркало Тролля (пакет tcp/ip попал в глаз, с тех пор я ищу, где у моего соседа кнопка «power»). Мы можем разглядеть в этом зеркале то, чего в несовершенном мире (еще) нет (зеркало - традиционный магический объект для предсказаний и гаданий) или увидеть, как в кривом зеркале искажается прекрасное лицо мира и маргинальное вылезает в центр.
Далее я рассмотрю две противостоящие друг другу метафоры, изображающие Интернет как пространства разного рода. Здесь нам придется опять обратиться к «высокому штилю» и перейти от почти незаметно «встроенных» в язык метафор к более или менее «авторским» формулировкам типа «Интернет - это ***». Обе формулировки предложены скорее «извне», хотя авторы обеих, несомненно, имеют некоторый опыт обращения с Сетью.
Интернет - это Дворец Информации. Метафора авторская - я почерпнул ее из звуковой заставки к передаче «Радио Свобода», посвященной Интернету (читает текст Алексей Цветков, подозреваю, что он же и автор). Очень жалею, что так и не записал весь текст заставки, поэтому процитирую по памяти (но близко к оригиналу): «Не ищите будущего на замшелых книжных развалах, среди научной фантастики. Будущее уже наступило. Расстояния упразднены, опоздания отменены. (Мой компьютер уже 5 минут пытается загрузить фото самой красивой на свете Вильмы. Скорость - 15 bps - Р.Л.) Все средства вещания и общения сплавлены воедино во всемирном дворце информации».
Перед нами - явно утопическая картина, слово «дворец» заставляет вспомнить о знаменитом Хрустальном Дворце - павильоне лондонской всемирной выставки, по-разному отразившемся в произведениях Чернышевского и Достоевского (павильон потом сгорел, а сны Веры Павловны остались).
Новая Реальность провоцирует образ Новых Людей. Понятно, что под Новым Небом обитать должны необычные существа - описание их физиологии и повадок дано в статье Настика Грызуновой «Планета Internet, #6».
«Социологическим» вариантом метафоры будет представление Интернета как утопического государства (вернее - общества), со своим гражданством (netizenship) и, как и положено, своей Декларацией Независимости:
«Мы не избирали правительства и вряд ли когда-либо оно у нас будет, поэтому я обращаюсь к вам, имея власть не большую, нежели та, с которой говорит сама свобода. Я заявляю, что глобальное общественное пространство, которое мы строим, по природе своей независимо от тираний, которые вы стремитесь нам навязать. Вы не имеете ни морального права властвовать над нами, ни методов принуждения, которые действительно могли бы нас устрашить» (Дж.П. Барлоу).
Метафора дворца включает метафору дома (в нем уже не работают, а живут), причем дома особого, куда допускаются избранные (сетеголовые) и куда непосвященным вход заказан. (Загрузил фото Вильмы. На вкус и цвет, как говорится…)
Метафоре дворца противостоит гораздо более распространенная метафора «Интернет - это свалка»:
«Сеть большая помойка, и вы, называя себя «Планета Интернет», становитесь смешны. Вы становитесь флагом над этой помойкой - флагом из грязной, местами рваной простыни и обломком швабры. Сеть - обман человеческой сущности». («Планета Internet», «8-9, письмо читателя О.А.Кирюхина)
Свалка - негативный мир культуры, мир навыворот, он наделен исключительно отрицательными характеристиками. Люди здесь не живут. Эта картина спародирована в известной песне на слова Норвежского Лесного:
Здесь птицы тебе не споют на рассвете,
Здесь в солнечный день не напиться с руки.
Здесь похоть и тупость расставили сети.
Здесь Сети. Поэтому, парень, беги!
Свалка противостоит дворцу, как хаос - космосу, царство энтропии - царству информации, пространство маргинальное - пространству центральному, как антидом - дому, как социально низкое - высокому. На свалке место крысам (вспомним о метафоре лазанья) или бродягам-бомжам, роющимся в мусоре с помощью крючьев-альтавист и палок-рэмблеров.
Обе метафоры по-разному выражают видение Интернета как своего рода вселенной. Первый образ ведет к архаическим представлениям о мире как здании (миро-здании), второй - к постмодернистскому образа культуры как свалки.
В зависимости от позиции говорящего, фундаментальная пространственная метафора принимает разные очертания - Город Солнца оборачивается бесполезными обломками человеческой культуры, возвращающимися в природное, хаотическое состояние.
Интернет описывается языком и как культурно ценное и как обсценное (непристойное). Так же двоится в зеркале языка образ «сетевого человека».
За языковыми метафорами стоит глубинная двусмысленность нашего отношения к лучшей игрушке (еще одна метафора на закуску), придуманной в стремительно заканчивающемся столетии.